Качественный Водолей
К концу школы я, бессменная вожатая у малышей, поняла, что мое призвание – это детская комната милиции. Мои несчастные родные, которые были весьма далеки от юриспруденции, мечтали о техническом образовании для меня. Но, проявляя широту натуры, считали, что в вопросе выбора жизненного пути нельзя насиловать юную душу, – побоялись грубо вмешиваться и попробовали тонко отвратить меня от мысли работать в милиции. Для этой цели через десятые руки была найдена знакомая, работавшая инспектором детской комнаты милиции. По коварному замыслу взрослых, я должна была посетить ее рабочее место под предлогом ознакомления со спецификой будущей работы, а она была призвана наглядно продемонстрировать мне все отрицательные стороны ее службы.
Не чуя под собой ног от счастья, я на крыльях прилетела в детскую комнату, где сидели две усталые, но симпатичные инспектрисы и два рослых, представительных и тоже усталых инспектора. Грустными голосами они начали перечислять мне тяготы моей будущей работы: дома они практически не бывают, членов семьи не видят, своих деток не воспитывают; когда они уходят на работу, дети еще спят, когда приходят, дети уже спят; зарплата маленькая, нагрузка большая; трудные подростки такие трудные, что дальше ехать некуда... Условия работы жуткие, приходится гоняться за малолетними правонарушителями по грязи... «А помнишь, Слава, когда мы воришку ловили, бежали в ноябре по шпалам, и ты плюхнулся в грязь, а я об тебя споткнулась и тоже плюхнулась? Пальто пришлось выкидывать». – «Да уж, мы с тобой были хороши! Воришку мы поймали благодаря тому, что он обернулся на звук падения тел, увидел нас, барахтающихся в грязи, и стал ржать так, что бежать дальше не смог». Обстановка разрядилась, в ход пошли воспоминания о других случаях из практики. Кончилось тем, что все четверо хлопали меня по плечу и наперебой говорили: «Видишь, как у нас здорово? Значит, так, после десятого класса сразу к нам, только к нам, ни о чем другом и не думай!»
После десятого класса я недобрала полбалла на вступительных экзаменах на юрфак, постеснявшись написать в анкете, что у меня диплом городской олимпиады по литературе, который дал бы мне недостающие полбалла, и пошла работать секретарем судебного заседания в народный суд, а на следующий год поступила на вечернее отделение юрфака.
Поработав в суде год, я поняла, что являюсь готовым юристом и легко могу сесть в судейское кресло и отправлять правосудие, а уж выступать в качестве адвоката или прокурора – просто как нечего делать.
Еще через год я стала думать, что до готового юриста мне очень далеко, что я ничего не знаю и что университетское образование будет совершенно не лишним.
Не лишним было и созерцание типов, проходивших перед моим секретарским взором в бесконечной череде судебных заседаний. До конца дней своих не забуду женщину, из-за которой муж зарезал соседа. Темпераментный муж-кавказец вернулся из заключения, где пробыл пять лет, и на следующий день устроил пиршество, на которое жена пригласила соседа, все пять одиноких лет служившего ей верной опорой. Сосед после распития забылся, презрел приличия и стал раздевать соседку прямо за столом. Горец выгнал его со скандалом, а жена в комбинации пошла провожать соседа на улицу. Горец погнался за ним с ножом, убил и сдался властям. Мы с нетерпением ждали появления в зале суда этой роковой женщины. Наконец вошло нечто такое невзрачное, что с трудом тянуло на женщину вообще. Она бодро дала показания, причем чувствовалось, что она просто купается во всеобщем внимании и с удовольствием повествует об интересных событиях, развернувшихся с ее участием. Прокурор решил повоспитывать ее и назидательно предложил ей оценить свое поведение. «Посмотрите на себя, – сурово сказал он. – Ведь из-за вас, из-за вашего легкомыслия одного человека уже нет в живых, а второй вряд ли выйдет из тюрьмы раньше, чем через десять лет. На вашей совести две загубленные жизни».
Что бы вы думали, она ему ответила? «Ну , значит , я того стою!»
Был и очень колоритный подсудимый, дававший показания в стихах, написавший в рифму кассационную жалобу, а после того, как городской суд оставил в силе приговор – шесть лет лишения свободы, он создал стихотворное произведение под названием «Автонекролог». Он был инвалидом – без одной руки и без ноги (несчастный случай в детстве), но, как видно, с обостренным чувством мужского самосознания. Женился и вскоре застал жену в постели с лучшим своим другом. Убил обоих. Отсидел срок, принудительно лечился от алкоголизма и в больнице познакомился с бывшей красоткой, спившейся вдовой морского офицера, тоже проходившей принудлечение. Выйдя из больницы, они стали жить вместе. По выражению самого героя, он испытывал к Валентине чувства, подобные тем, что несчастный Герасим испытывал к Муму. Как-то у магазина встретили молодого парня – «Третьим будешь?» – «Буду», привели его к себе, выпили, а потом гость стал
«Нахально лезть при мне
К моей от ярости немой
Красавице жене...»
Что оставалось делать герою?
«Я машинально со стола
Луч солнечный схватил...
Гость руки, как мулла в обет,
Подняв, вжав в шею их,
Кровавый оставляя след,
Оставил нас одних».
Дело было в Международный год женщины, поэтому свое последнее слово подсудимый закончил так:
«Международный женский год!
Не убегай, постой!
Отстал на станции тревог
Печальный рыцарь твой.
Себе на плечи груз взвалив,
Сижу печально тут.
Коль рок ко мне несправедлив,
Будь справедливым, суд!»
К тому времени я перешла из районного суда в городской, туда меня перетащил судья, у которого я работала секретарем, – обожаемый мной начальник, за ним я бы пошла в огонь и в воду.
Спустя неделю после моего перехода я сидела в канцелярии горсуда, куда пришла очаровательная адвокатесса, знакомая мне по районному суду, и начала рассказывать, что простудилась на похоронах следователя Нины Антроповой. Я пришла в ужас и стала расспрашивать, отчего умерла тридцатипятилетняя, довольно привлекательная и очень добрая Антропова. (Я помнила ее по районному суду, она допрашивалась в качестве свидетеля по делу о даче ложных показаний. Суть дела была в том, что шестнадцатилетняя девица из провинции, учащаяся ПТУ, наивная и неразвитая, вместе с подружкой познакомилась с двумя молодыми людьми, которые повезли их кататься на машине за город, где изнасиловали обеих. Причем нашей героине насильник, преодолевая ее сопротивление, сломал обе руки. Вся в слезах и соплях, девица заявила в милицию. Молодого человека задержали. Его папа приехал к ней в общежитие, подарил золотую цепочку, а взамен попросил отказ от обвинения. Когда она отказалась от своих показаний, работники милиции пришли в общежитие и побеседовали с директором ПТУ. Директор ПТУ, в свою очередь, побеседовал с ученицей и пообещал выселить ее из общежития. Результат – потерпевшая снова стала настаивать на том, что ее изнасиловали. К цепочке добавился золотой крестик, а к материалам дела – заявление о том, что половой акт был добровольным.
Так продолжалось до суда, на котором обвешанная золотом Маша сделала решающее заявление о невиновности ее первого мужчины и о том, что ручки она поломала по глупости, стуча ими в экстазе по железнодорожным рельсам, на которых и происходило слияние двух любящих сердец. Первый мужчина был оправдан, а Маша привлечена к уголовной ответственности за дачу ложных показаний и осуждена к двум годам лишения свободы. Антропова расследовала дело об изнасиловании и в ходе расследования подарила Маше свою юбку, поскольку единственную юбку той изрезали на биологической экспертизе. И на месяц приютила Машу, все-таки изгнанную из общежития, у себя дома.)
Очаровательная адвокатесса рассказала мне о том, что Нина Антропова вела обычную для женщины-следователя жизнь – все время на работе, и влюбилась в милицейского следователя, жуира и бонвивана. Тот от души поддерживал ее мужскими гормонами, но объяснял, что жениться, хотя мечтал бы о семье с Ниной, никак не может, потому как женат второй раз, уже был разведен, а второй развод немыслим для члена партии, каковым он является. Нина молилась на своего члена партии, готова была и дальше обожать его на вторых ролях, как вдруг тот неожиданно разводится и женится на молодой адвокатессе, пришедшей работать в районную консультацию. Антропова узнала о происшедшем от посторонних. Было ли между нею и героем ее романа какое-нибудь объяснение – история умалчивает. Но вскоре после чужой свадьбы она привела в порядок все свои уголовные дела, написала записку родным и приняла упаковку снотворного.
Адвокатесса, рассказавшая мне об этом, конечно, пожалела Нину, но в то же время резко осудила, ее – «уходить из жизни в таком возрасте из-за мужика – да это себя не уважать. Я бы так никогда не поступила, что бы со мной ни случилось». Спустя ровно пять лет сама адвокатесса, рыжая, миниатюрная, заводная, невероятно обаятельная, повесилась, устав от измен своего второго мужа, горячо ею любимого, не подумав о маленьком сыне, который, кроме нее, никому не был нужен. Хотя поговаривали, что на теле ее, вынутом из петли, обнаружили следы инъекций, а ее любимый был по специальности анестезиологом...
В горсуде мне запомнилось дело двоих развеселых дружков – Соловьева и Демидова, осужденных за убийство. Им было по двадцать шесть лет, оба нигде не работали, искали легких денег. Как-то они услышали по радио постановку по повести Родионова «Криминальный талант», которая начинается с того, что незаурядная преступница подсыпает жертвам в спиртное гексонал, а потом грабит беспомощных. Наверное, кого-то из читавших повесть или слушавших постановку захватил сюжет, кто-то оценил язык писателя, а Соловьев и Демидов, послушав радио, решили тоже достать сильнодействующее средство и грабить девушек в ресторанах.
Сказано – сделано. Средство достали, пошли в ресторан, познакомились с девушками, но травить их не стали, пожалели. Потом в том же ресторане они познакомились с официантками, постарше их лет на десять, прожили у них около месяца, потом прихватили из их квартир все ценное, что было нажито непосильным официантским трудом, – в основном золото и аппаратуру на астрономическую сумму, и были таковы. Но надолго этого не хватило. Они стали думать, где бы взять денег? И Демидова осенила блестящая идея, которую он развил в хитроумный план. Когда-то он служил на торговом судне вместе с пожилой буфетчицей, несколько лет назад ушедшей на пенсию, знал, что квартира ее набита ценными вещами. И придумал, что они придут к ней вдвоем с Соловьевым, выпьют водки, ей в водку подсыплют гексонал, и пока она еще не уснула, он – Демидов – предложит принести еще спиртного и уйдет, а когда хозяйка уснет, Соловьев откроет ему дверь, они ограбят квартиру, а потом Демидов объяснит буфетчице, что парня, с которым он вместе пришел, он, в общем-то, и не знает, познакомился с ним на улице, а вернувшись с дополнительной порцией спиртного, застал разграбленную квартиру и спящую хозяйку.
Идея была хороша, но, как у нас это всегда бывает, ее сгубило исполнение. У разбойников элементарно не хватило денег на водку, пришлось купить дешевого вина. И когда они улучили минуту и бросили гексонал в вино, то с ужасом увидели, что вино помутнело. Пришлось отказаться от шикарной идеи и воспользоваться подручными средствами – утюгом и топориком для разделки мяса. Отмывшись от крови и покинув место преступления с тяжелыми сумками, братки отправились в путешествие по бескрайним просторам нашей Родины. По слухам, на базаре в Сочи приценивались к пистолету, собирались угнать самолет в Турцию, но все же вернулись в Ленинград и стали жить у давней любовницы Демидова. И как-то раз Соловьева, выпившего и размякшего, потянуло на откровенность. В отсутствие Демидова он рассказал его подружке, что они убили и ограбили женщину и теперь их, наверное, ищут. Их взяли ровно через столько времени, сколько понадобилось любовнице Демидова, чтобы добежать до ближайшей милиции, плюс время на дорогу группе захвата.
На меня оба эти деятеля произвели впечатление на редкость убогих людей. Но меня поразило, как их, особенно Демидова, оценивали женщины.
Пострадавшие официантки, давая показания в суде, в один голос заявили, что претензий к подсудимым не имеют, причиненный им материальный ущерб они давно возместили ударным трудом в ресторане и очень просят разрешить им вступить в брак с Соловьевым и Демидовым. Сдавшая их любовница Демидова сказала, что совершила этот поступок (сообщила в милицию) из-за того, что тогда злилась на Демидова: перед его последним появлением у нее они расстались при следующих обстоятельствах. Демидов пришел к ней в гости, она стала кормить его обедом и сообщила, что беременна. Он поперхнулся, положил ложку в суп, встал и ушел, и больше она его не видела до того момента, пока ему не понадобилось пристанище. Ей пришлось сделать аборт, и она нанесла непоправимый вред своему здоровью. Эту душещипательную историю она завершила заявлением о том, что до сих пор любит Демидова и готова ради него на все. Одна из бывших подруг Демидова, у которой он достал гексонал, в суде сказала, что она сейчас замужем, у нее ребенок, но если Демидов (которому, кстати, светил немалый срок) позовет ее, она все бросит и пойдет за ним. Вот уж прямо флейтисты из Гаммельна!
В тот год, когда я стала работать секретарем в горсуде, там бурно обсуждали дело Фрязина. Двадцатитрехлетний Саша Фрязин был сыном профессора юрфака, отец его с матерью Саши развелся давно, жил отдельно, но как интеллигентный человек, отношения с сыном поддерживал. Саша решил жениться на девушке из хорошей семьи, преподавательнице английского языка, Лене Холевич, и перед самой свадьбой привел невесту к папе знакомиться. А папа был совсем еще не стар и хорош собой, и манеры у него были аристократические... Так и получилось, что Лена вышла не за Сашу, а за папу. А с Сашей отношения испортились безнадежно;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26
Не чуя под собой ног от счастья, я на крыльях прилетела в детскую комнату, где сидели две усталые, но симпатичные инспектрисы и два рослых, представительных и тоже усталых инспектора. Грустными голосами они начали перечислять мне тяготы моей будущей работы: дома они практически не бывают, членов семьи не видят, своих деток не воспитывают; когда они уходят на работу, дети еще спят, когда приходят, дети уже спят; зарплата маленькая, нагрузка большая; трудные подростки такие трудные, что дальше ехать некуда... Условия работы жуткие, приходится гоняться за малолетними правонарушителями по грязи... «А помнишь, Слава, когда мы воришку ловили, бежали в ноябре по шпалам, и ты плюхнулся в грязь, а я об тебя споткнулась и тоже плюхнулась? Пальто пришлось выкидывать». – «Да уж, мы с тобой были хороши! Воришку мы поймали благодаря тому, что он обернулся на звук падения тел, увидел нас, барахтающихся в грязи, и стал ржать так, что бежать дальше не смог». Обстановка разрядилась, в ход пошли воспоминания о других случаях из практики. Кончилось тем, что все четверо хлопали меня по плечу и наперебой говорили: «Видишь, как у нас здорово? Значит, так, после десятого класса сразу к нам, только к нам, ни о чем другом и не думай!»
После десятого класса я недобрала полбалла на вступительных экзаменах на юрфак, постеснявшись написать в анкете, что у меня диплом городской олимпиады по литературе, который дал бы мне недостающие полбалла, и пошла работать секретарем судебного заседания в народный суд, а на следующий год поступила на вечернее отделение юрфака.
Поработав в суде год, я поняла, что являюсь готовым юристом и легко могу сесть в судейское кресло и отправлять правосудие, а уж выступать в качестве адвоката или прокурора – просто как нечего делать.
Еще через год я стала думать, что до готового юриста мне очень далеко, что я ничего не знаю и что университетское образование будет совершенно не лишним.
Не лишним было и созерцание типов, проходивших перед моим секретарским взором в бесконечной череде судебных заседаний. До конца дней своих не забуду женщину, из-за которой муж зарезал соседа. Темпераментный муж-кавказец вернулся из заключения, где пробыл пять лет, и на следующий день устроил пиршество, на которое жена пригласила соседа, все пять одиноких лет служившего ей верной опорой. Сосед после распития забылся, презрел приличия и стал раздевать соседку прямо за столом. Горец выгнал его со скандалом, а жена в комбинации пошла провожать соседа на улицу. Горец погнался за ним с ножом, убил и сдался властям. Мы с нетерпением ждали появления в зале суда этой роковой женщины. Наконец вошло нечто такое невзрачное, что с трудом тянуло на женщину вообще. Она бодро дала показания, причем чувствовалось, что она просто купается во всеобщем внимании и с удовольствием повествует об интересных событиях, развернувшихся с ее участием. Прокурор решил повоспитывать ее и назидательно предложил ей оценить свое поведение. «Посмотрите на себя, – сурово сказал он. – Ведь из-за вас, из-за вашего легкомыслия одного человека уже нет в живых, а второй вряд ли выйдет из тюрьмы раньше, чем через десять лет. На вашей совести две загубленные жизни».
Что бы вы думали, она ему ответила? «Ну , значит , я того стою!»
Был и очень колоритный подсудимый, дававший показания в стихах, написавший в рифму кассационную жалобу, а после того, как городской суд оставил в силе приговор – шесть лет лишения свободы, он создал стихотворное произведение под названием «Автонекролог». Он был инвалидом – без одной руки и без ноги (несчастный случай в детстве), но, как видно, с обостренным чувством мужского самосознания. Женился и вскоре застал жену в постели с лучшим своим другом. Убил обоих. Отсидел срок, принудительно лечился от алкоголизма и в больнице познакомился с бывшей красоткой, спившейся вдовой морского офицера, тоже проходившей принудлечение. Выйдя из больницы, они стали жить вместе. По выражению самого героя, он испытывал к Валентине чувства, подобные тем, что несчастный Герасим испытывал к Муму. Как-то у магазина встретили молодого парня – «Третьим будешь?» – «Буду», привели его к себе, выпили, а потом гость стал
«Нахально лезть при мне
К моей от ярости немой
Красавице жене...»
Что оставалось делать герою?
«Я машинально со стола
Луч солнечный схватил...
Гость руки, как мулла в обет,
Подняв, вжав в шею их,
Кровавый оставляя след,
Оставил нас одних».
Дело было в Международный год женщины, поэтому свое последнее слово подсудимый закончил так:
«Международный женский год!
Не убегай, постой!
Отстал на станции тревог
Печальный рыцарь твой.
Себе на плечи груз взвалив,
Сижу печально тут.
Коль рок ко мне несправедлив,
Будь справедливым, суд!»
К тому времени я перешла из районного суда в городской, туда меня перетащил судья, у которого я работала секретарем, – обожаемый мной начальник, за ним я бы пошла в огонь и в воду.
Спустя неделю после моего перехода я сидела в канцелярии горсуда, куда пришла очаровательная адвокатесса, знакомая мне по районному суду, и начала рассказывать, что простудилась на похоронах следователя Нины Антроповой. Я пришла в ужас и стала расспрашивать, отчего умерла тридцатипятилетняя, довольно привлекательная и очень добрая Антропова. (Я помнила ее по районному суду, она допрашивалась в качестве свидетеля по делу о даче ложных показаний. Суть дела была в том, что шестнадцатилетняя девица из провинции, учащаяся ПТУ, наивная и неразвитая, вместе с подружкой познакомилась с двумя молодыми людьми, которые повезли их кататься на машине за город, где изнасиловали обеих. Причем нашей героине насильник, преодолевая ее сопротивление, сломал обе руки. Вся в слезах и соплях, девица заявила в милицию. Молодого человека задержали. Его папа приехал к ней в общежитие, подарил золотую цепочку, а взамен попросил отказ от обвинения. Когда она отказалась от своих показаний, работники милиции пришли в общежитие и побеседовали с директором ПТУ. Директор ПТУ, в свою очередь, побеседовал с ученицей и пообещал выселить ее из общежития. Результат – потерпевшая снова стала настаивать на том, что ее изнасиловали. К цепочке добавился золотой крестик, а к материалам дела – заявление о том, что половой акт был добровольным.
Так продолжалось до суда, на котором обвешанная золотом Маша сделала решающее заявление о невиновности ее первого мужчины и о том, что ручки она поломала по глупости, стуча ими в экстазе по железнодорожным рельсам, на которых и происходило слияние двух любящих сердец. Первый мужчина был оправдан, а Маша привлечена к уголовной ответственности за дачу ложных показаний и осуждена к двум годам лишения свободы. Антропова расследовала дело об изнасиловании и в ходе расследования подарила Маше свою юбку, поскольку единственную юбку той изрезали на биологической экспертизе. И на месяц приютила Машу, все-таки изгнанную из общежития, у себя дома.)
Очаровательная адвокатесса рассказала мне о том, что Нина Антропова вела обычную для женщины-следователя жизнь – все время на работе, и влюбилась в милицейского следователя, жуира и бонвивана. Тот от души поддерживал ее мужскими гормонами, но объяснял, что жениться, хотя мечтал бы о семье с Ниной, никак не может, потому как женат второй раз, уже был разведен, а второй развод немыслим для члена партии, каковым он является. Нина молилась на своего члена партии, готова была и дальше обожать его на вторых ролях, как вдруг тот неожиданно разводится и женится на молодой адвокатессе, пришедшей работать в районную консультацию. Антропова узнала о происшедшем от посторонних. Было ли между нею и героем ее романа какое-нибудь объяснение – история умалчивает. Но вскоре после чужой свадьбы она привела в порядок все свои уголовные дела, написала записку родным и приняла упаковку снотворного.
Адвокатесса, рассказавшая мне об этом, конечно, пожалела Нину, но в то же время резко осудила, ее – «уходить из жизни в таком возрасте из-за мужика – да это себя не уважать. Я бы так никогда не поступила, что бы со мной ни случилось». Спустя ровно пять лет сама адвокатесса, рыжая, миниатюрная, заводная, невероятно обаятельная, повесилась, устав от измен своего второго мужа, горячо ею любимого, не подумав о маленьком сыне, который, кроме нее, никому не был нужен. Хотя поговаривали, что на теле ее, вынутом из петли, обнаружили следы инъекций, а ее любимый был по специальности анестезиологом...
В горсуде мне запомнилось дело двоих развеселых дружков – Соловьева и Демидова, осужденных за убийство. Им было по двадцать шесть лет, оба нигде не работали, искали легких денег. Как-то они услышали по радио постановку по повести Родионова «Криминальный талант», которая начинается с того, что незаурядная преступница подсыпает жертвам в спиртное гексонал, а потом грабит беспомощных. Наверное, кого-то из читавших повесть или слушавших постановку захватил сюжет, кто-то оценил язык писателя, а Соловьев и Демидов, послушав радио, решили тоже достать сильнодействующее средство и грабить девушек в ресторанах.
Сказано – сделано. Средство достали, пошли в ресторан, познакомились с девушками, но травить их не стали, пожалели. Потом в том же ресторане они познакомились с официантками, постарше их лет на десять, прожили у них около месяца, потом прихватили из их квартир все ценное, что было нажито непосильным официантским трудом, – в основном золото и аппаратуру на астрономическую сумму, и были таковы. Но надолго этого не хватило. Они стали думать, где бы взять денег? И Демидова осенила блестящая идея, которую он развил в хитроумный план. Когда-то он служил на торговом судне вместе с пожилой буфетчицей, несколько лет назад ушедшей на пенсию, знал, что квартира ее набита ценными вещами. И придумал, что они придут к ней вдвоем с Соловьевым, выпьют водки, ей в водку подсыплют гексонал, и пока она еще не уснула, он – Демидов – предложит принести еще спиртного и уйдет, а когда хозяйка уснет, Соловьев откроет ему дверь, они ограбят квартиру, а потом Демидов объяснит буфетчице, что парня, с которым он вместе пришел, он, в общем-то, и не знает, познакомился с ним на улице, а вернувшись с дополнительной порцией спиртного, застал разграбленную квартиру и спящую хозяйку.
Идея была хороша, но, как у нас это всегда бывает, ее сгубило исполнение. У разбойников элементарно не хватило денег на водку, пришлось купить дешевого вина. И когда они улучили минуту и бросили гексонал в вино, то с ужасом увидели, что вино помутнело. Пришлось отказаться от шикарной идеи и воспользоваться подручными средствами – утюгом и топориком для разделки мяса. Отмывшись от крови и покинув место преступления с тяжелыми сумками, братки отправились в путешествие по бескрайним просторам нашей Родины. По слухам, на базаре в Сочи приценивались к пистолету, собирались угнать самолет в Турцию, но все же вернулись в Ленинград и стали жить у давней любовницы Демидова. И как-то раз Соловьева, выпившего и размякшего, потянуло на откровенность. В отсутствие Демидова он рассказал его подружке, что они убили и ограбили женщину и теперь их, наверное, ищут. Их взяли ровно через столько времени, сколько понадобилось любовнице Демидова, чтобы добежать до ближайшей милиции, плюс время на дорогу группе захвата.
На меня оба эти деятеля произвели впечатление на редкость убогих людей. Но меня поразило, как их, особенно Демидова, оценивали женщины.
Пострадавшие официантки, давая показания в суде, в один голос заявили, что претензий к подсудимым не имеют, причиненный им материальный ущерб они давно возместили ударным трудом в ресторане и очень просят разрешить им вступить в брак с Соловьевым и Демидовым. Сдавшая их любовница Демидова сказала, что совершила этот поступок (сообщила в милицию) из-за того, что тогда злилась на Демидова: перед его последним появлением у нее они расстались при следующих обстоятельствах. Демидов пришел к ней в гости, она стала кормить его обедом и сообщила, что беременна. Он поперхнулся, положил ложку в суп, встал и ушел, и больше она его не видела до того момента, пока ему не понадобилось пристанище. Ей пришлось сделать аборт, и она нанесла непоправимый вред своему здоровью. Эту душещипательную историю она завершила заявлением о том, что до сих пор любит Демидова и готова ради него на все. Одна из бывших подруг Демидова, у которой он достал гексонал, в суде сказала, что она сейчас замужем, у нее ребенок, но если Демидов (которому, кстати, светил немалый срок) позовет ее, она все бросит и пойдет за ним. Вот уж прямо флейтисты из Гаммельна!
В тот год, когда я стала работать секретарем в горсуде, там бурно обсуждали дело Фрязина. Двадцатитрехлетний Саша Фрязин был сыном профессора юрфака, отец его с матерью Саши развелся давно, жил отдельно, но как интеллигентный человек, отношения с сыном поддерживал. Саша решил жениться на девушке из хорошей семьи, преподавательнице английского языка, Лене Холевич, и перед самой свадьбой привел невесту к папе знакомиться. А папа был совсем еще не стар и хорош собой, и манеры у него были аристократические... Так и получилось, что Лена вышла не за Сашу, а за папу. А с Сашей отношения испортились безнадежно;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26