Наши напарники — люди с опытом, так что можешь не беспокоиться. За те деньги, что Ник нам платит, он имеет право на все самое лучшее.
— И все же однажды мы чуть не взлетели на воздух, а в другой раз нас едва не сбила машина, — с упреком сказал Эдам.
На лице Саймона отразились попеременно и смущение, и вызов.
— Я должен был следовать за вами и следить, не угрожает ли вам какая-нибудь опасность, это верно, — согласился он. — Но меня не предупредили, куда именно вы направляетесь. К тому же я в любом случае не имел права бросать вас без присмотра даже ради того, чтобы проверить магазин перед тем, как вы туда приедете. Что касается попытки наезда, то здесь, возможно, действительно есть моя вина — я был слишком далеко. Впрочем, я вряд ли бы успел что-либо сделать. Эта чертова тачка появилась как из-под земли, я успел только добежать до своей машины, а она уже исчезла. К счастью, ты был рядом… Ник говорил мне, что у тебя — отличная реакция, но такого даже я не ожидал. Леди, наверное, не получила ни царапины?
Эдам посмотрел на детектива и сказал спокойно:
— Кстати, о царапинах… Если леди получит хоть одну, тебе придется иметь дело со мной, а я не ограничусь тем, что урежу ваши гонорары. Надеюсь, я выражаюсь достаточно ясно?
Но Саймон выдержал его взгляд.
— Уж больно ты строг, — буркнул он. — Впрочем, Ник как-то обмолвился, что ты на самом деле гораздо круче, чем кажешься. А поскольку ты кажешься мне достаточно крутым, то… Словом, я учту твои пожелания. Мы присмотрим за леди, хотя для этого, наверное, придется задействовать еще двоих моих людей.
— Счет можешь прислать мне, — сказал Эдам. — Только пусть это будут самые лучшие люди, о'кей? Но Саймон отмахнулся от него.
— Ник платит щедро, — повторил он. — Мы разберемся.
— И последнее… — Эдам, прищурившись, посмотрел на уже почти растворившиеся в сумерках вершины деревьев за стеной усадьбы. — Если вы заметите что-то подозрительное — все равно что, — сразу же дайте мне знать. У тебя есть номер моего пейджера?
Саймон кивнул.
— И твой телефон в отеле тоже. Я позвоню.
— Смотри не забудь, — промолвил Эдам почти с угрозой.
Саймон кивнул.
— Вы будете ужинать, мисс? — спросила Фиона, выглянув в холл на звук шагов Рэчел.
— Да. А где дядя Камерон?
— Он сказал, что у него свидание. Жаль, я не успела спросить, сколько он ей платит.
Рэчел рассмеялась.
— Ради бога, Фиона! У дяди в Ричмонде полно знакомых, в том числе несколько женщин, которым нравится его общество. Я рада, что он, наконец, начал выходить.
Фиона фыркнула.
— Что ж, по крайней мере он перестанет лазить по всем ящикам и шкафам, словно там спрятан клад!
— Ну, если взглянуть повнимательнее на все, что мы уже нашли в старой мебели, вряд ли можно сказать, что он зря тратит время.
— Может быть, вы и правы, мисс. — Фиона вздохнула. — Но мне все равно хочется, чтобы все это поскорее закончилось и чтобы мы снова могли спокойно жить в нашем доме.
— Потерпи, Фиона, ждать осталось недолго. Экономка сокрушенно покачала головой.
— Все равно они возятся слишком долго, а из-за них и вы не отдыхаете как следует. Ну ничего, может быть, сегодня, когда все оставили вас в покое, вы, наконец, выспитесь.
Рэчел улыбнулась.
— Уверяю тебя, я в полном порядке.
— Я знаю. — Фиона помолчала и добавила совсем другим тоном: — По крайней мере — будете в порядке. Теперь.
Рэчел была так потрясена, что не сразу нашлась, что ответить. Лишь когда экономка повернулась, чтобы идти в кухню, она сказала дрожащим голосом:
— Это… это совсем не потому, что он похож на Тома!
Фиона остановилась на пороге и обернулась.
— Какая разница — почему? — ответила она, слегка пожимая плечами. — Главное, мисс, что вы снова стали такой, как были. Десять лет вы просто шли по жизни с закрытыми глазами, а теперь вы проснулись. Мистер Том очень бы обрадовался, если бы узнал, что вы выздоровели, — он так любил жизнь!
— А… Эдам?
— Если мистер Делафилд вас действительно любит, то он, конечно, тоже будет за вас рад.
Рэчел ничего не сказала на это, но когда экономка скрылась в кухне, она невольно задумалась о самом главном — о том, без чего все, что она только что выслушала, теряло смысл.
Эдам не заговаривал с ней о любви. А она сама? Понимает ли она сама то, что с ней происходит?
Большую часть своей сознательной жизни Рэчел считала, что ее чувство к Тому — глубокое, сильное и искреннее и что ничего подобного ей уже никогда не пережить. Ее любовь и преданность Томасу Шеридану были абсолютными и безоговорочными, и потому горе, причиненное его смертью, сразило наповал Рэчел. За десять прошедших лет она едва оправилась от этой потери. За то же самое время Рэчел превратилась из девочки во взрослую женщину, в ней пробудилась жажда к творчеству, к созиданию, к независимости, но осознала она это только сейчас.
И теперь Рэчел окончательно поняла, что наивной девятнадцатилетней девушки, которая так долго и сильно любила своего Тома, больше не существует.
Но главной причиной внутреннего смятения Рэчел было ее чувство к Эдаму. Она не ожидала, что оно окажется таким сильным и сложным, ведь еще недавно Рэчел была совершенно уверена, что ей уже никогда не испытать ничего подобного. Еечувство не было обожанием — в нем смешивались страх, восхищение, доверие, зарождающаяся любовь, сомнения, пугающие сны, необъяснимая тревога, волнующая страсть.
Но все это оказалось отодвинуто на второй план физическим влечением, сметавшим любые преграды, воздвигаемые рассудком и воспитанием. Вместе с душой проснулось и тело. Оно стало другим — чувствительным, ненасытным. Незнакомый, странный голод денно и нощно сжигал Рэчел на медленном огне неутоленного желания, захватывая ее каждый раз, когда она смотрела на Эдама или прикасалась к нему. Одного звука его голоса было достаточно, чтобы внутри у Рэчел все замирало, а его улыбка рождала безотчетное волнение.
Но все это чувствовала она. Это были ее чувства.
Что касалось самого Эдама, то тут Рэчел терялась в догадках. Он испытывал к ней чувственное влечение, это было несомненно, но насчет всего остального она вовсе не была так уверена. Эдам прекрасно умел скрывать от нее все, что ему не хотелось показывать.
Рэчел твердо знала, что Эдам сказал ей не все, что у него есть еще несколько секретов, которыми он пока не готов с ней поделиться, и это было главным, что питало ее сомнения. Его прошлое тоже оставалось отчасти покрыто мраком неизвестности, однако к этому Рэчел относилась несколько спокойнее: если в жизни Эдама и были какие-то сомнительные моменты, то о них она предпочитала не знать. Гораздо больше пугало ее другое — его нежелание быть с ней до конца откровенным. А как она могла доверять человеку, который не говорил ей всего?
Рэчел, однако, почти сознательно избегала ситуаций, вопросов, которые могли вызвать его откровенность. Она просто боялась узнать что-то такое, что могло причинить ей боль. До сих пор Рэчел вспоминала свой последний кошмар и благодарила бога за то, что он послал ей этот сон. Если бы она не была предупреждена, то, заметив шрамы на спине Эдама, она скорее всего стала бы допытываться, что это такое, — и совершила бы ошибку. В конце концов он скорее всего рассказал бы ей о том, что произошло с ним в тюрьме, а Рэчел не хотела этого знать. Ей было достаточно сна, и одна лишь мысль о том, что она может узнать больше, повергала ее в ужас.
Нет, она не станет его расспрашивать. По крайней мере, не сейчас.
«Но ты должна знать, где он побывал. Ты должна понять…»
Тут Рэчел покачнулась и, наверное, упала бы, если бы не подвернувшийся ей под руку стол, за который она чудом успела ухватиться. Впервые за все время до нее дошел странный смысл ее последнего кошмара.
Шрамы, шрамы на спине у Эдама… Она увидела их во сне раньше, чем наяву, раньше, чем Эдам тогда повернулся к ней спиной. Значит, она знала… Но откуда?
Разумеется, логично было предположить, что пока Эдам сидел в тюрьме в Сан-Кристо, с ним обращались жестоко. Но с чего она взяла, что его били кнутом? Его могли пытать электрическим током, водой или «давилкой», как она видела по телевизору. А между тем Рэчел была совершенно уверена, что багрово-красные следы на спине Эдама в ее сне и светлые шрамы на его теле в реальности тоже совпадают.
«Ты должна знать, где он был. Ты должна понять…» — снова услышала она ясно, как наяву.
Теперь это был голос Тома.
— Я просто устала, только и всего! — сказала Рэчел вслух, но ее слова прозвучали неубедительно.
— Мне уже начинают мерещиться всякие вещи, — добавила Рэчел с нервным смешком.
Голос Тома, который она слышала во сне и наяву, его записка, желтая роза, золотой браслет в шкатулке с украшениями — мысленно перечисляла Рэчел. Да что же это такое?! Неужто она и вправду сходит с ума?
— Я не верю в призраков! — громко сказала она, на этот раз — твердо, хотя голос ее был каким-то чужим, хриплым. — Не верю!
Но тут Рэчел припомнила свое страшное ночное пробуждение десять лет назад и призрачную фигуру Тома в изножье ее кровати. Это было, было! Она это не выдумала!
— Мисс Рэчел, вы здесь?
Голос Фионы заставил ее вздрогнуть от неожиданности, но Рэчел тем не менее была благодарна экономке, которая своим появлением отвлекла ее от зловещих мыслей.
— Я забыла сказать: мисс Ллойд оставила вам записку. Она лежит на старом комоде, который ее рабочие снесли в подвал. Он стоит у самой двери. Насколько я поняла, это список вещей, которые заинтересовали вашего дядю.
Рэчел кивнула.
— Спасибо, Фиона. Я сейчас взгляну… А что, Дарби уже закончила разбирать подвал?
— Еще нет. Она вывезла только то, что вы хотите продать или что требует ремонта. Часть мебели подняли на первый этаж. Все, что с бирками, уже осмотрено и внесено в опись. Остальными вещами мисс Ллойд обещала заняться на следующей неделе.
— Пожалуй, я спущусь в подвал, — сказала Рэчел, вставая.
— Будьте осторожны на ступеньках, — предупредила Фиона.
— Конечно, — кивнула Рэчел. — Я уже давно не маленькая девочка, Фиона.
Экономка вернулась на кухню, Рэчел направилась в подвал. Пройдя коротким коридором, она оказалась перед внушительной дверью. Здесь мысли ее неожиданно приняли иное направление.
Рэчел думала о брате отца и своем дяде — Кэмероне Гранте. Насколько ей было известно, в семье его всегда считали артистической натурой, и действительно, делами брата он не интересовался. Экономические и финансовые вопросы занимали его настолько мало, что для управления доставшимся ему по наследству капиталом Кэмерон Грант нанял финансового менеджера, который, действуя от его имени, с переменным успехом вкладывал те или иные суммы в различные проекты и предприятия. Со своим братом Кэмерон никогда не советовался — Рэчел, во всяком случае, не помнила ни одного такого случая — и сама мысль о том, что по его рекомендации Дункан мог одолжить кому-то пять миллионов, казалась совершенно абсурдной.
Кроме того, в своих записях ее отец вряд ли бы назвал брата «старым другом». Скорее уж «старым негодяем», ибо братья едва ладили между собой, а уж настоящей дружбы между ними никогда не было.
Взяв со стоявшего у двери комода подготовленный Дарби список, Рэчел пробежала его глазами. В нем было перечислено всего несколько предметов, особенно понравившихся Кэмерону, но ни один из них ее не интересовал. Единственное, о чем подумала Рэчел, это о том, куда ее дядя собирается ставить все эти вещи.
Положив список обратно, Рэчел включила свет в подвале и стала спускаться, но уже через несколько шагов остановилась. В подвале пахло сыростью, пылью и мышами. Этот запах неожиданно напомнил Рэчел о мрачном и темном здании, в котором она побывала во сне.
О тюрьме, где она видела Эдама.
От этого у нее даже закружилась голова, и она была вынуждена остановиться и крепко взяться за перила, чтобы не упасть. Несколько раз Рэчел повторила себе, что это был только сон, прежде чем улеглось ее сердцебиение, а перед глазами перестали раскачиваться развешанные под потолком лампы с защитными сетками. Лишь успокоившись, Рэчел двинулась дальше.
К тому моменту, когда она достигла подножия лестницы, паника ее совершенно улеглась. Как и чердачные помещения, подвал долгое время служил семье Грантов складом, куда стаскивались всякие ненужные вещи, и в первую очередь — мебель. Лампы под потолком хорошо освещали это просторное помещение с побеленными стенами, и во всем подвале не было ни одного мрачного уголка. Здесь не было ни чуланов, ни дверей — только вдоль дальней стены высилась составленная друг на друга мебель, до которой еще не добралась Дарби Ллойд со своими молодчиками, да пылилось под лестницей несколько вместительных сундуков, в которых хранились всякие мелочи, отправленные сюда за ненадобностью.
Разглядывая освободившееся пространство в передней части подвала, Рэчел поняла, что это — работа Дарби. Очевидно, ей пришлось очень постараться, чтобы отвоевать у подвала эти несколько квадратных ярдов пола, иначе здесь было бы просто не развернуться. Зато теперь можно было надеяться, что уже очень скоро эти авгиевы конюшни будут окончательно расчищены.
Раздумывая об этом, Рэчел медленно шла в дальнюю часть подвала, где между составленными друг на друга столами, комодами, этажерками и бюро был оставлен узкий проход. В самом начале этой тропы, ведущей в глубь мебельных джунглей, ей попалось несколько шкафов и трюмо, снабженных бирками — очевидно из тех, что люди Дарби не успели поднять наверх. Они были тщательно вычищены от пыли и грязи, а местами — заново отполированы, и Рэчел удивилась про себя, как много успела сделать ее подруга.
Дойдя примерно до середины подвала, Рэчел убедилась, что мебели остается еще порядочно; почти вся она была очень красивой и, наверное, представляла немалую ценность. Прежде Рэчел не задумывалась об этом, но теперь восторг и энтузиазм подруги стали ей понятнее. Для Дарби это была настоящая золотая жила.
Потом путь ей преградили вешалки для шляп и пальто, которых здесь собралось не меньше двух десятков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50