Формально никто у Загребняка ничего не забрал, все его оборудование на месте, а то, что неработоспособное, так это другой вопрос. Сломалось. С кем не бывает.
— Ох, ребята. Думается мне, что на этом ваше общение с этим типом не закончится. Он злопамятный. У него это на лбу написано. Я таких засранцев столько перевидал, что и не упомнить, — сказал Вереск.
— По крайней мере, есть шанс, что он в конце концов поймет, что все его поползновения бессмысленны. Может быть, хоть тогда от нас отвяжется, — отозвался Ликвидатор, с наслаждением прихлебывая черный кофе такой кондиции, которую Ленка обычно называла «только заборы красить».
— Пока он поймет, сто лет пройдет. Он за это время еще столько гадостей сделает, что и не сосчитать.
— Слушай, а что ты ему в сумку положил? Ну, в качестве передачи? Мне еще в больнице страсть как захотелось спросить, но как-то неудобно было, сам понимаешь.
— Да три упаковки йогурта, открытку с чайником и надписью «не кипятись», плюс бутылку минералки. Чтоб свои больные нервы лечил и успокаивал.
— Добрый ты у нас, Олежка! А мог бы и адскую машинку подсунуть!
— Мог бы, да не было в закромах Родины подходящей. А абы что я своему крестнику не потащу. Только чтобы наверняка и без лишних жертв.
— Господа, господа! Не нужно полемики! Лучше скажите, когда в следующий раз собираемся? А то я вчера не до конца это понял, меня отвлекли.
— На следующей неделе. Тоже в среду. Как обычно.

* * *

Вечер, на который Кристина запланировала свою «отвальную», пришелся на субботу. Посоветовавшись с двести сорок восьмой, она решила, что это произойдет где-нибудь вне стен Теремка. Иначе бы не удалось нормально посидеть с девчонками, пришлось бы то и дело срываться на пост. Никакого удовольствия, одно сплошное расстройство.
Квартиру для посиделок предоставила в этот раз Женька триста семнадцатая. Лесничий помог Кристине довезти все то, что она наготовила накануне, донес все до дверей и вежливо откланялся под предлогом того, что «мужчина на девичнике — персона нон грата». Кристина была ему крайне благодарна за тактичность. Сама бы она ни за что не смогла сказать, что сегодня им, действительно, мужчины ни к чему. Это только их вечер, и ничей больше.
Женька с Ленкой помогли разложить салаты по салатникам, горячее поставили поближе к микроволновке, чтобы при необходимости разогреть все за считанные минуты, и стали ждать остальных.
Вопреки обыкновению, сегодня никто из девчонок не опоздал. Так что за стол сели буквально минут на десять позже определенного для себя Кристиной срока.
Сначала общение как-то не ладилось. Уж больно печальным был сегодня повод для встречи. Одна из их подруг, их коллег уходила из Спасения, а значит, так или иначе, и из коллектива. Собравшиеся за столом уже не строили розовых иллюзий насчет того, что все обещания держатся, а желания исполняются, — жизнь научила. Новая работа, новые друзья, новые проблемы — и все: человек ушел. Он где-то рядом, о чем-то мечтает, достигает каких-то своих целей и высот, но уже вне этой команды. Так что сегодняшний вечер с полным отношением можно было назвать прощальным. Для себя Кристина уже точно знала, что единственный человек, с которым она будет поддерживать тесные отношения и после того, как покинет Службу Спасения — это Ленка. Пережитое сильно сплотило их, и Кристина уже не мыслила себе того, как это она не поделится с Леной своими надеждами, замыслами, или просто не посидит с ней за чашкой чая с тортом, болтая «за жизнь». За одно это она уже считала свою работу в Спасении не напрасно потраченным временем. А если вспомнить о том, что именно здесь она перестала чураться людей, научилась открытому общению, ощутила, что значит дружеская поддержка тогда, когда ты особенно сильно в ней нуждаешься…
Через полчаса дело пошло веселее. Женька достала гитару, и понеслось. Кристина вместе со всеми пела «Ничего на свете лучше нету», потом все песни подряд из «Гардемаринов» и «Мушкетеров», затем старые романсы и песни времен молодости своих родителей. На руки ей взобралась Женькина дочка Машка, которая то и дело теребила светлые волосы «тети Кристины» и тихонько спрашивала, а когда она, Маша, вырастет, у нее такие же будут? Ведь правда? Пришлось успокоить и сказать, что непременно. Даже еще лучше. Темноволосая Машка повеселела и, осмелев, поведала на ухо, что из-за нее вчера в детском саду целых два мальчика подрались. Просто она с Сашкой поцеловалась, а Данилке это не понравилось. Только маме говорить не надо, а то она, наверное, рассердится. Кристина только вздохнула про себя. Ну и дети пошли!
Когда настала пора расходиться по домам, даже Кристину что-то этакое изнутри кольнуло, и она с удивлением обнаружила, что на щеки спрыгнули непрошеные слезинки. Впрочем, на мокром месте глаза были не только у нее одной. Инка вообще то и дело шмыгала в рукав, едва сдерживаясь, чтобы не «развести сырость на два километра», как, бывало, поговаривала триста семнадцатая. Сама, впрочем, поблескивающая подозрительно влажными глазами. Спокойнее всех воспринимала происходящее двести сорок восьмая. Впрочем, ей действительно было нечего переживать. С Кристиной Ленку связывало не меньше, чем, скажем, родных сестер. Поэтому ей можно было не бояться за то, что четыреста вторая надолго исчезнет из поля зрения.
По домам подружек развозил Ликвидатор. Они заранее договорились с Лесничим, поскольку тот беспокоился о Кристине, и совершенно не желал, чтобы после застолья она добиралась до дому на общественном транспорте, да еще и так поздно. Сам он за ней заезжать не хотел, поскольку боялся надоесть. Он тоже выработал собственную тактику по отношению к Кристине, суть которой можно было бы свести к девизу «захочет — сама придет». А чтобы она побыстрее «захотела», нужно было, чтобы она хорошенько соскучилась, а значит, следовало почаще оставлять ее наедине с собой и не баловать собственным присутствием. Увы, Кристина пока что не выказывала ни малейших признаков того, что ей надоело одиночество. Но Иван не сдавался.
Пока они ехали по ночной Москве, Кристина, разглядывая огни московских улиц и пестрые рекламные щиты, как ни странно, думала именно о своем «богатыре с рацией». Интересно, что бы он сказал, если узнал, что на самом деле она уже вторую неделю вспоминает его и утром, и вечером, что по ночам просыпается в своей доселе уютной постели от ощущения, что кого-то не хватает рядом? Но она сама поставила себя в такие рамки: либо первый шаг сделает Лесничий, либо никто. В этом была суть ее игры. Иначе она теряла весь свой смысл. Или упорное завоевание со всеми соответствующими атрибутами, либо…
Машина резко дернулась с пронзительным визгом тормозов, вырвав Кристину из плена сладких раздумий об Иване. Она завертела по сторонам головой, пытаясь сориентироваться, что же произошло.
— Тьфу, гадство! Ну откуда его черт принес! — сквозь зубы матерился Ликвидатор, объезжая в дупель пьяного бомжа, практически прыгнувшего под колеса. — Еще бы чуть-чуть и размазал бы идиота! О чем только думают! Жизнь что ли не дорога?
Ленка успокаивающе погладила его по руке. Было видно, что она и сама напугана. Олег был опытным и уверенным водителем, но от вот таких нелепых случайностей на дороге не застрахован никто. Все равно отвечать придется, даже если пострадавший будет проспиртован от головы до пят. Таков закон.
Дальше ехали уже чуть медленнее. Было видно, что Ликвидатор все не может придти в себя от этого инцидента. Мысли Кристины снова вернулись к Лесничему. Интересно, а как бы она себя повела в такой же ситуации, только если бы за рулем сидел Иван, а она рядом с ним, на том месте, где находится Ленка? Почему-то легкое ободряющее поглаживание, которым она так естественно оделила Олега, все никак не шло у Кристины из головы. А вот ей бы такое даже в голову не пришло сделать. Почему? Неужели она так боится проявления собственных чувств? Или просто не привыкла к этому? Насколько она себя помнила, в детстве мама часто обнимала, тормошила и ласкала ее, но она сама никогда не отвечала матери тем же самым.
В эту ночь Кристина долго не спала. С ней такое бывало частенько: чем более был богат событиями день, тем труднее было расслабиться и отдохнуть. Она и так, и сяк взвешивала возможные последствия ухода из Спасения, строила планы на то, чем займется в ближайшую неделю… и остро чувствовала то, насколько одинока. Причем ведь по собственной глупой гордости. Она опять попала в ловушку собственных убеждений и запретов. Только на этот раз она отказала себе в праве на первый ход. И теперь имела то, что имела. Одинокие ночи, а с этого дня — еще и дни, не занятые какой-либо обязательной деятельностью. Черт, вот набрать бы знакомый номер телефона, позвонить, сказать — приезжай, я жду тебя! Но на часах третий час, и зачем портить человеку сны? Неловко как-то получается. Она не имеет права так распоряжаться чужим временем, чужой жизнью. Она ведь ведет себя так, словно ей кто-то обязан. А как только близкие отношения надоедают — уходит от человека до той поры, пока снова по нему не соскучится. Боже мой, какая же она эгоистка! И ведь никак это не исправить, это уже в характере. Ну почему все так нелепо складывается!
А может быть, все же позвонить? Наплевав на все условности? Нет, так нельзя. Но все же…
Как сомнамбула, не соображая толком, что же она делает, Кристина пододвинула к себе телефон и набрала номер Лесничего. Сначала трубку долго никто не брал, наконец, там раздался вполне бодрое «слушаю».
— Алло, Иван, это я, Кристина!
— Кристя, что-нибудь случилось?
— Нет, со мной все в порядке. Просто… я хотела сказать: если можешь — приезжай. Прямо сейчас. Я не могу без тебя. Я, наверное, выгляжу в твоих глазах круглой идиоткой. Звоню посреди ночи, предлагаю невесть чего. Да, наверное, я зря позвонила. Извини. Пожалуйста, извини.
— Что ты, все в порядке. Я сейчас же выезжаю. Полчасика еще продержишься? А то мне машину долго прогревать.
— Конечно, продержусь, но, может быть, все же не стоит? Мне так неудобно…
— Все нормально. Я уже одной рукой влез в рубашку, секунд через пятьдесят буду одет полностью. Жди!
И в трубке раздались гудки отбоя.
Ну вот. И зачем она все это затеяла? Лесничий наверняка решил, что случилось что-то серьезное, о чем она не хочет говорить по телефону. А все куда как проще и банальнее: она просто не может пережить эту ночь в одиночестве. Не из-за каких-то конкретных событий, а просто так получилось.
Полчаса до встречи с Лесничим пролетели как один короткий миг. Кристина даже толком не успела одеться. Накинула какое-то домашнее вязаное платье, да и все. Даже волосы не расчесала, хотя и собиралась. Она нервничала, места себе не находила, пытаясь представить, как произойдет встреча, но когда в двери зазвенел замок, и Иван открыл дверь своим комплектом ключей (она так и не собралась сказать ему, чтобы он отдал их обратно), Кристина просто подошла к своему дорогому ночному гостю, уткнулась лицом в куртку-дубленку, пахнущую морозным воздухом и бензином, да так и осталась стоять, не сказав ни слова.
Что происходило потом — Кристина вспоминала не раз, да так и не могла вспомнить до конца. Каждый раз всплывали все новые и новые подробности их безумной встречи, так что она даже начала сомневаться: а не выдумала ли все это? Вязаное платье лежало на полу в одной охапке с джинсами и колючим шерстяным свитером, а их хозяева все никак не могли оторваться друг от друга. Они оба так ждали этого момента, маскируясь за масками отстраненного безразличия, что теперь просто выплескивали, изливали извне все то, что накопилось за время добровольной разлуки. И отчего-то быстро устали, сникли, не имея сил ни на то, чтобы все продолжить, ни на то, чтобы завершить. Короткие моменты забвения, обрывочного сна, объятья, страстные ласки и нежные поцелуи сквозь забытье. Выспаться не удалось ни одному из них, хотя встали они почти что в полдень, тогда, когда за окном уже вовсю сияло ослепительное зимнее солнце, предвещавшее трескучие морозы и помороженные носы.
Пока пили на кухне вечный кофе, щедро сдобренный сливочным мороженым, ни он, ни она не произнесли ни слова. Все было понятно и так. Они не могут жить друг без друга. И эта сумасшедшая ночь — лучшее тому подтверждение, если кто-то в этом и сомневался. Они — две половинки. Может быть, далеко не идеально подходящие, не во всем совпадающие, но половинки.
После завтрака Иван уехал куда-то по своим делам. Он не стал говорить, куда, а Кристина его и не спрашивала. Это им ни к чему. Потому что в этом странном союзе обнаружилась одна тонкость: если эти двое имеют хоть малейшую возможность быть вместе, они вместе. А если они порознь — значит, есть дела, которые требуют обязательного участия. Так зачем спрашивать, что это за дела, и как долго они продлятся. Это все уже вторично и неинтересно.
После его ухода Кристина занялась набросками. В принципе, коллекция, вернее сказать, пробная коллекция, была уже почти совсем готова, но ей все казалось, что нет какой-то изюминки, завершающего штриха, гвоздя программы — да как угодно назови, суть не изменится! Хотя каждая модель была по-своему оригинальна и неповторима, в целом вся подборка навевала на мысль о вариациях на заданную тему, а не о свободном полете фантазии. Требовалось что-то весьма стильное и раскованное, чтобы перебить эту неудачную ассоциацию. Несмотря на то, что Кристина только делала первые шаги в этом бизнесе, она не собиралась мириться с неизбежной ролью новичка и всеми вытекающими отсюда последствиями. Ее детище в любом случае должно было быть на высоте. Причем на максимально возможной.
Отказавшись от намерения придумать что-либо подходящее, Кристина просто бесцельно водила карандашом по листу, пытаясь насколько возможно отключить критическое мышление: «это должно сработать», «данный штрих чересчур небрежный», и все в том же духе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36