На бумажке было нацарапано: «Переежать отказуюсь». Председатель удивился и рассердился, хотел тотчас же ехать узнавать, в чем дело, да заела текучка.
…Через две недели Горыне стало тесно во дворе. Просунув хвост в подворотню, он клал головы на конек крыши и терпеливо глядел вдаль, поджидая Федула. Вечерами старик выгуливал своего питомца. Горыня любил лакомиться верхушками сосен, но при этом не опустошал окрестные леса, а щипал деревья понемножку, чтобы они не погибли. С оглушительным ревом, так что дрожали стекла в избе, он разбегался, пытаясь взлететь. Из пастей вылетали языки пламени, из ноздрей валил густой черный дым. «Не балуй с огнем, выпорю», — покрикивал Федул.
Часами запыхавшийся старик бегал по поляне, рыча и маша руками, показывая, как, по его мнению, следует летать. Он обзывал Горыню «олухом царя небесного», кричал: «В кого ты только такой уродился?!» — «Я же реактивный, батя, — смущаясь, оправдывался Горыня, — мне крыльями махать не положено».
И однажды Горыня взлетел. Неуклюже покачиваясь в воздухе, он долго тянул на бреющем. И когда старик, задравший голову, уже почти потерял надежду на удачу, он сделал невероятное усилие и, заложив глубокий вираж, срезав крылом несколько сосен на опушке леса, набрал высоту.
И на выселках был праздник. Федул, выпив три стакана бражки, врал, что был в войну летчиком, а Горыня сидел на улице и, засунув головы в распахнутые окна, глядел на старика преданными глазами.
Целыми днями и ночами Горыня теперь летал. Он научился изменять геометрию крыла и стартовал почти с места. Черной точкой он скрывался в тучах, чтобы потом с леденящим кровь свистом и ревом спикировать вниз и выровняться у самой земли. Он сам придумал «мертвую петлю», «бочку» и другие фигуры высшего пилотажа.
— Покатал бы старика, Горыня…— заикнулся как-то Федул и тотчас испугался, но было поздно.
С тех пор они летали вместе. Старик приспособил старое кресло в пасти средней головы, купил защитные очки и мотошлем. Он командовал сам себе: «Не курить! Пристегнуть ремни!» И они летели.
Однажды они увидели большой самолет. И поняли, что самолет падает.
— Жми, Горыня! — закричал Федул. Никогда еще они не неслись с такой скоростью.
Тонкие перепонки крыльев вибрировали, грозя вот-вот лопнуть.
И все-таки Горыня успел — подставил широкую спину под фюзеляж.
Ему не хватило сил погасить скорость самолета. Он смог только задержать падение и выбрать подходящую поляну.
Самолет накренился, зацепился крылом за деревья и мягко осел. Взрыва не произошло.
Люди выбирались из салона, помогая друг другу, еще не веря, что все обошлось, и в первый момент даже не замечали под ногами что-то мягкое, подрагивающее, раздавленное самолетом. Люди нервно смеялись, приходя в себя и не понимая, почему плачет неведомо откуда взявшийся худой старик в мотошлеме.
КРЫЛЬЯ
Человек перестал зависеть от прихотей природы. Теперь сама природа зависит от прихотей человека. Когда-то она устраивала себе на потеху всякие оледенения и потепления, раскачивала земную ось. А теперь человек может природе такое устроить, что она не возрадуется. Он, правда, тоже.
И все же я думаю, что природа не так беспомощна перед нашим массированным натиском. Думаю, она еще вполне способна подкинуть нам такую штуку, которая не только изумит нас, но и заставит, как это уже не однажды бывало, подумать о своем ничтожестве перед милостью и гневом Ее Величества Природы.
…В одной молодой семье родился первенец. Его ждали с большим нетерпением и надеждой. Ребенок просто обречен был на самую счастливую Долю. Во-первых, это было дитя любви. Самой настоящей любви, без всяких натяжек, а это, согласитесь, явление отрадное и обнадеживающее. Во-вторых, родители ребенка были потомственно нормальными людьми, они не страдали пороками и страстишками, которые могли бы отрицательно повлиять на качество потомства. В-третьих, с той л другой стороны новый человек имел великое множество родственников, среди которых все до •одного были тоже крайне благополучными людьми, ^крепко стоящими на ногах.
А новорожденный оказался уродом. Да нет, не пугайтесь, в целом ничего страшного не произошло. Мальчик был красивым, как ангелочек, все жизненные функции отклонений не имели, вполне нормальным был и мозг ребенка. Но беда в том, что на спине у младенца, и это сразу бросалось в глаза, имелась лишняя пара конечностей в виде…
Да, совершенно верно. Это были крылья. Как опять же у ангелочка. Впрочем, крылья — это, пожалуй, слишком сильно сказано. Так себе, цыплячьи крылышки, маленькие, слабые, покрытые редким желтоватым пушком.
— За что такое наказание, господи? — трагически взывали неверующие в бога бабушки, воздевая, как и положено, руки к небу.
Дедушки ни к кому не взывали, они хмуро молчали, много курили и размышляли о том, какуюу пользу можно в данном случае извлечь из многочисленных знакомств и связей, незаметно накопившихся за долгую жизнь. Оба они были волевыми людьми, закаленными в житейских бурях и штормах. Оба верили, что безвыходных положений не бывает.
Молодые родители были безутешны. Мать вообще едва держалась, она мучилась от сознания своей возможной необъяснимой вины, — с матерями это часто бывает в подобных случаях. Конечно, у ней пропало молоко. Что по нынешним, благополучным в основном временам никакой трагедией являться не может. И все же вселяет неуверенность и сомнения.
Энергичные дедушки обратились со своей бедой к знакомым. А знакомые — к знакомым своих знакомых. И так далее. Впрочем, все хлопоты были, пожалуй, излишними. Врачи и сами здорово заинтересовались этим случаем, первым в медицинской практике.
На консилиуме собрались светила всех почти областей знаний. В основном академики. И все эта дело было сокрыто кромешной врачебной тайной.
Крылья мальчика были тщательно исследованы без отделения от владельца, насколько это оказалось возможным. Имел место даже спектральный анализ одной пушинки, естественно, выпавшей из своего посадочного места.
Академики пришли к выводу, что крылья на спине есть самый элементарный атавизм, только-несколько странно проявившийся. Ведь до сих пор считалось, что среди прямых предков человека крылатых животных не водилось. В общем, теорию эволюции слегка творчески подработали под новую объективную реальность, и все стало на свои места.
— Случай хотя и редкий, но вполне объяснимый, — подытожил специалист из генетиков.
— С точки зрения элементарной теории вероятностей, в данном факте ничего сверхъестественного нет, — поддержал специалист от строгой математики.
— Так что же, товарищи ученые, наш ребенок вырастет и станет летать, как птица?! — ужаснулись родственники, которых как-то забыли обнадежить и утешить.
— Ни в коем случае, — твердо сказал маститый медик с волосатыми руками. — Подождем до полугода, после сделаем рентген, посмотрим, насколько этот атавизм связан с внутренними органами, но я не думаю, что он связан с ними больше, чем обычные нормальные конечности. И прооперируем. Я полагаю, операция будет несложной, однако в научных целях ее необходимо будет провести в нашем институте.
Вся родня облегченно вздохнула и вернулась к повседневной деятельности, которая пришла в некоторый упадок. Вспомнили, что ребенок до сих пор живет без имени, без свидетельства о рождении. Отпраздновали шумные родины. Жизнь вновь пошла своим выверенным курсом.
А малыш стал подрастать. Он ничем внешне не отличался от других младенцев, только спинку его не показывали никому из посторонних.
Крылышки потихоньку крепли, наполнялись силой, желтый пух исчезал, и на его месте отрастали красивые блестящие перышки. Лежа на животе, освобожденный от плена пеленок, малыш уже пробовал махать крыльями. Он махал ими, поднимая в квартире довольно сильный ветер, и можно было подозревать, что со временем эти крылья вполне способны будут поднять человека в небо. Но никто из окружающих даже не подумал о такой возможности. Да и кому это нужно в наше время сверхзвуковых лайнеров и космических полетов?
Прошло полгода, ребенку сделали рентген, и оказалось, что все предположения медицинского светила подтвердились. Оказалось, что крылья можно легко убрать без какого бы то ни было ущерба для организма.
Операция была проведена блестяще. Крылья заспиртовали для научных и учебных целей. Ребенок после операции несколько дней поболел да и выздоровел. А еще через полгода на месте крыльев не осталось даже самых незначительных следов.
Институтские хирурги знали свое дело. Не то что некоторые больничные.
Мальчик рос, радуя родителей и всех окружающих своими разносторонними способностями, казалось, он впитал все лучшие качества своей благополучной родни. А еще он рос добрым, нежадным, честным. Только вот чрезмерная мечтательность настораживала иногда.
— Мама, — говорил мальчик утром, лежа в по стели с широко открытыми глазами, — мне при снился сегодня чудесный сон. Как будто я — птица.
— Это бывает, — отвечала мать, — это значит, что ты растешь.
Мальчик вырос, пошел в школу. А там новые программы, нагрузки, издерганные учителя, не очень воспитанные соратники по учебе и все такое. И он летал во сне все реже и реже, пока не перестал совсем. Незаметно улетучилась и мечтательность.
«Значит, я вырос», — догадался мальчик и пошел устраиваться на работу по снабженческой линии…
Пока ученые искали причины возникновения неведомой мутации, случаи подобного атавизма среди детей участились. И скоро уже крылья стали скорее правилом, чем исключением.
Словом, пока ученые искали причины, врачи-практики занимались выполнением своих прямых обязанностей. И надо признать, здорово поднаторели в этом деле.
Сперва за операции брались только видные деятели, потом насмелились деятели помельче. А там и рядовой фельдшер стал за смену выполнять от восьми до десяти этих операций. Крылья отрезали почти как ногти и выкидывали на помойку. Из перьев выходили непревзойденные поплавки для рыбной ловли.
Появилась и другая, более прогрессивная методика. Стоило крыло перевязать потуже суровой ниткой, как бесполезный орган начинал засыхать на корню и через несколько дней отваливался сам, не оставляя ни малейшего следа.
Великое действо, доступное поначалу лишь избранным, стало со временем будничной процедурой, вроде той, освоенной тысячелетия назад, которой подвергают и теперь молодых бычков и поросят, желая добиться от них примерного поведения и хороших привесов.
Но прошли годы, и все громче стали раздаваться голоса в защиту крыльев. Дошло до того, что некоторые начали утверждать, будто крылья для человека так же естественны, как руки к голова.
— Дайте хоть одним крыльям вырасти и показать, на что они способны! — слышались призывы.
И находились родители, согласные растить крылатого ребенка.
Но теперь уже принимало решения новое поколение людей. Из тех, кто родился когда-то крылатым.
Так вот эти люди в большинстве своем ни за что не хотели соглашаться. То ли их беспокоило, что весь наш мир — жилье, транспорт да и города в целом — не приспособлен для крылатых людей, а его переделка потребует огромных материальных затрат; то ли они просто заранее завидовали летающим людям. Ведь сами-то они, как мы помним, были в свое время обескрылены непоправимым хирургическим путем.
А мутация тем временем пошла на убыль. Никто и не заметил, как она однажды иссякла совсем, как были выброшены на помойку последние человеческие крылья.
Так люди снова, уже в который раз, победили природу. Надолго ли?
МЕСТО В ОЧЕРЕДИ
Золотой век наконец наступил. Мир наконец добился прочного мира, а ученые победили самое смерть. Победили тогда, когда уже никто всерьез не верил в эту фантастическую возможность. Так, к счастью, бывает, только, увы, не часто.
Словом, однажды люди оказались перед реальной перспективой вечной жизни. Эта перспектива свалилась на них совершенно неожиданно, но люди имеют обыкновение быстро привыкать ко всяким новым препятствиям, поэтому первичное радостное и, пожалуй, теоретическое изумление очень скоро сменилось вполне практической озабоченностью, как поскорей заполучить столь ценное свойство.
Надо добавить, что к тому времени уже не существовало проблемы перенаселения, человечество активно осваивало новые миры, покоряло без особых издержек немыслимые еще недавно расстояния, а будущее предвещало еще более радостные достижения.
Итак, когда по планете уже разгуливало несколько тысяч бессмертных людей, первые из которых были без преувеличения отважными, достойными всяческого восхищения волонтерами; вторые — весьма ценными для человечества индивидами, которым угрожала хотя и устаревшая, но скорая смерть; третьи — просто наиболее ловкими представителями нашего биологического вида, — в общем, когда новая область медицины накопила достаточный опыт, в один прекрасный день было официально объявлено о начале всеобщей вакцинации населения на предмет бессмертия.
Впрочем, это была процедура несравнимо более сложная, чем элементарный укол, просто кто-то назвал однажды это дело вакцинацией, и название подхватили, а научное наименование операции, вероятно, показалось слишком сложным или скучным, и оно не прижилось. Вскоре забылось.
Так вот, поскольку вакцинация была делом хлопотным, сложным и весьма дорогостоящим, то» естественно, прививки эти не могли быть одновременно сделаны всему человечеству. Впрочем, ничего страшного в этом не усматривалось. Поскольку, как известно, пока человек жив, он бессмертен. Поэтому процедура вручения бессмертия растянулась на долгие годы, — имелось в виду, что на пункты вакцинации люди будут приходить по мере надобности, то есть достигнув определенного возраста или почувствовав опасные прорехи в здоровье.
Но тут вышла ошибочка. Люди сочли, что случайность играет слишком большую роль в нашей суетной жизни, а поэтому откладывать столь важное мероприятие в долгий ящик, по меньшей мере, неразумно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22