Первоклассный магазин https://Wodolei.ru 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Этим занимается лично Корнелий, вооруженный мощным двенадцатикратным морским биноклем. Профессора Кречетова неоднократно видел он, когда тот приходил к Вариному отцу, не сомневается к тому же, что на пляже будет он в обществе Вари. Пока, однако, ни Вари, ни Леонида Александровича ему не удается обнаружить.
— Зря мы так рано… — ноет Вадим. — Да и не пойдут они на пляж сегодня. Устали, наверно, с дороги.
— Устали! — усмехается Корнелий. — Ты не видел разве, какой профессор здоровяк? Да и Варя не усидит, а одну он ее на море не отпустит.
— Но не видно же их нигде. Смотри, сколько народу на пляже — видать, вся писательская братия вывалила, а их все нет. Небось полно всяких литературных знаменитостей. Будут теперь вокруг Вари увиваться…
— Можешь не волноваться, знаменитостей пока что не видно. Во всяком случае, ни Федина, ни Симонова телескоп мой не обнаружил. Да и вообще знаменитости в эту пору сюда не ездят. Они сейчас в Дубултах или Коктебеле. Это уж я точно знаю. У них не тот возраст, чтобы отдыхать, а тем более творить тут что-нибудь в этом июльском пекле. Они сюда в сентябре или октябре…
— Ну, а те, что помоложе! Евтушенко, например?..
— Этот может. Вон, кстати, какой-то длинный парень, очень на него похожий.
— Брось разыгрывать!..
— Чего разыгрывать? Определенно, это он! Теперь как начнет читать Варе свои стихи! Что тогда в сравнении с ним ты со своими лошадиными остротами?
Вадим пытается вырвать у Корнелия бинокль, но глава корпорации так отталкивает его, что он чуть из лодки не вываливается.
— Да не лапай ты этот хрупкий инструмент, чертов буйвол! — ругается Корнелий. — Вон Варя в поле зрения. Спускается на пляж по лесенке. Сейчас и сам профессор должен появиться… Но нет, не видно что-то… Неужели она одна? Как же это он отпустил ее одну?..
— Дай же ты мне хоть на Варю-то посмотреть, — молит Вадим.
— А ты зачем сюда приехал? — рычит на него Корнелий. — Амурами заниматься? Ромео из себя изображать? У нас черт знает какой важности задача международного значения, а он… А ну, заводи мотор да подай чуть ближе к берегу.
Пока обиженный Вадим возится с мотором, Корнелий обнаруживает и Кречетова. Он тоже спускается на пляж и подходит к Варе, чтобы передать ей ключ от своей комнаты.
— Ну, наконец-то! — облегченно вздыхает глава корпорации. — Появился и дядюшка. Но что такое?.. Он снова куда-то уходит… И не один, с ним какой-то морячок… Э, да это, видно, тот, что в моторке мимо нас недавно проскочил! Да что ты там возишься? Заводи скорее! Видно, профессора повезут куда-то…
Теперь Корнелий уже не отводит глаз от бинокля. Профессор в сопровождении широкоплечего моряка действительно садится в моторную лодку, причаленную к одной из глыб железобетона, оставшегося от старой набережной, разрушенной несколько лет назад свирепым штормом.
— Они берут курс на юго-запад, — сообщает Корнелий Вадиму. — Держись и ты этого направления.
— Так ведь у них моторка не чета нашей. Обгонят они нас в два счета…
— Ну и пусть обгоняют. Мы будем левее их держаться, поближе к берегу и на таком расстоянии, чтобы они не смогли нас рассмотреть. Могут заподозрить? Ну, это едва ли. Смотри, сколько разных лодок в море! Что ж тут подозрительного, что и мы совершаем морскую прогулку?
— А что толку!
— Как — что? Надо же знать, куда его везут. Моторка держит курс в открытое море, но не в Турцию же.
Пропустив лодку с профессором Кречетовым вперед и значительно правее, Корнелий осторожно наблюдает теперь за ним в бинокль.
— Ты смотри, Вадим! Видишь, что там впереди по курсу их моторки?
— Подводная лодка?
— Нет, Вадим, это не подводная лодка. Это, наверно, батискаф. Ну, в общем — подводный дирижабль для исследования морского дна на больших глубинах. Сбавляй ход! Нам не следует к нему приближаться. Да, по всему видно, что этот профессор серьезное что-то замышляет. Не зря, значит, американцы им заинтересовались…
А профессор Кречетов теперь уже на палубе батискафа. В сопровождении широкоплечего моряка он проходит в рубку и скрывается из виду.
— Интересно бы узнать, что у них там? — мечтательно произносит Корнелий. — Жора Диббль немалые бы деньги нам за это отвалил. Но туда нам даже с помощью твоей красотки не попасть…
— А ты лучше вон куда глянь, — толкает его в бок Вадим. — Видишь, моторка пронеслась? Она тут давно уже циркулирует. Не за нами ли наблюдает кто-то?..
Корнелий торопливо ловит моторку в поле зрения своего бинокля.
— На ней тоже двое, — сообщает он Вадиму. — И один из них с аквалангом. Значит, не за нами… За нами ни к чему с аквалангом. А вот не за профессором ли?
— Если за ним, то, значит, заранее знали, что он в подводный дирижабль будет спускаться, — заключает Вадим.
— Ну, это едва ли, — сомневается Корнелий. — Не может же не обратить на это внимание экипаж батискафа или пограничники.
— А тут еще и пограничники имеются?
— А ты как думал?
— Я в этом деле человек серый.
— Тебе это лучше знать.
— То-то и оно.
— Тогда, может быть, акваланг этот у них для отвода глаз? Поныряли с ним возле берега, а потом маханули подальше. Вроде проветриться, а на самом-то деле за нами…
— Да, возможно… Скорее всего — мерещится нам все это.
— На нервной почве, — ухмыляется Вадим.
— Нечего зубоскалить! Глянь лучше на моторку, что профессора привезла. Не уходит. Значит, он сюда ненадолго, и нам нужно поторапливаться.
— Куда поторапливаться?..
— К Варе. Давай поскорее к берегу и дуй к ней галопом! Говори, что хочешь. Клянись в любви, уверяй, что не смог без нее в Москве и дня прожить, что… В общем все, что только в голову взбредет, лишь бы только она поверила, что ты сюда из-за нее. Не сомневаюсь, что ей должна понравиться такая безумная любовь.
— Да ты что? — дико таращит глаза Вадим. — За кого меня принимаешь? Да я сроду никому ни в какой любви не объяснялся! Противно это…
— А как же твои победы?
— Ну, так это у меня без особых церемоний…
— Но тут необычный случай и придется с «церемониями». А для этого нужно было в свое время не только в киношку, а и в театр и в оперу заглядывать, стихи читать.
— На колени еще, может быть, перед нею?..
— А что ты думаешь, вполне может быть, что понадобится и это. Ну, а в общем-то ты порядочный лапоть и, конечно же, испортишь все дело, если начнешь работать в «лирическом ключе». Так что валяй так, как сможешь, своим методом, но чтобы у нее никаких сомнений, что ты сюда только из-за нее! Плавать умеешь? Ну, прыгай тогда в море и плыви к ней. А так тебя на литфондовский пляж с твоей явно не творческой физиономией ни за что не пропустят. У них тут на этот счет строго. Туда только в трусах и только морем можно проникнуть. И не робей — таких нарушителей границ литфондовского пляжа там и без тебя не мало.
«25»
Пока Алексей раздумывает над тем, удобно ли постучаться в дверь к профессору и спросить его, не пойдет ли он купаться, на пляже появляется Варя. Русин замечает ее из своей лоджии. К ней сразу же устремляется Сидор Омегин. Тут уж Алексей, не раздумывая более, торопливо берет полотенце и спешит на пляж.
— А где же Леонид Александрович? — спрашивает он Варю.
— Уехал куда-то, — беспечно отвечает Варя.
— Как — уехал?
— Вернее, уплыл, — уточняет Варя. — За ним зашли и увезли куда-то на моторной лодке.
— Не на прогулку же?
— Нет, не на прогулку, — смеется Варя. — На прогулку он взял бы, наверное, и меня. Видно, у него там дела. Дядя сказал, что повезут его на батискаф. Будут, значит, опускаться на дно морское.
— А что, собственно, нужно там, на дне Черного моря, профессору Кречетову? — удивляется Омегин.
— Я, право, не знаю, — смущенно пожимает плечами Варя. — Не интересовалась как-то…
— Ну, а ты, всезнающий фантаст, — обращается к Русину Омегин, — тоже, наверно, не объяснишь нам ничего?
— Я могу только догадываться. Мне известно, что профессор Кречетов связан с какими-то работами по программе Международного геофизического года. А геофизиков интересует сейчас проект верхней мантии.
— А что, разве и мы тоже решили добираться до этой верхней мантии со дна моря? — спрашивает подошедший к ним Фрегатов.
— Не думаю, — покачивает головой Алексей. — Хотя земная кора в глубоководной части Черного моря, так же как и под океанами, имеет схожее строение. Она там базальтовая, без гранитного слоя.
— Ну, а если не бурение скважин, то на дне Черного моря вообще нечего больше делать, — убежденно заявляет Семенов. — Оно ведь примерно со ста пятидесяти метров и до самого дна заражено сероводородом и лишено жизни. Да и не для физиков эта задача. Профессора Кречегова, как я понял из разговора с ним в поезде, интересует и не верхняя мантия вовсе. Его, по-моему, привлекает ядро нашей планеты.
— Но ведь это черт знает на какой глубине! — восклицает Омегин. — Кажется, тысячи три километров?
— Две девятьсот, — уточняет Русин. — Но мне думается, интересует его даже не это, а внутреннее ядро, которое еще глубже. До него пять тысяч километров.
— И оно, кажется, жидкое? — спрашивает Омегин.
— Большинство ученых полагают, что наоборот — твердое, а в жидком состоянии лишь внешнее ядро. Но и само понятие «жидкое» тут особое, ибо вещество находится там под давлением в миллион с лишним атмосфер…
— Знаем, знаем! — перебивает его Фрегатов. — Это каждый школьник знает. А вот насчет внутреннего ядра, где давление почти втрое больше, действительно идут споры. Одни считают его железным, другие силикатным.
— А я читал, будто бы загадку эту решили метеориты, — вставляет Сидор Омегин.
— Э, ничего они не решили! — пренебрежительно машет рукой Фрегатов. — Хотя они и являются, как полагают некоторые ученые, осколками погибшей планеты.
— И притом почти такой же, как и наша, — убежденно заявляет Русин. — Весьма вероятно в связи с этим, что каменные метеориты соответствуют химическому составу мантии, а железные — ядру планеты.
— А я думаю, что в ядре — звездная материя, — возражает ему Фрегатов. — Это утверждают и немецкие ученые Кун и Риттман. Они считают, что центральное ядро нашей Земли состоит из ионизированного водорода.
— А англичанин Джеффрис утверждает, что ядро либо железное, либо оливиновое, состоящее из силикатов магния и железа. Такого же мнения и наши ученые. Разница у них лишь в том, что вместо магния они предполагают наличие в железном внутреннем ядре никеля.
— Почему же тогда Земля приобрела такую форму, какую должен был принять жидкий шар? — удивляется Омегин.
— Да, правильно, — соглашается с ним Русин. — Земля тоже жидкая, но не в буквальном смысле, а лишь вследствие ползучести ее вещества и длительности воздействия на него центробежной силы. В этом-то и состоит противоречивость свойств вещества Земли. Когда на него действуют кратковременные силы, подобные сейсмическим толчкам, оно ведет себя, как легированная сталь, а когда оказывается под воздействием медленных сил — обретает пластичность.
— Пожалуй, все-таки профессора Кречетова интересует главным образом внутреннее ядро, находящееся в сверхплотном состоянии, — задумчиво произносит Фрегатов. — Может быть, даже состоит оно из совершенно неизвестного нам вещества. Вот это-то вещество и зондируют, наверно, коллеги профессора Кречетова нейтринными импульсами.
— А есть разве такое вещество, с которым нейтрино взаимодействует? — удивляется Омегин. — Оно ведь…
— Скрозь все, хочешь ты сказать? — усмехается Фрегатов.
— Ваша ирония тут, пожалуй, ни к чему, — серьезно замечает Фрегатову Семенов. — Нейтрино действительно ведь почти неуловимо. Гамма-лучам, слабо взаимодействующим с ядрами вещества, нужно пройти в среднем два с половиной — три метра свинца, прежде чем «завязнуть». А нейтрино для этого должно пронизать сплошную толщу свинца размером в пятьдесят световых лет.
— Но тогда это явно бредовая затея — уловить поток нейтрино, проходящий лишь сквозь нашу маленькую планету! — шумно восклицает Омегин. — Удалось разве кому-нибудь «притормозить» хоть одно нейтрино?
— Ай-яй-яй, научный фантаст Омегин! — смеется Фрегатов. — Разве можно быть таким скептиком? О таком ученом, как Бруно Максимович Понтекорво, слышал ли хоть что-нибудь?
— Ну ладно, хватит меня разыгрывать, я ведь серьезно… — сердится Омегин.
— И я тоже вполне серьезно. А тебе надо бы знать мнение Понтекорво по поводу неуловимости нейтрино. Тем более что в чем-то он с тобой согласен…
— В самом деле, Фрегатов, зачем вы превращаете все это в шутку? — хмурится Семенов.
А Русин лишь понимающе улыбается. Он знает манеру Фрегатова разговаривать с такими людьми, как Омегин.
— Почему же в шутку? — удивляется Фрегатов. — Понтекорво тоже ведь считает, что пропускать одно нейтрино сквозь астрономическую толщину вещества для того, чтобы оно с достаточной вероятностью с ним прореагировало, нереально. Или, как остроумно выразился наш коллега, бредово. И он предложил обратное — пропустить астрономическое число нейтрино через разумную, скажем, метровую толщину жидкого или твердого вещества. Такой эксперимент и был осуществлен в 1956 году.
— Тогда нейтрино взаимодействовало, кажется, с протоном? — спрашивает Семенов.
— Если мне не изменяет память, — замечает Алексей Русин, — это было не нейтрино, а антинейтрино.
— Да, память вам не изменяет, — снисходительно улыбается Фрегатов. — Я умышленно не уточнял эти подробности, чтобы нашему коллеге… Ну хорошо, хорошо, Сидор! Зачем же обижаться? Никто, кроме тебя, не осуждает ведь меня за столь популярное изложение не такой уж простой проблемы макроскопического проявления слабых взаимодействий. Да, вы правы, коллега Семенов, в этом эксперименте антинейтрино, как совершенно справедливо поправил вас наш общий друг Алексей Русин, взаимодействовало с ядрами водорода, что и было зарегистрировано сцинтилляционным счетчиком. А что такое сцинтилляция, я не стану объяснять, чтобы не обидеть кое-кого из наших коллег, хотя Варя, наверное, этого не знает.
— Да, Варя не знает, — зло бросает Сидор Омегин, — и не испытывает из-за этого…
— А я не удивлюсь, — прерывает его Фрегатов, — если окажется, что ничего «не испытывает» и еще кое-кто.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29


А-П

П-Я