И вас туда же, милые дамы».
Проход за ними закрылся, и Степан на некоторое время вновь остался в одиночестве. Он не сомневался, что все у них получится – выходит, ему оставалось только ждать изменений в окружающем пространстве, свидетельствующих о его телепортации на родину. Конечно, у них имелись весомые причины, чтобы его возненавидеть – дров он здесь наломал порядочно. Тем основательнее был повод поскорее от него избавиться.
Но вот перед ним вновь открылось жерло пространственного канала. Он не очень обеспокоился, увидев в «двери» силуэт дракона – наверное, для его отправки требовалось личное присутствие кого-то из них.
– Скорее идите сюда! – сказала взволнованным голосом драконица, хотя продолговатая морда ничего не выражала. – Вам надо немедленно покинуть эту площадку, другого выхода нет.
– Как это нет? – возмутился Степан, заподозривший подлую ловушку. – Когда здесь существует переходный канал! И как иначе я попаду домой?
– Вас не отправят домой. Верьте мне и, умоляю, поторопитесь! – Она даже лапу вперед протянула – мощную четырехпалую граблю. Давайте, мол, быстрее, а я вас в случае чего подстрахую.
– Что, переговоры провалились? – спросил Степан с сомнением: очень походило на то, что его просто хотят выманить с насиженного места, Где все преимущества были на его стороне.
– Нет, – качнула она своей тыквой, – переговоры прошли успешно, вы оказались правы, но не ждите выполнения данных вам обещаний.
– Давайте no-порядку: значит, десант отменяется? – само по себе это было неплохим известием: стало быть, его миссию можно считать завершенной, пускай и не так, как хотелось бы Экселенцу. – Так какого же, спрашивается, дьявола вы не намерены сдержать слово? – Похоже, им мало было сегодняшней заварухи, чтобы сообразить, как грешно издеваться над беззащитным человеком. И обманывать его, сирого, тоже грех, за который, между прочим, может и воздаться. – Всегда догадывался, – сказал он, – что женские обещания не стоят и ломаного гроша!
Вряд ли драконица понимала, что такое грош, но общий смысл до нее дошел прекрасно.
– Оскорбляйте своих женщин – возможно, они этого заслуживают! – воскликнула она с возмущением. – А нам, бргрдлам, свойственно держать слово! Поэтому я здесь. И предлагаю вам немедленно, пока не поздно, пойти со мной.
Возможно, она говорила правду, и бргрдлы, а также бргрдлихи являлись честнейшими созданиями: юлить, извиваться и подличать – удел разной пузатой мелочи, все ради выживания, будь оно неладно, чтобы, стало быть, не затоптали. Тем, чей удел топтать – динозаврам и прочим звероящерам, – это ни к чему, сбить их с ног под силу разве что глобальной катастрофе, а уж если серого вещества в избытке, так их уже ничто не свернет со светлого пути эволюции. Но все равно – что толку Степе бежать отсюда в долину? На верхотуре-то куда удобнее, и, что бы они там себе ни задумали, какие бы коварные планы ни вынашивали, им все равно слабо его уничтожить: да свороти вы хоть весь горный массив – его гора останется нерушима, по крайней мере до тех пор, пока он на ней сидит.
– Ну же, не медлите! – драконица сделала лапой подгоняющий жест.
«Примерно так они, наверное, шлепают непослушных детенышей», – подумал Степан, невольно радуясь тому, что находится на порядочном расстоянии. А ей от всей души сказал:
– Спасибо! Но я, пожалуй, останусь. Вам не стоит за меня волноваться, честное слово, мне ничто не грозит.
– Довольно разговоров! – рептилия, похоже, не на шутку сердилась, но, в отличие от большинства истеричек, говорила при этом тоном ниже. – Вы ничего не понимаете!
– Это вы не понимаете… – начал было он, как вдруг она со словами: «Дорога каждая секунда!» – шагнула к нему на площадку.
Казалось бы, их разделяло порядочное расстояние, но уже через миг Степан ощутил боль в левом предплечье, потому что его сжала мощная лапа, сухая, как терка.
А еще через секунду Степанов замечательный стол с горячими блюдами и напитками на любой вкус исчез, поглощенный ослепительной метелью. Заодно из поля зрения скрылись: гора, которую они всей компанией (вместе со столом) попирали, небеса, пялившиеся на них глазами трех лун, камин, давно потухший, и прочие атрибуты подлунного мира – все кануло в небытие, потонув в невыразимых сугробах. Оттого-то Степан и остался нем, лишь открыв рот да так с ним, разинутым на некоторое время, и оставшись.
Звероящерица была права: он действительно чего-то не понимал. Одно не вызывало сомнений, он вновь находился в состоянии трансверсионного перехода, то есть куда-то его все-таки отправили. Вернее, не его, а их: эта засушенная годзилла находилась поблизости, вцепившись в его руку по-прежнему крепко, словно боясь потерять. Даже в такой экзотической компании Степа все-таки от души надеялся попасть на Землю в соответствии с договором: всегда до последнего хочется верить, как в чудо, в чью-то порядочность, даже если никаких подобного рода чудес ни разу в жизни не видел.
Наконец кругом что-то обрисовалось. Нечеткий, подернутый туманом пейзаж, сплошь заваленный обломками. Запустение и разруха, одним словом. Нечто подобное можно встретить и на Земле, в тех же «горячих точках», но Степан почему-то сразу понял, ощутил в первую же секунду, как бывает, когда заходишь по ошибке в чужой дом – это не его планета. В чем он мог бы поклясться, даже очутившись здесь с завязанными глазами: душа, как ребенок, робко спросила: «Мама?..» – и чужой голос из глубин ответствовал глухо: «Нет». Может быть, организм просто фиксировал малейшие разницы в гравитации, в составе воздуха…
М-да, что касается воздуха – разница была не такая уж и мизерная. Прямо скажем, с воздухом здесь было явно не все в порядке.
– Ну вот, добились своего, Мрагор вы недокомплектованный! Попали «восвояси»! Здесь, в сердце погибели, вам самое место, – прохрипела драконица, выпуская его руку, при этом роняя, как плеть, свою четырехпалую лапу. И, конечно, не удержалась от фразы, указующей, кто здесь есть главный идиот: – Я же предупреждала…
– С комплектующими у меня полный порядок. Не верите – могу показать, – с трудом пошутил Степан, тоже постепенно переходя на хрип. Она презрительно хакнула, и он, ища опору, выдохнул в два приема: – Скажите лучше… где мы находимся?
– Какая вам разница, ведь это уже не поможет… – Шумный вдох. – Продлить жизнь… – С каждым словом, вырывавшимся из ее груди с низким рыком, драконица сгибалась все ниже, а на последнем завалилась набок.
Степан, сам вялый, как тряпка, сделал попытку ее поднять:
– Вставайте!.. Ну же!.. – и упал рядом, не властный больше над своим телом. Всей собранной в кулак воли хватило лишь на то, чтобы заставить еще шевелиться язык. Первый вопрос получился дурацким: – Что за черт?.. – Последний был более разумен: – Что с нами происходит?..
– Это конец… – Достигло его ушей тихое рычание.
«Уверена?» – спросил он, увы, уже мысленно, на что, естественно, не получил ответа. Но сознание пока еще продолжало работать, и он почему-то подумал о том, что это и был ее настоящий голос – тоже приятный, напоминающий низкий рокот мотора на холостых оборотах. А для общения с людьми драконы, как видно, специально меняют диапазон. Но из ее последних слов недвусмысленно выходило, что им грозит гибель. Да быть не может, чтобы «зверь» позволил ему умереть! И так просто?.. Впрочем, почему не предподожить, что действие препарата было временным? Верлрок подарил собрату по несчастью море острых ощущений, заставил помучиться напоследок, чтобы тот понял, каково ему влачить свою неуязвимость через тысячелетия, а затем вернул ему смертную долю. Не очень-то, правда, вовремя, но… дареному «зверю» в зубы не смотрят – тем более когда он сдох».
Сознание уплывало. Но оно успело еще вернуться памятью на Землю, прижаться к ней, родной, бесплотным телом, вспомнить и вобрать ее материнский запах и даже, кажется, потереться о нее щекой.
Глава 4
ОСТРОВ
Если принять на веру, что крепкий сон является маленьким подобием смерти, то выходит, что все мы преспокойно умираем каждый вечер сладкой смертью, а утром вновь рождаемся, с той только разницей, что помним до мелочей прошлую жизнь – то есть вчерашний день. Не исключено, что наша подлинная смерть также чередуется с жизнью, но только с большей амплитудой: мы просыпаемся к ней вновь и вновь, и каждое рождение равносильно пробуждению в новом теле, с абсолютно, ну просто вчистую стертой памятью. Словом – засыпай ли ты, умирай ли, но, пока вертится мир, тебя рано или поздно неизбежно настигнет новое утро. Говорят, что некоторые счастливчики даже припоминают кое-что из предыдущей фазы бытия – вплоть до своего тогдашнего имени, а порой телефона и места жительства, то есть в буквальном смысле – паспортных данных! И, представьте себе, возвращаются иногда в прежнюю семью! Бросая, естественно, новую, уже порядком поднадоевшую и нищую к тому же. Но это уже тема для отдельного исследования, а может, и диссертации – не нам, увы, не нам!
А все к тому, что для Степана Ладынина, вроде как безвременно усопшего среди развалин чужой, совершенно не пригодной для его жизни планеты, через какое-то время вновь наступило утро. То есть пора просыпаться, что он и сделал – открыл глаза и протер их, с трудом соображая, где находится.
Кругом было зелено – куда ни глянь, взгляд натыкался на буйную растительность, прущую из каждой щели. «Где я?» – была первая мысль, а вторая: «Что-то с памятью моей стало?..» Да нет, с памятью у Степана был полный порядок: он хорошо помнил, в каком неприглядном месте они с драконицей «отбросили коньки», и все предыдущие события, вплоть до последних слов дракони-цы: «Это конец…» Ну, насчет конца это было спорно, а вот голова малость побаливала. Мозги, как пассажиры, колыхались в ней при каждом движении, больно ударяясь там о стенки, мешая обдумывать ситуацию. Но еще больше мешал сотрясавший окрестности рев чего-то похожего на вгрызающийся в породу экскаватор. Как и следовало ожидать, это оказался не экскаватор.
Источник звука – драконья туша – лежала у Степана под боком и спала, как дитя на пикнике, утопая в зелени и сладко всхрапывая. Никаким «концом» тут и не пахло, одно удивило Степана – он-то полагал, что драконы должны спать стоя, а эта вела себя запросто – где упала, там лежу. Зато согревала она знатно: исходившего от нее тепла хватило бы, наверное, на отопление гаража в зимний период. Для нее же гаража – если бы они все-таки попали на Землю и возникла бы проблема с ее размещением.
Степан решил драконицу не будить, да и мудрено ему б было ее растолкать. Поднявшись и набрав полную грудь свежего воздуха, он отправился по окрестностям – следовало осмотреться здесь в поисках какой ни на есть разумной жизни, ну и вообще для приблизительного уяснения обстановки.
Место, как он скоро понял, было то же самое, куда они вчера попали и где рухнули в беспамятстве, неясным только оставалось происхождение зеленых растений, обнаруживших вдруг феноменальный рост, совпавший с прибытием гостей на планету. Вероятно, их появление действительно с чем-то совпало – например со здешним восходом. Теперь в самом деле было куда светлее, хотя солнце совершенно не проглядывало сквозь застилающую небеса плотную дымку. По той же причине не просматривался горизонт. Надеясь все же обозреть близлежащие просторы, Степан стал взбираться на торчавший почти вертикально бетонный блок, цепляясь за лианы и оскальзываясь; с набором высоты он начал чувствовать боль в легких, словно покорял не руину, а Эверест. «Черт возьми, да на горном плато было легче дышать!» – подумал он, вскарабкиваясь наконец на вершину. Огляделся и тихо присвистнул.
Вокруг того места, где они с рептилией устроили спонтанный бивуак, развалины были сплошь покрыты зеленью (абсолютно сплошь), образуя почти правильный «садовый круг» диаметром метров в сто. А со всех сторон этот оазис окружала, насколько хватало глаз, унылая помойка без малейших признаков растительной и какой-либо иной жизни, подернутая клочьями ядовитого, в чем не приходилось сомневаться, тумана.
Тут Степан почувствовал слабость – вроде той, что накатила сразу по прибытии, и побыстрее спустился вниз. Здесь дышалось, словно в оранжерее, и со всех сторон тихо шелестела листва, хотя ветра не было ни дуновения – просто она все еще перла. А он глядел и удивлялся: ну не «зверь» же в самом деле ее из земли вытягивает! И потом – выделенный растениями кислород должен был рассасываться, теряться в атмосфере. Так нет – в одном месте плотно держится. Загадок было предостаточно, но общий вывод напрашивался следующий: тут проснулась какая-то природная аномалия – сразу после того, как Степа с бргрдлом сюда угодили. Такие чудеса «зверю» по силам, хотя кто знает границы его возможностей? А может, так сказалось воздействие трансверсионного канала на участок здешней почвы? «Что толку гадать, – решил он, – от добра добра не ищут». Теперь главное было выяснить, имеется ли хоть какая-то возможность отсюда выбраться. «А то как бы не пришлось коротать век в этом садике, жуя травку», – думал Степан, направляясь обратно к драконице, чей храп незадолго перед тем прервался.
К великому изумлению и даже ужасу Степана, драконица тем временем предавалась тому самому занятию, которому он не хотел бы посвятить всю оставшуюся жизнь, то есть – с превеликим аппетитом паслась.
– С добрым утром! – сказал он, на время оторвав ее от дела: повернув шею, она уставилась на него левым глазом, рыкнула приветственно с набитой пастью и вновь зарылась мордой – то есть, пардон, своим миловидным личиком в недоеденный куст.
– Вы бы поосторожнее, вдруг они ядовитые! – предупредил Степа, подумав про себя, что все равно поздно: если так, то отравление ей уже обеспечено, судя по обглоданной площади.
– Грум, чавк, хр-руп-руп! – донеслось из куста нечленораздельное возражение.
– А-а, – сказал он, якобы понимающе, – ну тогда приятного аппетита!
– Хрям-ням!
Степан понял, что разговора не получится: следовало дождаться окончания трапезы, способной утолить, наверное, заодно и жажду:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35