Сейчас тампоны на ранах на груди и на спине закреплены каким-то новым чудодейственным пластырем. Да здравствует современная медицина!
О том, что произошло на Острове, я знаю только в самых общих чертах. Обрабатывая меня, врач что-то буркнул о качестве повязки, наложенной на мои раны Джеральдом Финчли, но тут же осекся, извинившись вслух за критику человека, которому довелось выполнить несвойственные ему функции медбрата в сложных полевых условиях. В ответ на мои расспросы о том, что было дальше, после того, как я вышел из строя, что с Джерри и, главное, с Конни, он ответил только, что банда Хауза разгромлена войсками Безопасности ООН и что с моими друзьями все в порядке. Но навестить меня они пока не смогут, потому что я нуждаюсь в полном покое. И тут же ушел.
А у меня на душе кошки скребут. Что-то явно неладно с Конни и Джерри. Не верю я врачу. Если бы с ними действительно было все в порядке, они наверняка пришли бы ко мне. Уж если Конни сумела обвести вокруг пальца службу безопасности Хауза, то что ей медики…
Тут как бы в ответ на мои невеселые мысли тихо распахнулась дверь, и в комнату, опираясь на щегольскую трость, ковыляя, вошел не кто иной, как мой друг, старший инспектор СОБН Джеральд Финчли.
— Джерри! Наконец-то!.. А то я уже…
— Тихо, Сережа, не шуми. Тут порядки не хуже, чем у Хауза на Острове, — буркнул Джерри. — Еле уговорил дежурную, чтобы пустила меня к тебе. Придется теперь топать к ней на свидание, когда выпустят. Но девочка вообще-то милая.
— Что все-таки с тобой приключилось? Я ведь ничего так толком и не знаю. И где Конни?
— Сейчас все расскажу вкратце и по порядку, а то времени мало. Не дай бог, застукают врачи… Конни здесь. Не волнуйся, с ней теперь все хорошо, — добавил он торопливо, заметив мою непроизвольную реакцию. — Она тоже была ранена. Вовремя наши подоспели, а то бы всем нам троим каюк.
— Где Конни? — повторил я.
— Здесь, — состроил невинное лицо Джеральд. — Я же тебе говорил.
— Палату знаешь?
— Этажом ниже. Дежурная по этажу отказалась от денег, но купилась на твой автограф. Свой я уже ей дал.
— Так что же ты мне сразу не сказал! — не на шутку рассердился я. — Пошли!
— Я посоветовался с сестрой, и она сказала, что без риска для здоровья тебе можно пять минут поболтать со мной и пять минут с Конни. Без риска для ее здоровья.
Когда я вошел в палату и увидел Конни, то какое-то время стоял, остолбенев от счастья и от жалости к ней. Она была бледна, тревожные глаза, казалось, занимали чуть ли не всю половину осунувшегося лица. Забыв о врачах и об осторожности, обо всем на свете, я бросился к ней, но Джерри удалось призвать меня к порядку. Конни не меньше, чем мне, хотелось услышать то, что уже знал Финчли и о чем могли только догадываться мы.
— В общем, дело было так, — начал Джерри, когда я спокойно уселся на край постели Конни, взяв ее за руку. — Я, как умел, перевязал тебя, Сережа, и мы с Конни решили дожидаться десанта. Но к нам неожиданно заявился Джонсон со свитой, и при них «серый кардинал». Началась пальба. Я вспомнил, что там, в сельве, у самой границы лагеря, где Хауз тренировал своих бандитов для переворота, наткнулся на могилу. На ней было написано: «Бригаденфюрер СС Юзеф Шульц, 1900 — 2005». Потом я взял пленного. — Джерри сделал паузу, собираясь с мыслями. — Короче, был у Гитлера ученый, который в лагерях ставил преступные эксперименты над заключенными. Мы сейчас подняли старые архивы, раскопали документы. Об этом человеке говорили на Нюрнбергском процессе, фамилия его Крафке. Талантливый мерзавец. Так вот, он еще в гитлеровские времена добился результатов, к которым современная наука по-настоящему подходит только сейчас. Он научился вводить людей в искусственный летаргический сон или как там это правильно по-научному называется. Когда наци поняли, что их дело плохо, они решили воспользоваться его исследованиями и в буквальном смысле слова законсервироваться до лучших времен.
А потом эту «кладовку» нацистских преступников каким-то образом подобрал Хауз. Как он это сделал, я пока еще точно не знаю. И начал их вытаскивать на свет божий, когда в них настала нужда. Бригаденфюрер — это, по-ихнему, генерал СС. Там и были-то в основном старшие офицеры и генералы… Один из них умер при пробуждении, сердце не выдержало, а приятели по службе похоронили его за забором лагеря… Вот это и был «резерв 88»… — сбивчиво объяснил Джерри.
— Почему «88»? — только и смог спросить я. Все услышанное просто не укладывалось в голове.
— Да, я и тогда уже, на Острове, начал кое о чем догадываться, — не слыша меня, продолжал Финчли, — потому и сказал тебе, что мы, кажется, имеем дело с призраками…
— Что означает «88»? — повторил я.
— Восемь — порядковый номер буквы H в латинском алфавите. Отсюда — «Хайль Гитлер» в сокращении «88», ведь в латинском написании оба слова начинаются с буквы H. Сейчас это уже все забыли, но одно время так приветствовали друг друга нацисты в Германии, а после окончания второй мировой войны это приветствие стало популярным среди тайных, а потом и явных фашистов во многих, к сожалению, странах.
В ЮАР, знаешь ли, испокон веков существовала тайная расистская организация «Бродербонд», которая практически правила страной, пока власть не перешла в руки коренного населения… Так вот, ее члены иначе, чем «88», друг друга не приветствовали. А в Англии в середине семидесятых годов двадцатого века, через тридцать лет после смерти Гитлера, даже была создана официально зарегистрированная политическая организация «Колонна 88», которая выставляла своих кандидатов на выборы в парламент. «Сектор 88» — так назывались лаборатории в лагере уничтожения, в которых Крафке проводил свои «эксперименты»… Вот какие корни…
— «Забыли», — задумчиво повторил я. — Ты говоришь, «все забыли»? Нет, Джерри, не все. И ведь те, кто тебе все это рассказал, кто побудил ООН поднять старые документы, они ведь не забыли! Кстати, кто тебе все поведал, Джерри?
И вдруг Джерри потупил глаза. Страшное предчувствие какой-то непоправимой беды охватило меня.
— Кто?.. Кто тебе все это рассказал, Джерри? — повторил я после паузы.
— Друзья Стояна Ганева, — понуро ответил Джерри. — Его друзья и соотечественники из Болгарской миссии при ООН. И твои соотечественники тоже. Я ведь был не так тяжело ранен, как ты, — поспешно добавил он извиняющимся тоном, — да и помощь ко мне подоспела раньше… Поэтому мне и свидание разрешили еще вчера утром.
— Друзья Стояна? — повторил я, начиная понимать, что предчувствие мое было ненапрасным. — Почему не сам Ганев?..
— Он погиб, — еле слышно вымолвил Джерри, и впервые за время нашего знакомства я увидел на его глазах слезы. Старший инспектор СОБН, бесстрашный, веселый и всегда немного наигранно-циничный, Джеральд Финчли заплакал как ребенок. Никогда не думал, что такое возможно.
— Прости, Сергей, — взял он себя в руки. — Стоян был мне как брат. Он погиб, когда призраки атаковали наш десант. Оказывается, Хауз доставил в свои владения целую банду…
— А что сам Хауз?
— Его убили в перестрелке. И убили, надо сказать, при странных обстоятельствах.
— Судить бы его публично…
— Нет, Сережа, нет. — Финчли уже восстановил контроль над собой. — Мне стыдно в этом признаться, но даже с теми документами, которые мы захватили на Острове, со всеми доказательствами, которые у нас есть в руках, он бы вывернулся. Так устроен наш мир…
— Так устроен ваш мир… И пока он именно такой, всегда можно ждать, что появится очередной Хауз… Поэтому мы и не забываем о прошлом, Джерри. С памятью о прошлом часто легче понять настоящее… И думать о будущем… Поэтому мы никогда не забудем и Стояна Ганева. Так устроен наш мир. Да, а что с этим Крафке?
— Крафке застрелил один из эсэсовцев, из его же…
— Смерть Франкенштейна, — только и мог я сказать.
Мы некоторое время молчали, думая о только что услышанном. Наконец я нарушил паузу:
— Послушай, Джерри, а что ты имел в виду, говоря о странных обстоятельствах гибели Хауза?
— А то странно, — медленно и вроде бы даже нехотя ответил Финчли, — что и наш Стоян, и Хауз были убиты выстрелами в упор из пистолета марки «беретта», в то время как участники боя были вооружены автоматами и кольтами. Стояну убийца выстрелил в спину, а Хаузу — прямо в лицо. Сознательно он их расстрелял, короче говоря.
И даже не то странно, что единственную «беретту» среди всего этого побоища нашли только у Баудэна, личного представителя нашего президента. И не то странно, что Баудэн, как сумели установить мои друзья, офицер ЦРУ США. В конце концов, в нашем мире никого ничем подобным особенно не удивишь. То странно, что мои друзья, начавшие копать эту историю, немедленно были уволены со своих постов — кто из госдепартамента, кто из министерства юстиции, кто из других мест. Всего семь человек. Мало того, двоим из них уже предъявлены иски через суд. Нарушение государственной тайны, злоупотребление служебным положением и что-то еще, я даже пока не знаю точно что. И суд, между прочим, это еще не самое страшное…
— Но ведь следствие о смерти Хауза и об убийстве Ганева входит в компетенцию международных органов, — подумал я вслух.
Конни молча смотрела на нас широко раскрытыми от ужаса глазами. Скорее всего она, американка, куда лучше меня понимала, что все это значит и какими могут быть последствия.
— Правильно. Я следил за ходом расследования отсюда, из больницы, — согласился Джерри. — До вчерашнего дня Джейк Питерс держал меня в курсе…
— Почему только до вчерашнего? — не понял я.
— Потому что сегодня утром его уволили из СОБН… И меня тоже, — тяжело вздохнул Финчли, смотря куда-то в угол. — Так что я больше не старший инспектор ооновской полиции. Теперь я — частное лицо. Обыкновенный гражданин США. И как таковой уже успел получить повестку для дачи показаний. Похоже, будут стряпать против меня дело. Нарушение федеральных законов, связь с подозрительными иностранцами…
— Интересно, кто же это? — поинтересовался я, еще не веря в то, о чем догадался.
— Вполне хватит тебя и Стояна, — криво усмехнулся Джерри. — Теперь тебе ясно?
— Ну и ну, — только и смог выговорить я.
— А сегодня я получила уведомление от совета директоров концернов Хауза, — наконец тихо произнесла Конни. — Мне сообщили, что я больше не работаю там. Уволена за нарушение внутренней дисциплины и разглашение служебных дел концерна. И суд, надо полагать, будет на их стороне. Только вот откуда они все узнали, если Хауз, и Сандерс, и Джонсон мертвы? Может быть, просто догадались, что что-то не так?
Но формально они правы, я ведь действительно выдала служебную тайну концерна. Пусть это даже была тайна подготовки государственного переворота… За попытку переворота их, конечно же, накажут: посадят нескольких незначительных участников, возьмут денежный штраф — и все. Благо Хауз мертв, и все можно преспокойненько валить на него.
— Накажут… — ухмыльнулся Финчли. — Кого наказывать-то? И за что? Никаких документов о готовящемся заговоре нет. Хотя я точно знаю, что тогда, на Острове, в кабинете Хауза кое-что найти удалось. Да и здесь, при обыске в штаб-квартире концерна, какие-то документы обнаружили. Но все… бесследно исчезло. Ведь не один же Баудэн из ЦРУ был тогда на Острове во время высадки десанта. Это каждому понятно. Так что я уже ничему не удивляюсь.
— Но ведь есть еще кассета, которую я передала Ганеву в Золотой бухте! — приподнялась на локтях Конни. — Из нее даже ребенку все ясно станет.
— Не волнуйся, не станет, — вздохнул Джерри. — Кассета бесследно исчезла. И поймите вы, хоть и не знаем мы, что произошло тогда в Центральной, но ясно только одно — живых свидетелей не осталось. Костлер, Баудэн и Ганев, с одной стороны, и Хауз, Сандерс и Крафке — с другой, мертвы. Генерал Улеле только руководил операцией, но есть у меня сведения, что его тоже со дня на день могут отстранить. «Голубые каски»? Это же просто солдаты, исполнители. Такого веса, как все остальные, они не имеют. Так что можно считать, что, кроме нас с вами, свидетелей не осталось… Делайте из этого соответствующие выводы…
— Я немедленно напишу обо всем этом в «Вестнике»! — взорвался я. — Мы не дадим этой банде так просто заткнуть нам рот.
— Ты ничего не напишешь в «Вестнике», Сергей, — грустно улыбнулся Финчли. — В этом я теперь полностью уверен. ООН сильна, но наше правительство тоже… сильно. Да и друзей у него в ООН хватает. И руководство ООН не хочет слишком осложнять отношение с ним в столь критический момент. Ведь эпоха доверия еще только началась. Заговор подавлен, Хауза, слава богу, больше нет. Вопрос закрыт. Некоторые люди просто не хотят громкого скандала, Сережа.
— Некоторые, да не все! — твердо возразил я.
— Ваши представители молчать не будут, — согласился Джерри. — У них тоже есть достаточно сил и возможностей, чтобы сорвать заговор молчания, как был сорван заговор Хауза. Но таким людям, как Конни, я и мои друзья, это не поможет. Мы американские граждане, ООН нам не защита! Конечно, мы не сложим оружия, мы будем бороться, покуда хватит сил, но… Но кто знает, как долго сможем. И что успеем…
— Что же, предположим, что я не смогу писать об всем этом в «Вестнике», — сказал я, чувствуя, как горло перехватывает никогда не знакомое раньше чувство яростного гнева. — Но мне и без «Вестника» найдется куда написать. Я — советский гражданин. Меня поймут и поддержат. Заговор Хауза — это урок для всех правительств и народов. Да и в ООН теперь спохватятся. Главное сейчас — вскрыть все скрытые пружины заговора Хауза, чтобы укрепить правоохранные органы ООН…
Скоро я уеду в Союз, там, в полной безопасности, я напишу серию очерков… Не сомневайся, Джерри, нас поймут! Нас больше, и мы одолеем те силы, которые помогали Хаузу…
Конни посмотрела на меня почерневшими глазами и сказала тихо:
— Забери меня с тобой, Сережа. Забери, пожалуйста…


1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25