Хауз согласился привезти их на остров потому, что ему импонировало иметь, кроме службы Джонсона, личную гвардию из опытных вояк «черного корпуса». Кроме того, он считал, что с их помощью будет легче убедить коллег по планируемому заговору в своей руководящей роли, если в этом возникнет необходимость. Догадка Финчли была правильной, именно их и разместили в специально для этого построенных бараках.
Но ни Конни, ни Финчли не знали, что, кроме этих бараков, недалеко от Центральной давно существовал секретный бункер, где еще старик Бернард приказал оборудовать убежище на случай ядерной войны и который его наследник Ричард на всякий случай решил сохранить. В нем Хауз распорядился поместить двадцать эсэсовцев из отряда Пальбе, чтобы они всегда были под рукой.
Пальбе, тщетно ожидавший приказа действовать, просто остолбенел, услышав переданное от имени Хауза распоряжение Крафке в бой не вступать. Когда же «голубые каски» заняли Грузовую гавань, арестовав всех, кто там находился, и пошли вперед по Острову, приближаясь к его лагерю, Пальбе окончательно потерял контроль над собой.
— Нас предали! — завопил он. — Крафке и этот проклятый американец выйдут сухими из воды, а нам опять на тот свет!
— Мы не сдадимся! — истерично заорал, перебивая его, один из эсэсовцев.
— Отдавайте приказ, бригаденфюрер! Умрем как истые арийцы, с оружием в руках!
Фашисты, как заметил тот же Хауз, допрашивая Крафке после его неудавшегося бунта, психологически еще находились в другой эпохе. Изощренное людоедство Хауза было порядком выше, поэтому и много опаснее их примитивного фашизма.
Выкрикивая фразы нацистских лозунгов и строки нацистских песен, эсэсовцы, разбирая оружие, ринулись навстречу «голубым каскам».
Пытаясь связаться с Пальбе после того, как Крафке приказал ему оставаться в бункере и дожидаться дальнейших распоряжений, Гицке, командир отдельной группы эсэсовцев, отобранной Хаузом, наконец услышал в своей рации: «Мы решили драться до последнего! Пусть увидят настоящих бойцов. Хайль Гитлер!»
Повернувшись к своим, он приказал:
— В атаку!
— Конни, — тихо позвал от окна наблюдавший за подходами к двери Финчли, — похоже, за нами пришли.
Поцеловав в щеку все еще лежащего без сознания Сергея, Конни поднялась с ковра, на котором сидела рядом с раненым, подобрала лежавший на полу пистолет и подошла к Финчли.
— Смотри, — шепнул тот.
Конни слегка отодвинула штору, в образовавшуюся щелочку увидела, как под окном развернулся и остановился роллер. Из него начали выскакивать люди. Водитель остался за рулем.
— Сандерс! — удивленно воскликнула Конни.
— Да, это он. — Финчли сжимал в руке пистолет. — И Джонсон… А с ними еще трое. В дом всего один вход, будем сражаться. Конни, они ведь идут нас убивать. — Он поднял пистолет, прицелился в окно и хладнокровно выстрелил.
Джонсон рухнул на гравий дорожки.
Тотчас в ответ с улицы раздались выстрелы. Пули через открытое окно били в стены. Охранники бросились было к крыльцу, Финчли двумя выстрелами свалил одного из них. Остальные попрятались за деревьями. «Серый кардинал» метнулся за роллер и притаился за его бортом.
— Эй, Джонсон! — крикнул Джеральд. — Я нарочно прострелил вам коленную чашечку, а не лоб, потому что не желаю никого убивать. Я вообще не хочу кровопролития. На Остров высаживаются войска ООН, это вы знаете не хуже меня. Сдавайтесь! По крайней мере, всем будет гарантирована жизнь. Прикажите своим остолопам бросить оружие!
Верность боссу была для Джонсона превыше всего. Кроме, конечно же, верности собственной шкуре.
— Всем бросить оружие! — хрипло выкрикнул он, пытаясь отползти к машине, но пуля, выпущенная из пистолета прячущегося за роллером начальника канцелярии, впилась ему в затылок.
— Вперед! — вопил Сандерс, стреляя теперь по окну, откуда отстреливались Джеральд и Конни. — В атаку!
Все произошло за какие-то секунды. За выстрелом «серого кардинала» последовала вдруг оглушающая канонада, доносящаяся с восточной стороны Острова; уханье базук, татаканье крупнокалиберных пулеметов, очереди скорострельных пушек и автоматная пальба. Звуки разгоревшегося боя заглушили и истеричные вопли людей, и пистолетные выстрелы, которыми обменивались осаждаемые в бунгало с нападающими.
Сандерс даже сначала и не понял, как так получилось, что он вдруг остался без прикрытия. Водитель угнал свой роллер. Охранники разбежались. Растерянно посмотрев вокруг, он наконец-то сообразил, что стоит прямо перед окном, по которому только что стрелял из-за борта машины.
— Вот он, негодяй! — крикнула в ярости Конни, увидев прямо перед окном «серого кардинала», и, забыв обо всем, высунулась в полный рост из-за подоконника, откуда вела огонь.
— Конни, — завопил Финчли, сгреб ее за плечи и прыгнул вниз. Но было поздно, Сандерс успел выстрелить, и девушка тяжело обмякла в руках инспектора.
— Скотина! — И Финчли выстрелил в ответ, прежде чем пули стрелявших из-за деревьев охранников свалили на пол и его.
Стрелял Финчли, почти не целясь, но слишком уж сильна была ярость, чтобы промахнуться. Сандерс медленно осел на землю, и в его угасающем мозгу мелькнула мысль, что так и не нажал кнопку шредера в кабинете босса, ослепленный ненавистью к Конни. И оставил ооновцам бесценный подарок — гору документов, которых может с избытком хватить, чтобы потопить Хауза со всеми его деньгами и адвокатами. «Ну и черт с ним…» — была последняя мысль Сандерса.
Поскольку огонь из окна прекратился, бандиты Джонсона выскочили из-за деревьев и побежали к бунгало. Необходимо было проверить, живы ли его защитники. Но у самого крыльца бандиты остановились, бросили пистолеты на землю и покорно потянули руки вверх. Из-за поворота, за которым скрылся роллер, выбежало несколько солдат в голубых касках, за ними, топорщась стволами пулеметов, выехал бронетранспортер.


8.05

…Ооновским солдатам, привыкшим больше к патрульным и полицейским операциям, чем к ведению настоящей войны, нелегко было выдержать внезапный натиск обезумевших эсэсовцев Пальбе. Что-что, а воевать те умели. Война ведь была для них не просто профессией, а образом жизни. Поэтому люди в черных мундирах, неожиданно выросшие на пути роты войск ООН, продвигавшейся в глубь Острова со стороны восточной гавани, в результате короткого и яростного боя оттеснили ее назад и сбросили в море, хотя и понесли при этом изрядные потери.
Генерал Улеле, получив сообщение, что его солдат неожиданно атаковала крупная воинская часть, отдал приказ командиру десантного корабля отойти подальше от берега, чтобы быть в недосягаемости огневых средств противника и топить любое судно, которое отойдет от восточной гавани. Приказать командиру корабля обстрелять управляемыми снарядами гавань и прилегающую к ней часть Острова он не рискнул. Могли пострадать находящиеся там раненые или захваченные в плен его солдаты. Генерал Улеле не мог знать, что имеет дело с врагом, который не брал пленных и не оставлял раненых. Пальбе приказал добивать всех…
Эсэсовцы не рассчитывали удрать с Острова на катерах, захваченных в восточной гавани. Бежать им было некуда.
Пальбе решил пробиваться к Центральной на соединение с эсэсовцами, оставшимися там. Но над захваченной территорией уже смыкалось кольцо срочно поднятых по тревоге вертолетов, которые приземлились в различных точках острова. Вертолеты блокировали дорогу и тропинки, ведущие к Центральному комплексу, и, вися над головой эсэсовцев, поливали их пулеметным огнем. Бронетранспортеры остальных двух рот десанта устремились в район боя.


7.20

…Люди Гицке без труда смяли ооновских солдат, ошеломленных внезапным появлением из-под земли верзил в незнакомой черной форме, и прорвались к Центральной, потеряв при этом всего шесть человек.


7.20

…При первых же звуках канонады, прервавших их столь содержательную беседу с Хаузом, Ганев метнулся к окну, на всякий случай выхватив пистолет. И… глазам своим не поверил. К Центральной врассыпную, стреляя на ходу, бежали люди в смутно знакомой Стояну черной форме. Разум просто отказывался повиноваться виденному.
«Не может быть! — вдруг вспомнив, где он видел такую форму, ахнул Ганев. — Это же…»
Из поколения в поколение в семье Ганевых переходила по наследству старая фотография. Несколько человек в такой же черной форме, красующиеся на фоне виселицы с растерзанным человеческим телом. Эта фотография из архивов коменданта Освенцима приводилась на Нюрнбергском процессе как одно из вещественных доказательств. Шестьдесят пять лет назад эсэсовцами был повешен прадед Ганева, Христо Иванчев, один из руководителей Болгарской коммунистической партии, арестованный контрразведкой и преданный ее начальством немецким «союзникам».
«Призраки, — ошеломленно думал Ганев. — Призраки, вставшие из далекого прошлого. Мы думали, что с ними покончено, но, видимо, этого не произойдет, пока в руках таких, как Хауз, будут оставаться деньги и власть».
— Всем лечь на пол, — крикнул Стоян. — Сержант! Рассредоточьте людей по окнам и дверям! Огонь!

Ооновские солдаты молниеносно повиновались приказу. Решительность Ганева выиграла им те секунды, которые лишили нападавших фактора внезапности и помогли ооновцам мгновенно сориентироваться в обстановке. И когда Гицке распахнул дверь ударом ноги, его встретили выстрелы в упор.
Первый натиск противника был отбит. Потеряв убитыми командира и еще двоих, эсэсовцы залегли вокруг Центральной, продолжая обстреливать ее.
Пули свистели по комнате, круша все на своем пути. Упал, заливаясь кровью, сержант, Ганев пробрался к нему, подобрал его автомат и пополз к двери, где ткнулся лицом в порог другой солдат в голубой каске. Дав очередь по замелькавшим снова на площади перед бунгало черным фигурам, он обернулся и окинул взглядом комнату.
Дежурный по Центральной, разбудивший в это злосчастное утро Хауза, лежал навзничь на спине, уставившись в потолок остекленевшими глазами. Личный представитель президента США Баудэн счел за лучшее укрыться за массивными столами с радиоаппаратурой и не вылезать оттуда. Костлер, не теряя невозмутимости, пытался вызвать по радио генерала Улеле, забыв, видимо, что связь блокирована самим же генералом. Да и все равно, рация была уже безнадежно разбита пулями.
«Где же Хауз и тот второй, который был с ним?» — подумал Ганев, но тут снова пришлось повернуться в сторону улицы и дать очередь из автомата. Затем он обернулся и…
— Стойте! Не сметь! — закричал Стоян.
Обезумевший немец не слышал его. Навалившись сзади на Хауза, «герр доктор» душил своего несостоявшегося хозяина, исступленно что-то рыча и впиваясь ему пальцами в горло. В конечном счете «герр доктор», всегда считавший себя существом более высшего порядка, нежели всякие там райхеры, пальбе и гицке, недалеко от них ушел.
Увидев, как рушатся его последние надежды, которым он отдал не только отведенную человеку жизнь, но и с таким трудом и искусством добавленные к ней им самим шестьдесят лет, Крафке не выдержал. Не справился его мозг, тот самый мозг, которым он всегда так гордился. Душа Хауза, этого напыщенного любителя четвероногих, которому он, Крафке, имел глупость поверить, видя в нем потенциального властелина мира, способного обуздать проклятую чернь и ненавистных миротворцев, он теперь срывал на нем всю свою злость.
— Прекратите! — бросился к нему Ганев.
Ему-то Хауз был нужен живой. Оторвав Крафке от Хауза, он отшвырнул его в угол. Хауз, хрипя, с ненавистью смотрел на Ганева. И вдруг ненависть в его глазах сменилась смертельным ужасом.
Непосредственного приказа убрать Хауза оперативнику ЦРУ Баудэну никто не давал. Но иначе зачем направлять на Остров именно его, «узкого» специалиста? Да и высказался президент недвусмысленно: «Правительство США не желает никаких скандалов, вызванных возможным судом над Хаузом. Его арест мы предотвратить не можем, но суд состояться не должен. Вам ясно, Баудэн?»
Баудэну было все ясно. В частности, и то, что президент, немало получивший от Хауза на ведение избирательной кампании, получил от его конкурентов еще больше.
Но убрать Хауза следовало тихо. Желательно при помощи не оставляющего следа яда, имитирующего обыкновенный инфаркт. Ведь это настолько естественно: пережить такое потрясение, как арест, трудно даже сердцу еще не столь старого, тренированного человека, особенно если человек этот всю жизнь знал лишь почет и уважение…
Поэтому Баудэн и решил не мешать Крафке душить Хауза. «Миллиардера придушил его собственный помощник» — это выглядело бы даже весьма эффектно. Да и задание было бы выполнено.
Однако, когда Ганев оторвал руки немца от горла Хауза, Баудэну ничего не оставалось, как выхватить «беретту». Все равно кругом стреляют, выстрелом больше, выстрелом меньше… «Герра доктора», стоявшего на четвереньках и рычавшего, как затравленный зверь, и полномочного представителя Генерального секретаря ООН застрелил показавшийся в дверях эсэсовец, свалив перед этим автоматной очередью самого Баудэна. Эсэсовцу уже было все равно, в кого стрелять, лишь бы убивать.
За окном снижался вертолет, посланный к Центральной генералом Улеле.
Постепенно бой на Острове стихал, сопротивление последних оставшихся в живых эсэсовцев было сломлено.


СЕРГЕЙ КАРПОВ
(18.5.2005 г.)

Сегодня я чувствую себя уже намного приличнее, чем позавчера, когда впервые очнулся. Последнее, что осталось в моей памяти, — это перекошенное от удивления и страха лицо охранника, вскинувшего пистолет, и пережитый мною ужас за Конни, которая шла следом. А потом вспышка выстрела, и… больше ничего. Ничего, кроме резкой, ослепившей меня боли.
Я обвел глазами палату, в которой лежал. Очень милая комната, просторная, светлая, уютная, совсем не похожая на больницу, скорее на номер в приличной гостинице, хотя лучше в такие гостиницы не попадать…
Боли я уже не чувствую, как и повязку на груди, потому что ее сняли, как только я попал в руки квалифицированных медиков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25