Реализация проекта, опекаемого ЮНЕСКО, проходила достаточно быстро. На основе разработок Международного института физики вакуума к концу первого года была создана опытная модель космического корабля, использующего принципиально отличающийся от существующих способ перемещения в пространстве. Теоретическую и аппаратную базу подготовили российские ученые во главе с академиком Вознесенским, а финансирование проекта взяло на себя НАСА. Поэтому «ПП» считался в основном российско-американским детищем. С примкнувшими к нему специалистами всех заинтересованных стран. Пока ученые, технологи и производственники занимались материализацией своих идей, исподволь сформировался отряд астронавтов-испытателей. Правда, было в нем всего семь человек, но отбирались они из многих и многих десятков желающих.
Новые разработки обещали весьма существенное сокращение расходов на освоение космического пространства, а учитывая то, что десятки миллиардов долларов, затраченные на 1-ю марсианскую экспедицию НАСА, практически не принесли каких-либо весомых результатов, программа «ПП» интересовала всех без исключения.
После памятного совещания в Берне, зимой позапрошлого года, когда, собственно, и утвердили эскалационное финансирование программы, работы по ее осуществлению пошли ударными темпами. В семистах километрах от Земли была выстроена орбитальная станция, основной задачей которой являлось обеспечение космического монтажа новых аппаратов и проведение их ходовых испытаний. Станцию, не растекаясь мыслию по древу, назвали «Базой» и отбуксировали на геостационарную орбиту, подвесив, для всеобщего удобства, точнехонько над Берном. И вот к концу третьего года непрерывной работы обещал наступить момент истины. Первые испытатели, Дмитрий Кобыш и Брюс Тернер, направили отсоединяемый модуль к кораблю-носителю.
Когда паутинное переплетение металлических конструкций заполнило практически весь экран, Кобыш сказал:
– Брюс, переключи-ка на автоматику. Уже пора.
– Не нервничай, Дим. Все под контролем.
– Ну-ну…
Модуль притормозил, отработал сложную траекторию сближения с носителем и завис над стыковочной площадкой. Тернер щелчком клавиши запустил программу соединения. Корпус завибрировал, как будто судорога прошла по его напряженным мышцам, опоры мягко скользнули в электромагнитные крепления, а пневматические зажимы плотно охватили стыковые узлы. В свое время Брюс шумно недоумевал, зачем кроме электромагнитной нужна еще и пневматическая система. На что гранд-инженер Боря Калмыков укоризненно ответил: «Мы ведь не знаем, что будет в полете с электромагнитными полями. А старая добрая воздушно-механическая система всегда пригодится». После этой фразы капитан ВВС США Тернер стал относиться к Боре с преувеличенным уважением. Как к столпу техники безопасности.
– Операция завершена, – уведомил электронный голос.
– Ну и ладушки, – отреагировал Кобыш, откинулся на спинку кресла и, подмигнув Тернеру, произнес. – База, это ноль первый. Мы на месте. Приступаю к проверке адекватности реакций систем носителя командам управления модуля.
– Во, сказанул! – восхищенно всхлипнул динамик. – Полковник, ты хоть на нас изредка внимание обращай. У тебя же экран почти перед носом. Зачем их проверять-то? Они сто раз уже проверены.
– Для собственного спокойствия.
– А-а… Тогда потешьтесь, ребята. У вас до старта еще восемь минут.
– Брюс, запускай тестирование.
– Тестирование уже идет, сэр!
– Хорошо.
– Стараюсь, сэр!
– За проявленную высокую сознательность будете отмечены в приказе, капитан. От имени службы.
– За что… простите, полковник? Не всё по-русски я еще понимаю…
– И за это тоже.
– О'кей!
Кобыш повел глазом в сторону экрана. Почти весь персонал центра управления с интересом следил за их разговором. Руководитель полетов Слава Ли молча показал большой палец, а потом сказал:
– Отличный диалог, испытатели. Это верный знак того, что нервы у вас в порядке. Только не забывайте, что идет контрольная запись. И что вы уже практически вошли в историю.
– Служим Земле! – в один голос рявкули пилоты и, переглянувшись, не удержались от насмешливого фырканья.
Мелодичный сигнал бортового компьютера оповестил об успешном завершении контрольной проверки. Тернер пробежался пальцами по клавишам и заявил:
– Системы в норме. Отклонений не обнаружено. К старту готов.
– К старту готов, – повторил Кобыш.
– Всем постам наблюдения готовность ноль, – Ли скосил глаза в сторону персонала центра. – Включить дублирующую запись… Старт разрешаю.
Тернер мельком скользнул по экранам, завозился, устраиваясь поудобнее, и сообщил:
– Можно начинать.
– Тогда поехали, – сказал Кобыш и вдавил кнопку с надписью «Старт».
Дрогнул и заискрился интерьер рубки, смазались четкие контуры окружающих предметов. Погасли экраны связи. Пульт подернулся матовой пленкой. Воздух резко вытолкнулся из легких, как будто неведомый великан с силой сдавил грудную клетку. А в следующее мгновение на обзорном экране вместо привычной картинки обтекаемой чечевицы Базы появилась фантасмагорическая панорама лишенной атмосферы планетки. Кобыш недоуменно рассматривал расстилавшуюся в паре километров внизу серовато-желтую, местами красную, с массой оттенков – от кирпичного до светло-розового – поверхность, уходящую к близкому горизонту. Пейзаж, большей частью ровный, как стол, прорезали извилистые трещины, уходящие в черную глубину и странно контрастирующие с горообразными возвышениями, более похожими на верхушки распускающихся бутонов неведомых цветов из-за того, что они тоже были разорваны на части трещинами вертикальными. Всё это дополнялось завораживающими глаз диковатыми наплывами и вулканическими обломками.
– Так, – хмуро подвел итог Кобыш. – Значит, Ио… Если бы не краски, достойные Дали, можно было бы подумать, что это Луна, – он повернул голову к Тернеру. – Интересно знать, кто задавал координаты выхода?
– Я, – смутился Брюс. – Извини, командир, но хотелось усмотреть поближе. Все-таки мы тут первые.
– Ты же знаешь, что не рекомендуется выходить так близко к поверхности. В следующий раз накажу.
– Как? – весело изумился Тернер.
– Розгами…
И пока Брюс, наморщив лоб, мучительно пытался сообразить, что имел в виду Кобыш, из-за горизонта Ио начала вырастать исполинская стена Юпитера. Казалось, что пространство сминается, расступается, крошится на множество кусков и издает скрежет и треск под напором колоссальной массы планеты, примерно так же, как паковый лед перед носом огромного ледокола. Мутные полосы облаков ползли в невообразимой толще атмосферы, расслаиваясь, переплетаясь, свиваясь в титанические вихревые образования. Они были здесь, почти рядом, буквально на расстоянии вытянутой руки, завораживая взгляд и обволакивая невидимыми, но неотразимыми флюидами. От гиганта веяло такой запредельной мощью, что астронавты невольно поежились. Ощущение было не из приятных, на миг почудилось, что преграду эту одолеть невозможно. Юпитер просто физически подавлял своей близостью.
Оторвавшись, наконец, от созерцания бешено клубящейся атмосферы, Кобыш сказал:
– Брюс, свяжись-ка с Базой. А то они, бедняги, уже волнуются. Мы молчим минут десять.
– А ведь мы первые, кто завидел Громовержца вблизи, – невпопад произнес Тернер, не отрываясь от обзорного экрана. Потом спохватился:
– Что сделать?
– Я говорю, вызови Базу Отметиться надо. И вообще, забудь на время о приоритетах.
– Да, конечно, – капитан зашелестел клавишами. – Есть связь.
Экран выдал знакомую картинку центра управления. Изображение было четким, хотя и изредка подергивалось. Связь, основанная на информационном пакетировании высокого уровня, или, в просторечьи, ви-передача, находилась в процессе совершенствования, а где-то в огромном пространстве гуляли помехи.
Ли улыбался, глядя на пилотов. С видимым облегчением.
– Как прыгнули, ребята? Всё в порядке?
– Лучше не бывает. Мы в заданной точке. Даем панораму.
Теперь уже настала очередь персонала центра застыть в немом благоговении перед стеной-экраном и перед открывающимися перспективами покорения пространства. Результаты испытаний вдохновляли и сулили невероятные возможности, которых доселе у человечества просто не существовало.
– О'кей, ребята! – Ли, казалось, источал удовлетворение. – Давайте запись приборов.
Тернер щелкнул клавишей:
– Почта, сэр.
Руководитель полетов некоторое время изучал полученную информацию, потом поднял голову и, глядя на испытателей, быстро произнес:
– Ну что ж, это пойдет в «Новости». А у нас по программе еще один прыжок. За пределы Системы. Готовы?
– Как всегда!
– Тогда до связи.
Кобыш глубоко вздохнул, подмигнул Тернеру и продекламировал:
– Он шел всё прямо и вперед, и всё вперед глядел… Как системы, Брюс?
– В норме, командир.
– Да-а-а… Так далеко от дома мы еще не забирались. Вроде всё в порядке, а под ложечкой сосёт. Стр-р-раш-но-ва-то как-то. А?
– «Под ложечкой сосёт» – это где?
– Ну-у, в общем… душа уходит в пятки.
– Душа – в пятки?
– Короче, не по себе.
Тернер озадаченно посмотрел на командира, потом лицо его озарила улыбка, и он понимающе кивнул:
– Всё о'кей, Дима! Страшно немного. Да. Я еще плохо знаю идиомы. Мне тоже… как это… не по себе.
– Тогда – порядок! Не испытывают страха только сумасшедшие и герои боевиков. Готовность – один!
– Есть, готовность один, – оба испытателя закрепились в креслах.
– Готовность – ноль. Старт!
Брюс щелкнул клавишей. Интерьер модуля метнулся из стороны в сторону. Вновь заискрилось перед глазами. И вновь моментально восстановилось.
На обзорном экране виднелась знакомая до слез чечевица родной Базы.
На обед Вивьен опоздала. Стараясь побыстрее закончить реферат о возможности влияния пространственного прыжка на психику людей, затребованный НАСА, она просто пропустила урочное время. Лучше бы, конечно, было подготовить его после собственного участия в испытаниях, когда можно опереться на личный опыт, но начальство осталось непреклонным, и Тараоки пришлось в спешке, анализируя по горячим следам поведение вернувшихся из полета, набрасывать основные моменты проведенных наблюдений. Ничего нового у своих друзей по команде она, естественно, не заметила, кроме одного, но немаловажного обстоятельства. Все испытатели после карантина неохотно шли на контакт с кем бы то ни было, даже с ней, казалось бы, самым близким человеком на Базе. Они вежливо улыбались, поддерживали разговор, шутили и, тем не менее, находились где-то по другую сторону невидимого барьера, вставшего непреодолимой стеной между ними, мгновенно преодолевшими пространство, и всеми остальными, такого деяния еще не совершившими. Вивьен не знала точного ответа на вопрос о возникновении подобной ситуации и потому отметила в реферате несколько вероятных вариантов разрешения конфликта. Собственно, она и задержалась, пытаясь максимально беспристрастно сформулировать свое мнение о послеполетном образе действий товарищей по команде. Завершив работу, она записала ее на диск и отнесла директору Штейнбергу для отправки на Землю. И только после этого двинулась в сторону «Харчевни».
Сие название, высокохудожественно намалеванное поверх входа в заведение общественного питания, где кормился весь состав Базы, было придумано русскими весельчаками из обслуживающего персонала. Они посчитали, что вывеска «Столовая» мало подходит для светлого, просторного, многоуровневого зала, к тому же мастерски оформленного дизайнерами проекта скорее под элитный клуб, нежели обычное функциональное место приема пищи. Окрестить же «Рестораном» или «Кафе» столь прозаическое по своему назначению помещение, несмотря на ступеньки и невысокие барьеры, разделяющие площадки с изящными столиками и удобными креслами для посетителей, тоже рука не поднималась. Поэтому, особо не задумываясь, и приняли нынешнее обозначение, благо, сути оно не искажало и, вместе с тем, как считали парни из технической обслуги, создавало романтический настрой.
С испытателями, уже насытившимися, но от этого не ставшими более приветливыми, Тараоки столкнулась в дверях «Харчевни».
– Извини, Вивьен, – буркнул Джек Клеменс, – мы ждали тебя довольно долго. Увы, – он развел руками.
– Ничего, – она мягко улыбнулась, проходя мимо посторонившихся товарищей. – К ужину постараюсь быть вовремя.
– Сейчас намечается сборище в кают-компании, – вслед ей сказал Виктор Хромов. – Мы хотим заранее занять места получше. Ты придешь?
– Непременно, – Тараоки, обернувшись, кивнула. – Зарезервируйте местечко рядом.
Она прошла к стойке, наугад выбрала три блюда, взяла чашечку дымящегося черного кофе, поставила все это на поднос и остановилась в нерешительности. Взгляд ее блуждал по залу в поисках столика с какими-нибудь знакомыми. Вивьен давно отвыкла обедать в одиночестве, да, честно сказать, и не любила этого. Пока она присматривалась, перед ней возник мощный силуэт, заслонивший сразу половину обзора.
– Сударыня, – раздалось сверху, – не составите ли нам компанию? Приятно, знаете ли, трапезничать в обществе прелестной дамы.
Тараоки подняла голову и увидела улыбающуюся добродушную физиономию. Мужчина, стоявший перед ней, выглядел могучим, или, вернее, довольно обширным. Более всего он напомнил ей Добрыню Никитича с известной картины русского художника Васнецова «Богатыри». Правда, растительность на его лице отсутствовала, и стрижка ничем не напоминала удалые кудри народного героя. А вот общее впечатление он производил именно такое. Она едва доставала ему до подбородка, хотя для японки рост ее был достаточно высок.
– Андрей, – прогудел геркулес, протягивая огромную лапищу и забирая у Тараоки поднос. – Давно жаждал быть представленным, да все никак не получалось. А вы, простите?..
– Вивьен.
– Вот как? – брови гиганта удивленно приподнялись. – Э-э-э… довольно необычное имя для восточной красавицы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9