Настоящее и прошлое, возможно, являются частью будущего,
а будущее содержится в прошлом
Т. С. Элиот

Посвящается моей маме
НОЯБРЬ 2256 ГОДА
Глава 1
Опершись локтями о стол и положив подбородок на сжатые кулаки, Анна Шеридан изучала артефакт, лежавший перед ней. Он был около пяти дюймов в длину, не более трех дюймов в ширину и примерно три дюйма в высоту. С одной стороны артефакт был изящно закруглен, что очень напоминало голову, и Анна именно так стала думать об этом конце, а с другого конца он заострялся — почти как хвост. Поверхность предмета пятнисто–серого цвета своей странной упругостью напоминала кожу. Разнообразные оттенки серого цвета не сливались друг с другом как у живых существ, а образовывали небольшие сегменты, что создавало ощущение какого–то механизма. Его форма наводила на мысль о чем–то органическом, живом, но тесты показали, что здесь представлена смесь органики и механики. Этот предмет — мышь, как она его назвала, — был первым образцом доселе неизвестной биомеханической технологии.
Она постаралась не думать о том, что получит Нобелевскую премию сразу после завтрака. Находка не принесет никакой пользы, если она не выяснит, как функционирует устройство и как можно использовать эту технологию. Анна протестировала и просканировала предмет всеми способами, какие смогла вспомнить, и, хотя в результате тестов в ее распоряжении оказалось невероятное количество данных, они ни на йоту не приблизили ее к пониманию, для чего предназначено это устройство и как им управлять. Она уже испробовала все известные ей — от примитивного нажима до хитрого изменения внешних условий вокруг предмета, но предмет оставался неподвижным и безжизенным.
Она взяла мышь в руки, почувствовав слабое тепло в ладони. Кожа мыши походила на кожу безволосой кошки доктора Чанга. Она слегка пахла чем–то, похожим на анчоусы, которые так нравились ей и которые так ненавидел Джон. Но этот запах был более слабым и тонким. Она почти ощущала жизнь в своей руке, как будто держала спящую мышь. Анна восхищалась простыми и гладкими очертаниями, которые сочетались со сложным внутренним скелетом. Она представила, как внутри размеренно и спокойно бьется ее сердце, мозговые волны совершают повторяющиеся колебательные движения. Она представила электроны, бегущие по сверхпроводящему металлу.
Потом Анна заметила, что сероватая окраска на спинке мыши начала мерцать, переливаться. Она поднесла руку поближе к лампе. Сегменты изменяли свою окраску: один участок кожи теперь стал светло–серым, потом — цвета древесного угля, а потом — средне серого цвета. Весь узор создавал ощущение медленно ползущих по спине мыши пепельных полосок. Казалось, устройство включилось.
Она была так красива, так элегантна. Вспышки нейронов, ответы микросхем, образующиеся узоры. И пульсируя, она, живая, дышащая, выполняла свое предназначение, создавая свою песню, ритмичный марш, зовущий к единственной цели, сфокусированный и нарастающий. Она была машиной, и машина была вселенной. Она тьмой нависала с купола небес, — вечный, могущественный, совершенный механизм, никогда не устающий, никогда не замедляющийся. Идеальная грация, идеальное управление, форма и содержание, слитые в неразрывную цепь. Повторяющаяся, замкнутая вселенная, цель которой начертана на соединениях нейронов и в темных крошечных пустотах, и цель эта, подобно тени, пульсировала в самом сердце машины. Жизнь Анны принадлежала машине. Она любила машину.
Анна уронила мышь на стол и вскочила с кресла. Что–то произошло. Мерцание серых сегментов замедлилось и прекратилось. О чем она думала? Чужие мысли. Мысли мыши. Мышь мысленно разговаривала с ней. Мышь — это преданное орудие, и передавала любовь к своей работе. И чуть не втянула ее в этот процесс.
Анна отпрянула от стола, ее сердце бешено стучало. Мышь спокойно лежала в круге света от настольной лампы. Если взять мышь в руки и сосредоточиться на ней, то можно каким–то образом включить ее. Как же она сумела так легко забыться? На несколько мгновений она забыла о том, кто она, где она, и даже что она такое. Ее поглотили чужие мысли, она была заворожена этой машиной. Машина овладела ее разумом.
Страх постепенно улетучился, когда она поняла, какой прорыв ей удалось совершить. Она включила устройство, сделанное по совершенно неизвестной технологии, которое пролежало без действия более тысячи лет. Но что именно его включило и как она сможет его изучать, если любой контакт с ним подчиняет ее волю воле устройства?
Постукивая рукой по ноге, Анна пересекла лабораторию и подошла к окну, изредка бросая взгляды на мышь. На улице начинался снегопад, густые хлопья стучали по окнам Женевской городской больницы, расположенной на другой стороне широкого бульвара. Тремя этажами ниже, на улице, утренний час пик был в самом разгаре. Ей удалось избежать этой толчеи, так как она пришла на работу рано утром после бессонной ночи, чтобы заняться изучением мыши. Потенциально мышь была величайшей находкой из всех, когда–либо сделанных ею, но, если она сейчас не сможет разобраться как это устройство работает, то находка окажется бесполезной.
Три месяца назад Анна вернулась с раскопок, проводимых по инициативе Межпланетных Экспедиций (IPX) на Тета Омега 2 — планете, расположенной вблизи границ освоенного космоса. Под руководством доктора Чанга, ее давнего наставника из Чикагского университета, они обнаружили останки расы, называвшей себя джи/лай — боковой ветви бракири. Хотя, судя по артефактам, их культура завораживала, она мало интересовала IPX, поскольку корпорации в основном были нужны необычные кристаллиновые камни, которые джи/лаи использовали в качестве источников энергии. Когда она и другие археологи выяснили, что камни были нужны джи/лаям именно для производства энергии, они передали собранную информацию инженерам. А ей и другим специалистам–археологам оставалось лишь развлекаться — по крайней мере, с точки зрения представителей IPX.
Интересы руководства по отношению к археологии были очень точно выражены в девизе корпорации: „Изучение прошлого ради лучшего будущего”, но только до тех пор, пока это лучшее будущее было лучшим для корпорации. Или, как любил выражаться один из ее коллег, Фаворито: „Эксплуатация прошлого ради наибольшего барыша”. Если они не могли использовать найденное, обменять или продать его, то они теряли к нему всякий интерес. Но, когда дело доходило до организации крупных экспедиций на далекие планеты, позволить себе это могла только IPX. Как Анна оправдывала свою возрастающую занятость в IPX перед мужем, Джоном: „Если имеешь дело с дьяволом, то все хорошо, пока ты вольнонаемный”.
И пока внимание начальства было обращено на кого–то еще, Анна чувствовала себя хорошо. Так она сможет спокойно доработать срок своего контракта с IPX. Потом она планировала на год вернуться в Массачусетский университет (MIT), где ее мешковатый вязаный свитер, штаны цвета хаки и неровно зачесанные волосы не выглядели столь чуждыми, как в IPX. Она могла бы преподавать некоторое время и вернуться к серьезным исследованиям, которые позволили бы ей полностью окунуться в давно исчезнувшую инопланетную культуру.
Большинство знакомых не понимало ее настойчивого желания узнать о том, о чем думали и как жили инопланетные цивилизации. Джон пытался, хотя, несомненно, он был человеком, живущим настоящим. Ее родители ценили выгоду, которую приносило изучение инопланетных технологий. Но большинство не–археологов не понимали, что благодаря своей профессии она путешествует во времени и пространстве, меняя тела, открывая древние тайны, находя сходство с расами, кардинально отличавшимися от ее собственной, и выясняя, как все эти различные расы пытались найти ответы на одни и те же вопросы, справиться с теми же самыми проблемами: откуда мы пришли, куда идем и в чем смысл жизни. Возможно, когда–нибудь она найдет для себя ответы на эти вопросы.
Ее специализацией были орудия труда и инструменты, их предпочитала большая часть археологов. И когда два дня назад она закончила отчет, посвященный орудиям культуры джи/лаев, она вспомнила, что на одной полке находятся артефакты, которые она до сих пор не проверила. В компьютере они числились в категории „Разное”, этот термин обозначал у археологов слишком маленькие предметы, которые было трудно идентифицировать, или те, чье назначение было непонятным. Обычно это были необработанные объекты природного происхождения, найденные в местах раскопок. Во время раскопок на Земле, к примеру, галька или желуди, которые не были использованы людьми и не были ими обработаны, тоже включили бы в „Разное”.
Но она стремилась к совершенству и, как любил шутить Чанг: „не могла оставить неперевернутым ни один камень”. Так что она не поленилась сходить на склад и проверить эту полку. Большинство предметов выглядели как обычный мусор, хотя, после тщательной проверки каждого кусочка, она нашла с десяток таких, которые требовали дальнейшего изучения. В частности, ее очень заинтриговали три предмета.
Вернувшись в лабораторию, она принялась за их изучение. Они походили на высохшие кукурузные початки, два предмета — совершено сухие, а третий — не до коца. На первый взгляд они походили на растения с Тета Омеги 2, вероятно, именно поэтому их поместили в „Разное”, однако при дальнейшем изучении ошибка в описании стала очевидной. Чем больше она их изучала, тем более они казались ей похожими на животных. Их верхний покров был тонким и нежным, как кокон бабочки, с переливающимся окрасом. Она решила провести еще несколько тестов, прежде чем отдать эти предметы Черлстейну, антропологу экспедиции.
Первое сканирование выдало противоречивые результаты: предмет внутри скорлупки обладал одновременно органическими и механическими характеристиками. Она повторила сканирование и получила точно такие же результаты. Анна долго изучала бессмысленные данные, перебирая в уме все варианты. У джи/лаев не было ничего, подобного этому. Эти предметы были гораздо совершеннее, чем все, созданное этой расой, гораздо совершеннее созданного и другими расами. Структура РНК показала, что митохондрии объектов не имеют ничего общего с микроорганизмами Тета Омеги 2. Эти предметы пришли с другой планеты, из другой культуры. Заставив себя сесть и глубоко вздохнув, она провела последнее сканирование, которое обнаружило внутри оболочки плотную структуру. Внутри двух сморщенных оболочек было нечто, похожее на сломанные и перемешанные останки квази–скелетов. Внутри третьей оболочки оказался сложный, изящный скелет, имеющий странную структуру и необычный по разнообразию размеров и плотности набор костей. Ни один скелет с различных планет из тех, которые ей доводилось видеть, не был похож на этот. Его сложная и необычная форма оставляла ощущение чего–то искусственного. И он выглядел совершенно нетронутым.
Тогда она, крича и размахивая результатами теста, побежала в кабинет доктора Чанга.
Он был так же как и она возбужден этим открытием, она увидела это по торопливости его походки, резкости жестов, чего она не наблюдала с тех пор, как около десяти лет назад он оставил университет, посвятив все свое время работе на IPX. „Время пожинать заслуженные лавры”, — шутил он тогда.
Вчера она вскрыла три кокона, которые, очевидно, являлись защитными оболочками. В двух сморщенных коконах оказались остатки квази–скелетов, а в последнем она обнаружила мышь. Вместе с Чангом и группой случайных зрителей она прогнала серию тестов. Результаты скорее принесли больше вопросов, нежели дали ответов. Поздно ночью, после того как Чанг ушел, она продолжила изучать мышь. Она пыталась понять, что это такое: биомеханическое устройство или биомеханическое существо. Тесты показали наличие у объекта пульса и рудиментарной системы обмена веществ. Она также отметила низкий уровень электрической активности, что наводило на мысль о квази–мозговых волнах, однако мозговые волны были идеально гармоническими и имели одинаковую амплитуду и частоту. Ни одно из известных науке существ не обладало простым и идеально правильным мозговым излучением: постоянные частоты и амплитуды характеризовали искусственно созданные устройства. К тому же, волны исходили из всех точек объекта, как из обычного электронное устройство, а вовсе не из ограниченной области внутри предмета. Отдельные компоненты содержали органические вещества, а другие были сделаны из неизвестного сверпроводящего металла. Плюс набор микропроцессоров, вкрапленных в скелет наподобие бляшек. Источник энергии мыши оставался загадкой.
Зачем высокоразвитой расе создавать подобное устройство? Если это был своего рода инструмент, то она не могла понять, как он работает. На нем не было явных элементов управления или механизмов. Она не знала, что оно может делать. Работая с артефактами таких своеобразных культур, она всегда пыталась заставить себя думать так, как думал бы инопланетянин. Понемногу она собирала информацию — как они готовили пищу, как они строили укрытия, — пока не воссоздавала их мировоззрение, стиль жизни. Таков был ее метод: изучать сохранившиеся артефакты, по ним делать выводы о культуре, оставившей их, воссоздавать поведение инопланетян, их образ мышления. Но в данном случае у нее были всего три артефакта, по которым надо было сделать вывод о целой культуре. Это походило на попытку сделать вывод о том, что находится в темной комнате по тому участку, который она могла разглядеть в луче света карманного фонарика. И, если ей не удастся достичь в ближайшем будущем каких–нибудь результатов, она знала, что IPX отдаст мышь кому–нибудь еще. Запланированный трехнедельный отпуск по случаю годовщины свадьбы, который начинался завтра, заставлял ее еще сильнее торопиться.
Анна отвернулась от окна. Мышь по–прежнему лежала в круге света под лампой, точка спокойствия в центре того тайфуна, который она называла своей лабораторией.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30