Фрайер. Нет.
Суд. Скажите, когда мистеру Блаю и вам приказали перейти на баркас, кто-нибудь помогал или предлагал помочь мистеру Кристиану в исполнении этого приказания?
Фрайер. Да, Черчилль, Самнер, Куинтал и Беркитт.
Суд. Как много матросов требуется для того, чтобы вывалить за борт баркас?
Фрайер. Для этого требуется десять человек.
Суд. Кто-нибудь из подсудимых помогал мятежникам в этом?
Фрайер. Да, мистер Байэм, мистер Моррисон, мистер Коулман, Норман и Макинтош, но они делали это по приказу боцмана, которому в свою очередь отдал приказ мистер Кристиан.
Суд. Как вы считаете: эти люди помогали бунтовщикам или капитану Блаю?
Фрайер. Думаю, капитану Блаю, ведь они давали тем самым ему возможность спастись.
Суд. Почему вы решили, находясь под стражей у Джона Миллворда, что он расположен к вам дружески?
Фрайер. Мне казалось, что ему не по себе и что оружие он взял неохотно.
Суд. Вы сказали, что получили для Тинклера разрешение уйти вместе с вами. Его заставили остаться на корабле?
Фрайер. Черчилль приказал ему остаться на борту, и Тинклер зашел ко мне в каюту и сообщил об этом.
Суд. В какой части корабля помещались молодые мичманы?
Фрайер. На нижней палубе, по обе стороны грот-люка.
Суд. Вы не обратили внимания, у грот-люка стоял часовой ?
Фрайер. Да. Я забыл сказать, что там, возле оружейного сундука, стоял Томпсон, вооруженный мушкетом с примкнутым штыком.
Суд. Вы считаете, что его поставили стеречь помещения, где располагались мичманы?
Фрайер. Да, и заодно ружейный сундук.
Суд. Известно ли вам что-нибудь о том, что в тот день кто-либо пытался отбить корабль?
Фрайер. Нет.
Суд. Сколько прошло времени между первой тревогой и минутой, когда вас стали сажать на баркас?
Фрайер. Насколько я помню, часа два с половиной – три.
Суд. Что, по-вашему, имел в виду мистер Кристиан, когда заявил, что последние недели провел словно в аду?
Фрайер. Я полагаю, он имел в виду оскорбления со стороны мистера Блая.
Суд. Произошла ли у них ссора незадолго до бунта?
Фрайер. Накануне мистер Блай обвинил мистера Кристиана в краже кокосовых орехов.
Затем подсудимым разрешили задать вопросы свидетелю, и первому слово предоставили мне. Фрайер, по-видимому, не хуже меня ощущал тяжесть нашего положения. Во время плавания на «Баунти» он всегда был более чем добр ко мне; встретиться же после бунта при обстоятельствах, когда наш разговор мог носить исключительно официальный характер, было трудно и для него, и для меня. У меня не было сомнений в том, что он считает меня невиновным и относится ко мне со всею возможною доброжелательностью. Я задал три вопроса.
Я, Когда вы в первый раз поднялись на палубу и застали меня с мистером Кристианом, вы слышали что-либо из сказанного?
Фрайер. Нет, мистер Байэм, там…
– Вы должны отвечать на вопросы подсудимых, обращаясь к суду, – прервал лорд Худ.
Фрайер. Не помню, чтобы слышал что-либо из их разговора.
Я. Были ли у вас причины считать, что я принадлежу к числу сторонников мистер Кристиана?
Фрайер. Никаких.
Я. Если бы вам позволили остаться на корабле и вы попытались бы отбить его, был бы я среди тех, кому вы доверили бы свои планы?
Фрайер. Он был бы одним из первых, с кем я стал бы разговаривать по этому поводу.
Суд. Вы сказали, что у вас не было причин считать мистера Байэма сторонником Кристиана. Не кажется ли вам подозрительным, что, когда вы поднялись на палубу, вы застали его за разговором с мистером Кристианом?
Фрайер. Нет, не кажется, потому что мистер Кристиан во время мятежа разговаривал со многими, кто не был на его стороне.
Суд. Во время вашей вахты ночью накануне бунта вы видели на палубе подсудимого Байэма вместе с Кристианом?
Фрайер. Нет. Насколько мне помнится, мистер Байэм находился на палубе всю мою вахту, а мистер Кристиан не появлялся.
Суд. Вы разговаривали с мистером Байэмом во время вахты ?
Фрайер. Да, несколько раз.
Суд. Не показался ли он вам чем-то встревоженным, взволнованным?
Фрайер. Отнюдь нет.
Я чувствовал признательность к Фрайеру не только за то, что он давал ответы, но и за то, как он это делал, – всем было ясно, что он считает меня невиновным.
Затем вопрос задал Моррисон:
– Скажите, что-нибудь в моем поведении в тот день навело вас на мысль, что я принадлежу к числу мятежников?
Фрайер. Нет.
Другие подсудимые тоже задали Фрайеру свои вопросы, причем положение бедняги Беркитта после этого ухудшилось, поскольку штурману пришлось более подробно осветить его участие в бунте.
Допрос Фрайера закончился, и его место занял боцман, мистер Коул. Будучи человеком кристально честным, он был вынужден говорить правду, хотя и старался по мере сил выгородить подсудимых и в особенности Эллисона, которого очень любил. Этим он завоевал всеобщую симпатию, но суд тем не менее потребовал дальнейших подробностей, касающихся Эллисона.
Суд. Вы сказали, что, когда вас вывели наверх, вы увидели подсудимого Эллисона среди других вооруженных матросов. Чем он был вооружен?
Коул. Штыком.
Суд. Он был одним из тех, кто охранял капитана Блая?
Коул. Да.
Суд Он что-нибудь при этом говорил?
Коул. Да
Суд. Что именно?
Коул. Я слышал, как он назвал капитана Блая старым негодяем.
– Когда вы видели, как мы со Стюартом одевались, а над нами стоял с пистолетом Черчилль, не слышали ли вы наш разговор с ним и Томпсоном? – спросил я.
Коул. Нет, разговора я не слышал, было слишком шумно.
Эллисон. Вы сказали, что я был вооружен штыком, мистер Коул. Видели ли вы, чтобы я пускал его в дело?
Коул. Да что ты парень, ты ведь…
– Адресуйте ответ суду!
Коул. Штыком он не воспользовался ни разу. Просто размахивал им перед носом у мистера Блая.
Этот ответ вызвал угрюмые усмешки у некоторых членов суда. Коул горячо добавил:
– Парнишка этот безвредный. Тогда он был просто юнцом, озорным, задорным юнцом.
Суд. Вы считаете, что это в какой-то мере извиняет его?
Коул. Нет, сэр, но…
– Спасибо, боцман, – прервал лорд Худ. – Есть ли у подсудимых еще вопросы к свидетелю?
Моррисон. Вы помните, что когда я по вашему зову вышел на палубу, то спросил у вас: «Мистер Коул, что же делать?», а вы ответили: «Ей-богу, Джеймс, не знаю, Пойди помоги им спустить шлюпку».
Коул. Да, помню.
Моррисон. Значит, вы помните, как я помогал спускать шлюпку, а потом и баркас, когда последовал приказ мистера Кристиана о замене?
Коул. Да.
Моррисон. Вы помните, как я принес из трюма дрек и буксирный трос и передал их на баркас? Помните, как вы попросили меня помочь вам достать из трюма анкерок с водой? Помните, как я помог погрузить ваши личные вещи?
Коул. Да, я забыл об этом сказать, но это чистая правда. Мне ни разу в голову не пришло, что он замешан в мятеже.
Моррисон. А вы помните, что, погрузив ваши вещи в шлюпку, я побежал вниз за своими, надеясь, что капитан Блай позволит мне присоединиться к нему?
Коул. Да, я помню, что он спустился вниз. Я был уверен, что он хочет взять свою одежду, чтобы идти с нами.
Суд. Скажите, подсудимый Моррисон очень стремился попасть в шлюпку?
Коул. Никто очень уж не стремился, мы ведь не надеялись добраться до Англии. Но желание такое у него было, и я не сомневаюсь, что, будь в шлюпке достаточно места, он непременно ушел бы с нами.
Затем вопрос задал Беркитт:
– Мистер Коул, помните, когда вы подошли к нактоузу, чтобы снять с него компас, Мэттью Куинтал запротестовал, а я сказал, чтобы он позволил вам взять компас и все, что еще нужно?
Коул. Я помню, что Куинтал не давал мне компас, но не помню, чтобы Беркитт сказал что-либо, хотя он действительно стоял рядом. В этой суматохе невозможно было заметить решительно все.
Миллворд. Вы можете сказать, взял я мушкет по своей воле или по приказу Черчилля?
Коул. Не знаю. Знаю только, что мушкет он взял.
Суд. Было ли на корабле другое оружие, кроме того, что хранилось в оружейном сундуке?
Коул. Насколько мне известно, нет.
Суд еще долго допрашивал боцмана, стараясь узнать у него как можно больше подробностей, касающихся нашего поведения во время мятежа. Окончив допрос, суд отложил заседание до следующего дня. Нас снова доставили в наше помещение на «Гекторе». Вскоре пришел мистер Грэхем и принес мне короткую записку от сэра Джозефа. Он писал:
«Худшее вы уже знаете, Байэм. Держитесь. Фрайер и Коул поддержали вас сегодня просто великолепно. Их мнение о вашем характере явно произвело впечатление на суд».
Мистер Грэхем проговорил со мною полчаса, подробно рассказав, какие вопросы я должен задавать другим свидетелям.
В этот вечер мы разговаривали мало. Пока было светло, Моррисон по просьбе Маспратта читал вслух Библию. Эллисон довольно рано улегся в койку и тут же уснул. Четверым из нас бояться было практически нечего. После первого дня стало совершенно ясно, что Коулмана, Нормана, Макинтоша и Берна оправдают. Беркитт и Миллворд ходили босиком взад и вперед. Последние звуки, которые я слышал перед тем, как заснуть, было мягкое шлепанье босых ступней Беркитта по полу.
Глава XXI. Обвинение
На следующий день в девять утра слушание дела продолжилось. Публики в кают-компании собралось еще больше, чем накануне.
Первым был вызван и приведен к присяге канонир Пековер. В его показаниях любопытным было то, что он заявил, что видел вооруженными лишь четверых: Кристиана, Беркитта, Самнера и Куинтала. Я думаю, он рассуждал следующим образом: «Бунт был давно, – как я могу быть уверенным, кого именно видел с оружием в руках? Ведь точно я запомнил лишь четверых. Значит, я должен истолковать свои сомнения в пользу остальных ребят. Господь свидетель, это им не повредит!» Как только он закончил давать показания, посыпались вопросы.
Суд. Из скольких человек состоял экипаж «Баунти»?
Пековер. В то время, по-моему, из сорока трех.
Суд. Скажите еще раз, скольких из них вы видели с оружием в руках?
Пековер. Четверых.
Суд. Значит, по-вашему, четверо справились с тридцатью девятью?
Пековер. Ни в коей мере.
Суд. Тогда как же?
Пековер. В бунте участвовало гораздо большее количество, иначе им не удалось бы захватить корабль. Но на вопрос о том, кого я видел с оружием, я могу определенно назвать лишь этих четверых.
Суд. Почему же вы лично подчинились бунтовщикам, когда видели лишь четверых из них с оружием?
Пековер. Я вышел на палубу безоружным и увидел Беркитта с мушкетом, мистера Кристиана рядом с капитаном Блаем, а также часового у трапа, но кто это был я не помню.
Суд. Пробовали ли вы усовестить мистера Кристиана?
Пековер. Нет, не пробовал.
Суд. Вы видели мистера Байэма в то утро?
Пековер. Да. Я видел, как он стоял и разговаривал с ботаником, мистером Нельсоном. Потом он спустился вниз, и я не видел его до тех пор, пока не сел на баркас.
Суд. Что заставляет вас считать, что Коулм, Норман, Макинтош и Берн не одобряли мятежников?
Пековер. Когда они смотрели на нас с кормы, мне показалось, что им хотелось бы быть вместе с нами.
Суд. Вы рассказали, что мистер Перселл сказал вам, что знает, кто во всем этом виноват, или что-то в этом духе. Как, по-вашему, мистер Перселл намекал на кого-то из подсудимых?
Пековер. Нет, я думаю, он намекал на капитана Блая, имея в виду оскорбления, которые тот нанес многим членам экипажа.
После этого вопросы канониру стал задавать Моррисон. В результате стало яснее прежнего, что он не только не выступал с оружием в руках, но, напротив, старался как мог снабдить баркас провизией и всем необходимым, чтобы хоть чем-то облегчить участь капитана Блая и тех, кто был вместе с ним. Мои вопросы, к несчастью, мало мне помогли. Пековер видел нас с Кристианом, но нашего разговора не слышал; не слышал он и того, о чем мы говорили с Нельсоном на следующее утро.
Затем начался допрос плотника Перселла. Я относился к этому старому морскому волку с большим уважением. Трудно было ненавидеть Блая сильнее, чем он, однако, когда дело дошло до исполнения долга, плотник, ни секунды не сомневаясь, последовал за капитаном. В своем рассказе Перселл перечислил семнадцать человек, у которых он видел в руках оружие. Первый вопрос суда был таков:
– Вы сказали, что просили мистера Байэма убедить Кристиана дать Блаю баркас вместо шлюпки. Почему вы обратились с этим к Байэму? Вы считали его одним из мятежников?
Перселл. Никоим образом. Я просто знал, что он дружен с мистером Кристианом. К тому же, Кристиан меня недолюбливал и не стал бы слушать мою просьбу.
Суд. Вы считаете, что шлюпку заменили баркасом, благодаря вмешательству подсудимого Байэма?
Перселл. Да, и не получи мы баркас, ни один из нас больше не увидел бы Англию.
Суд. Назовите, кто еще, по-вашему, был дружен с Кристианом?
Перселл. Пожалуй, мистер Стюарт. Больше я не могу назвать никого, мистер Кристиан был не из тех, с кем легко завязать дружбу.
Суд. Вы полагаете возможным, чтобы мистер Кристиан не поделился своими планами в отношении мятежа с мистером Байэмом, своим ближайшим другом?
Вопрос этот поначалу озадачил плотника, но он быстро собрался с мыслями и, нагнув голову, словно бык, ответил:
– Да, я считаю, что это возможно. Мистер Кристиан был не из тех, кто втягивает друзей в беду, и знал, что мистер Байэм останется верен своему командиру.
Суд. Не считаете ли вы, что подсудимые Байэм и Моррисон побоялись сесть на баркас с капитаном Блаем и спустились вниз, чтобы избежать необходимости покинуть корабль?
Перселл. Не считаю. Должно быть, им помешали. Они не такие трусы, как мистер Хейворд и мистер Халлет.
Суд. Учитывая все обстоятельства, считали ли вы, что мистер Байэм бунтовщик?
Перселл. Я считал, что он замешан в бунте.
Суд. А мистер Моррисон?
Перселл. Его я бунтовщиком не считал.
Воцарилось молчание. Через несколько мгновений лорд Худ проговорил:
– Подсудимые могут задавать вопросы свидетелю.
Я. Как глубоко сидел баркас, когда в нем находились уже все?
Перселл. Высота надводного борта была около семи с половиной дюймов.
Я. Мог ли, по-вашему, еще кто-нибудь сесть в баркас, не угрожая безопасности остальных?
Перселл. Больше никого взять было нельзя. Капитан Блай сам просил, чтобы больше никого на баркас не посылали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28