— Молодец, Мустафа. Отменная работа, — сказала Крикет по-английски, когда Мустафа умолк. — Рада снова видеть тебя. — Она подняла мегафон: — Эй, на борту «Шторм кар». Отбой. Приготовьтесь к высадке на борт.
Загремела, опуская лестницу, цепь. На яхту спустился моложавый мужчина германского типа. Он был высок и хорошо сложен. Копна белокурых волос, дорогая спортивная куртка в яркую клетку, отутюженные брюки цвета хаки, новые кожаные башмаки. Уилсон слышал, как они скрипят при ходьбе. На плече миниатюрный компьютер в прозрачном водонепроницаемом чехле, на лице, характерном для арийца с пропагандистского нацистского плаката тридцатых годов, серьезное выражение. Мужчина, щуря бледно-голубые глаза от яркого солнечного света, обозрел палубу и отступил в сторону, дав дорогу сотоварищу.
Тот был совершенно иного типа: приземистый, кривоногий. Редкие длинные волосы, римский нос, решительные складки у губ. Кричащая гавайская рубашка, расстегнутая до пупа и демонстрирующая полдюжины золотых цепочек дурной работы, пригревшихся, как змеи, на волосатой груди. Мешковатые шорты с карманами, раздутыми от каких-то веревочек, причем по одной штанине сверху вниз тянулась клейкая лента. Белые носки и плетеные сандалии в японском стиле.
Один глаз гнома был закрыт черной повязкой, другой, большой и недоброжелательный, изучал пленников. Гном был похож на дьявола, наблюдающего за страданиями человечества, наслаждаясь увиденным. По спине Уилсона пробежал холодок.
Некоторое время на палубе царила тишина. Уилсон услышал, как шумит ветер, как резвятся дельфины, не обращая внимания на яхту и скрип, исходящий от корпусов двух кораблей, трущихся друг о друга. Уилсон услышал также, как работает, подобно насосу, его собственное сердце.
Крикет сунула пистолет за пояс джинсов и направилась с распростертыми объятиями к коротышке.
— Папа!
— Как дела, великаночка? — спросил он и похлопал ее по попке, благо выше достать не мог.
— Нормально, — ответила она. — Правда, некоторое время все висело на волоске. Старый негодяй застукал Нуга у двигателей.
— Когда все закончится, мы возьмем отпуск, дорогая, — сказал отец успокаивающим тоном. — Куда бы ты хотела поехать?
Крикет минутку подумала и посмотрела на голубое небо с безразличием школьницы:
— О, я думаю, в Париж. Я бы прогулялась там по магазинам.
— Заметано, — сказал отец и потер руки. — Ну а где наш призовой индюк?
Уилсон взглянул на Акермана. Побледневший миллиардер трясся от страха как осиновый лист. За ворот дурацкой розовой рубашки текли слезы. На плече тяжким грузом лежала тень от мачты. Близорукий взгляд был устремлен вниз.
Отец Крикет приблизился к бывшему теперь судовладельцу и упер руки в бока. Поизучав палубу, он толкнул миллиардера сандалией:
— Вы Акерман?
Миллиардер поднял голову и страдальчески заморгал. Одна сторона лица у него была в ссадинах.
— Нет, — отрекся он от себя жалобным тонким голоском. — Нельзя ли мне вернуть очки?
— Поздравляю вас с удачным поглощением фирмы «Калтех индастриз» три года назад, — проигнорировал пират его просьбу. — Это было самое быстрое, самое наглое поглощение из всех, что я когда-либо видел.
— Вы слышали об этой операции? — удивился Акерман.
— О ней писали в финансовых газетах «Уолл-стрит джорнал» и «Файненшл тайме». Обе давали подробные отчеты о ваших проделках.
— Кто вы такой?
— Я капитан Пейдж, командир вон того доброго корабля. — Коротышка кивнул на ржавую посудину, притиснутую к яхте. — Член Берегового братства, причем с отменной репутацией. Это все, что вам следует знать.
— Так вы п-п-пират.
Отец Крикет пожал плечами:
— Разве вы не заметили повязку у меня на глазу?
— Она настоящая? — справился Акерман.
— Я потерял глаз в результате несчастного случая. Дома. От сверла отскочил кусочек и угодил прямо в роговицу. Потом в глаз попала какая-то инфекция, и его пришлось удалить. Можно было бы поставить стеклянный, но на кой черт? Думаю, меня можно назвать консерватором в том, что касается работы.
— Ты мерзкий убийца и вор, — вскричал внезапно капитан Амундсен, — грабитель, убивающий безвинных людей. Объясни ему, что означает твой черный флаг. Скажи ему, что собираешься с нами сделать, когда получишь желаемое.
— Да, что вы собираетесь делать? — истерически подхватил Акерман. — У меня есть деньги, я заплачу вам. Пожалуйста… — Он перешел на вой.
— Мы знаем, что у вас есть деньги, Акерман, — спокойно ответил пират. — Вопрос в том — сколько?
— Это не честно, — закапризничал миллиардер.
— А что честно, Шлюбер? — бросил пират через плечо.
Ариец извлек из прозрачного пластмассового футляра компьютер и уселся по-турецки на палубу. Уилсон услышал легкий щелчок и жужжание твердого накопителя, набирающего скорость.
— Секундочку, сэр, я должен войти в базу данных, — произнес Шлюбер с едва заметным немецким акцентом. И забегал пальцами по клавиатуре. — Вот он где. Внесен в файл «Богатые ублюдки». Акерман, Дуайт А. Родился в Сан-Луис-Обиспо, Калифорния, 17 апреля 1946 года. В прошлом году заплатил федеральный подоходный налог чуть больше миллиарда долларов. Следовательно, он стоит по крайней мере на два миллиарда дороже, сэр. Эти ублюдки, как правило, имеют тайные банковские счета в Швейцарии или на Багамах.
Акерман облизнул губы:
— Это неправда…
Капитан Пейдж сделал нетерпеливый жест. Мустафа ударил Акермана по затылку арапником. Короткий свист — и миллиардер обвис на нейлоновых бечевках.
Уилсон взглянул на белое небо и попытался отрешиться от действительности, но безуспешно. Абордажная команда расположилась неподалеку от него. Пираты курили и смеялись, как строительные рабочие во время перерыва. Тень от фок-мачты медленно перемещалась по палубе.
10
Уилсона перевели на пиратский корабль и заперли в маленькой душной каюте, расположенной ниже ватерлинии.
Несколько минут спустя перегорела лампочка. Уилсон лежал в кромешной тьме, свернувшись калачиком, на голом матраце, от которого несло мочой. Тихая возня на полу свидетельствовала о присутствии крыс. Один раз кто-то принес воды и шоколадный батончик: дверь открылась буквально на миг. Уилсон следил за временем по светящимся наручным часам, и каждая цифра на зеленом экранчике камнем падала ему на сердце.
Уилсон думал об отце. Для большинства людей игроки ассоциируются с гангстерами и головорезами. Отец же был добрым скромным человеком, полной противоположностью буйным завсегдатаям ипподромов. Уилсон до сих пор отчетливо представлял его лицо, он помнил резкий ночной телефонный звонок и рыдания матери в спальне, которые долетали до него сквозь стену.
На обложке журнала «Диспетч», вышедшего на следующее утро, была помещена фотография обломков пассажирских вагонов, они торчали из темных холодных вод Потсвахнами словно руки утопленника. Была и еще одна фотография — в воскресном выпуске «Телеграф джорнал», позднее она получила премию как лучшая за тот год, и Уилсон часто встречал ее репродукции в книгах. Трупы сгоревших и замерзших людей лежали вдоль берега, как поленья. Полицейские и береговая охрана безучастно стояли на заднем плане в черных от дождя плащах и разговаривали о спорте. Белые бирки на больших пальцах ног мертвецов покачивались на ветру, словно моля о помощи. Ровно за неделю до катастрофы отец поехал с Уилсоном на ипподром в Адмор-Даунс на старом трамвае. Теперь, закрывая глаза, Уилсон видел большое поле, обнесенное оградой, а за ним — тихие окраины, уходящие вдаль. Несколько озябших фламинго с подрезанными крыльями ходили по зеленому овалу, как собаки, потерявшие хозяина.
В тот день был стипль-чез. Лошади прыжками преодолевали препятствия «щетку» и «полено», и в каждом заезде несколько жокеев падали наземь, рискуя угодить под копыта отставших лошадей. Уилсон улавливал запах свежескошенной травы, навоза и трубочного табака, замечал мощные бока лошадей и кислые выражения на лицах проигравших игроков, видел большую фетровую шляпу и новый твидовый пиджак отца.
Во время седьмого заезда отец положил Уилсону на плечо руку и присел на скамью. Совместный выход отца и сына должен непременно сопровождаться разговором. Отец со вздохом сдвинул шляпу на затылок и начал свой лучший монолог.
— Я знаю, ты слышишь, как мы иногда ссоримся с матерью по поводу денег, — сказал он и взглянул на скачущих лошадей, они ярко выделялись на зеленом фоне. — Твоя мать очень хорошая женщина, очень умная, но она склонна путать некоторые вещи. Она думает, будто люди нуждаются в деньгах больше всего, но это не совсем так. Люди еще нуждаются в любви, например. Но что им нужно по-настоящему, так это чувство собственного достоинства. Каждому нужно чувство собственного достоинства, а его-то как раз и мало в нашей жизни. Позволь мне открыть тебе один секрет — достоинство не имеет цены. Нет на свете такого богача, который мог бы купить его.
Потом отец сказал, что, играя, обретает чувство собственного достоинства и что самым притягательным в игре является то, что все зависит исключительно от тебя.
— Если удача отворачивается, я могу не занимать презренный металл, а просто выйти из игры. Ты только подумай о тех несчастных, кто делает ставки при шансах девять к пяти, они пользуются обходными путями, как крысы. Им говорят: «Бегите» — и они несутся очертя голову, лишь бы ухватить свой шанс. Никогда не теряй достоинства, сынок. Обещай мне.
Уилсон торжественно пообещал, хотя и не понял, что именно. А неделю спустя отец отправился на четырехчасовом экспрессе на другой ипподром, и его шансы рухнули вместе с поездом в розоватую воду реки Потсвахнами.
Теперь, лежа скорчившись на вонючем матраце в утробе пиратского корабля, идущего в неизвестном направлении, Уилсон размышлял над тем, что сказал ему тогда отец, и над тем, как следует встретить смерть. Кто знает, о чем думал отец в последние мгновения жизни, когда по вагону летел багаж, а сам вагон со скрежетом падал с эстакады в небытие? Можно ли в подобной ситуации помнить о собственном достоинстве? Скорее всего катастрофа произошла слишком быстро, и отец не успел почувствовать что-либо, кроме паники.
Зато у Уилсона было время на то, чтобы приготовиться к смерти, чтобы убедить себя в том, что бояться нечего, ибо не важно, как ты уйдешь из жизни.
11
Капитан Пейдж сидел за старым деревянным столом на шканцах «Шторм кар» и ел завтрак, состоявший из яиц, бекона, сосисок и тостов. Справа от него размещалась наполовину опорожненная бутылка водки. Молодой негр, облаченный в чистую белую куртку, с перекинутой через руку салфеткой стоял, склонившись, позади пирата и держал кувшин апельсинового сока. Сок невыносимо сиял желтым светом. На пирате были рваный банный халат, распахнутый на груди, зеленые боксерские шорты и такого же цвета шлепанцы.
После заточения в кромешной темноте трюма от всего этого мельтешения красок у Уилсона сильно разболелась голова. Заковав в наручники, его положили рядом с капитаном Амундсеном дожидаться под охраной Мустафы, у которого через плечо свешивалась автоматическая винтовка, когда пират закончит трапезу. Артиллерийские орудия, покрытые парусиной, бросали на палубу тени, напоминающие надгробия. Пейдж медленно жевал и читал «Файнэншл тайме», осторожно перевертывая страницы луковичного цвета.
За полтора дня «Шторм кар» с «Компаунд интерест» на буксире успел проделать немалый путь. Теперь по левому борту виднелся остров, заросший густым лесом. Корабль находился столь близко от берега, что Уилсон сумел разглядеть попугаев на деревьях. Еще он заметил несколько островов. Влажный воздух гудел от насекомых и источал отвратительный малярийный запах тропиков.
Наконец Пейдж кончил завтракать. Слуги убрали посуду и принесли раскладные стулья. По трапу спустились Крикет и Шлюбер. Оба уселись за стол. Шлюбер, в полосатом костюме, пестром галстуке и туфлях с витым орнаментом, открыл миниатюрный компьютер и начал проделывать какие-то операции с сознанием собственной важности, характерной для всех электронщиков. Крикет выглядела чистенькой и отдохнувшей. Она была в морской форме: узкие по бедрам брюки и короткий голубой жакет с двумя рядами золотых пуговиц и золотыми эполетами. Настоящий гардемарин, только что покинувший военно-морское училище.
Пейдж поцеловал ее в щеку:
— Доброе утро, милая.
— Тебе нужно побриться, папа, — сказала Крикет, нахмурив брови, — уже вторая половина дня. И вообще следует надеть что-нибудь поприличнее. Согласно уставу, нам предстоит торжественное мероприятие.
— На своем корабле я сам себе устав! — прорычал Пейдж, недобро сверкнув единственным глазом. Но халат на груди запахнул и приосанился. — Послушайте, попутчик, — обратился он к капитану Амундсену. — Есть какие-нибудь вопросы, прежде чем мы начнем?
— Есть. Что вы сделали с Акерманом? — прохрипел Амундсен. — Как капитан «Компаунд интерест», я за него отвечаю. Вы что, мерзкие негодяи, убили его?
Пейдж устало улыбнулся:
— Не беспокойтесь. Мистер Акерман должен принести нам много денег. Сейчас он устроен вполне комфортно. Во всяком случае, лучше, чем вы. К вашему сведению: черный флаг — это дань традиции, так же как и доска, которую вы видите вон там. — Он махнул рукой в сторону малайцев, которые спускались по трапу.
Они несли длинную деревянную доску, напоминающую трамплин для ныряния. Увидев, как они закрепляют доску на правом борту, Уилсон затрясся. Доска была окрашена в неприятный бирюзовый цвет и торчала на добрых двадцать футов над водой, покачиваясь в такт волнам.
— Убивать всех пленников подряд — это нерациональный расход людских ресурсов, — продолжил Пейдж. — Пиратскому братству нужны специалисты. Мистер Шлюбер, давайте послушаем биографию капитана.
— «Амундсен, Ларс Олаф, — быстро зачитал ариец. — Родился в Эсбьерге, Дания, в 1945 году, натурализовавшийся гражданин США. Тридцать шесть лет действительной службы. Торговый флот». Здесь перечислены пятнадцать судов, в том числе большие лайнеры компании «Юнайтед Стейтс лайн».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37