Возможно, вы приехали сюда не напрасно…Он поднял голову, и брови его взлетели вверх.– Вы все сетовали в поезде на то, что не успели поговорить с ее парнем, Захаром, так? Ведь он же постоянно прятался от вас, скрывался…– Конечно… Он боится меня, потому что чувствует и свою вину… Пусть только косвенную, но все равно. Если бы его чувства к Инне были чистые, если бы он действительно ее любил, разве стал бы он избегать меня? Пусть даже у него алиби, все равно, это выглядело не по-людски… И что вы хотели сказать? Вы предлагаете все-таки с ним встретиться?– Боюсь, что это теперь невозможно. Его убили, представьте, вчера.Кто-то зарубил его топором в собственной квартире, – повторила она слова Крымова. – Вот я и подумала, уж не связаны ли эти два убийства? Знаете, как это бывает: убивают свидетелей… На мой взгляд, это самые чудовищные преступления, когда людей убивают только за то, что они что-то или кого-то увидели… Можно понять убийство из ревности или ненависти, месть…– Убили? Какой кошмар… Господи… Вы только что разрушили мою последнюю надежду… Ведь я ехал сюда в основном из-за того, чтобы встретиться с этим Захаром и узнать у него о последних днях Инны…– Долго же вы собирались… Если честно, если бы я не ехала с вами в одном купе, то вполне могла бы предположить, что это убийство вам безразлично.– Господи! Только не это. Так вы возьметесь за дело сестры?– И почему вы не обратились к нам сразу?.. – не смогла сдержать своих эмоций Юля. – Столько времени потеряно… А что касается конкретно моего вам ответа, то я не могу решать все сама. Давайте сделаем так: я переговорю завтра утром с Крымовым и позвоню вам. Или же сделаем проще: вы сами подходите завтра с утра в агентство, оно находится на Абрамовской улице, вам всякий покажет… К девяти сможете?– Конечно. Но я бы хотел знать, сколько я должен принести с собой денег?Она назвала сумму, вдвое большую, чем они обычно берут за подобные дела, рассудив, что Крымов, увидев Олега, сам удвоит или утроит ее. У Крымова нюх на богатых людей, и уж здесь-то он своего не упустит. Юля вдруг подумала, что ненавидит Крымова – этот тип только и делает, что считает деньги да придирается к ней на работе…– Хорошо. Меня это вполне устраивает. Но все же мне не хотелось бы иметь дело с вашим Крымовым. Лучше лично с вами. Возьмитесь за это дело частным образом и все денежные дела улаживайте с Крымовым самостоятельно. Это мое условие. Я не знаю Крымова, а потому не доверяю ему. Дело-то сложное…– Договоримся сразу: никто – ни я, ни Крымов – не может вам дать никаких гарантий…– Я понимаю. Ну так как, беретесь?– Берусь.«Я передам Крымову ваши условия», – хотела добавить она, но передумала.Сейчас появятся новые дела, и под их прикрытием можно будет собирать информацию на Шонину. От этой мысли ей стало необыкновенно легко, и она даже пожалела, что до утра еще так далеко, ей хотелось бы начать действовать прямо сейчас…Шонин ушел, пообещав заехать к ней с деньгами в восемь утра.Юля выпила еще один бокал соку и, полежав немного в прохладной ванне, легла спать.17 июля Ровно в восемь, когда она собиралась уже выходить из дома, пришел Олег.– Я подумал, что вам могут понадобиться ключи от ее квартиры. Вот, держите. А я перееду в гостиницу, не могу я больше там оставаться, меня мучают кошмары… Мне постоянно мерещится запах ее духов, слышатся ее шаги и даже голос… Так же можно и с ума сойти…– А как же поминки?– Поеду сегодня в кафе договариваться, обзвоню всех знакомых, подружек… А это, – он достал из кармана конверт, – деньги. Здесь ровно десять тысяч. Если понадобится еще – звоните. Может, вам нужна машина, так я договорюсь с одним человеком…– Нет, машина у меня есть, и я Даже могу вас сейчас подвезти до вашего кафе…Гараж находился прямо за домом. Олег, увидев новенький белый «Форд», первый раз за все время их знакомства с Юлей улыбнулся.– Представляю, с каким удовольствием вы летаете на своей белой птице…Мне и самому сейчас не хватает машины, привык, чего там… Для меня техника – это все…Он так по-мальчишески это сказал, так мило и по-свойски, что Юле стало даже не по себе. Она не видела в нем коммерсанта, клиента, теперь перед ней был человек, который обратился к ней за помощью. А она возьмет с него деньги…Нравственно ли это? Но, с другой стороны, без денег она и с места не сдвинется.И пусть даже Инны Шойиной уже давно нет в живых, она должна приложить все силы к тому, чтобы найти убийцу, найти этого зверя, который сжег ее… Подробности она узнала от патологоанатома Леши Чайкина, с которым в последнее время плодотворно сотрудничала и без которого не обходилось ни одно криминальное дело. Девушку, судя по состоянию ее платья и сорочки, найденных на берегу пруда в районе Затона, сначала избили, а потом привели или отнесли на холм неподалеку от пруда, привязали к самодельному деревянному кресту и, облив бензином, подожгли. Была ли она изнасилована, определить было крайне сложно, поскольку тело сильно обгорело. Однако ряд анализов, которые провел Чайкин, не подтвердили наличие спермы во влагалище потерпевшей… Не исключалось также и то, что она могла быть сожжена заживо, поскольку ее лицо, вернее, та страшная обуглившаяся маска, в которую превратилось ее лицо, сохранила выражение ужаса, а рот был широко открыт, словно девушка кричала перед тем, как ее сердце остановилось…– Меня преследует запах горелого… – проронил Олег Шонин, когда Юля притормозила возле кафе «Арлекино» и настал момент расставания.– Звоните мне в любое время дня или ночи и домой, и в агентство.Оставляйте сообщения на автоответчике, звоните, кстати, и по сотовому, я вам дала все номера телефонов… Но я не могу вам обещать, что мне не будут помогать мои друзья, в том числе и Крымов…– Хорошо, спасибо… – Он одарил ее печальной улыбкой и не спеша вышел из машины.Юля же, дождавшись, когда он скроется за стеклянными дверями кафе, поехала к себе на Абрамовскую.Надя встретила ее немного растерянной улыбкой и сразу же, едва Юля переступила порог приемной, приложила палец к губам.– Крымов что-то не в духах… Кроме того, у него посетительница… Ищет дочь.– Фамилия? – Юля, разочарованная столь будничной встречей, села в кресло и внимательно посмотрела на Надю, пытаясь, с одной стороны, определить, в каком эмоциональном состоянии та находится, с другой – действительно ли ей не рады или просто накопилось много работы.– Что «фамилия»? – не поняла Надя и тотчас закурила. – Ты, наверно, хочешь меня спросить, что со мной и почему я не улыбаюсь, не шучу и не Радуюсь твоему возвращению из… – Не договорив, Щукина разрыдалась, и ее и без того некрасивое конопатое лицо покраснело, а по щекам потекли слезы. – Я и сама не знаю, что со мной… Нервничаю по каждому пустяку, реву, а когда в приемную входит Крымов, дрожу как осиновый лист… Нервы ни к черту, расшатались… Ты извини, Юлечка, что я даже не предложила тебе кофе, у меня в голове каша такая…– Тебя что, Чайкин бросил? – Юля знала об их романе с Лешей Чайкиным.– Да нет, у нас все нормально, он успокаивает меня и говорит, что мне просто надо отдохнуть…– Ну так и отдохни! Какие проблемы-то?– Меня Крымов не отпускает. Говорит, дел много. Он Игорька совсем загнал, тот из командировок не вылезает: то в Москву, то в Питер… Вот и сейчас его нет. Штат свой Крымов расширять не хочет, чтобы лишние деньги людям не платить, все взваливает на нас, а сам… сам… Убила бы его, честное слово…– Да, мать, что-то ты совсем расхандрилась. Надо бы тебя в люди вывести, дать тебе почувствовать себя настоящим человеком. Обещаешь мне, что проведешь сегодняшний вечер со мной?– С тобой? А как же Чайкин?– Объяснишь ему, что будешь со мной, а если он не поверит…– Да поверит, поверит, куда он денется… А что ты придумала? – Слезы у Нади высыхали на глазах, а на лице появилось нечто наподобие улыбки.– Это сюрприз. Мы с тобой сходим в одно чудное место… А теперь высморкайся и скажи мне фамилию посетительницы.– Орешина Галина Викторовна, директор картонажной фабрики. Ее дочь пропала пару дней назад. В милиции, как это обычно и бывает, сказали, что искать еще рано… Но Орешина говорит, что ее дочь не может не прийти ночевать домой, не так воспитана…Дверь кабинета распахнулась, и на пороге возник мрачный Крымов.– Пришла? Вот и отлично. Зайди ко мне…Юля поднялась и вошла в кабинет, где увидела сидящую на самом краешке кресла маленькую женщину в строгом светлом костюме. Услышав шаги, женщина тотчас повернулась, и Юля увидела обращенное к ней заплаканное, опухшее лицо.– Значит, так, – говорил Крымов с неменяющимся выражением лица, – Таня Орешина, восемнадцать лет, вышла из дома четырнадцатого июля и не вернулась.Сказала, что поедет по магазинам… Никто из подружек ее не видел. Вот здесь я записал, во что она была одета, приметы, здесь же в папке фотографии и все необходимые данные… Займитесь, Юля. Если у вас есть какие-то вопросы к матери Тани, Галине Викторовне, можете пройти в ваш кабинет и поговорить…Галина Викторовна после этих слов вскочила с кресла как ужаленная и, понимая, что разговор с Крымовым окончен, пошла, спотыкаясь на непослушных от волнения ногах, за Юлей.– Девушка, вас, кажется, Юлей зовут? – обратилась Орешина к Юле, когда они оказались в кабинете, на двери которой поблескивала медью табличка «Земцова Ю. А.». – Умоляю вас, помогите мне найти Танечку… Она у нас единственная дочь… Она не могла, понимаете, не могла не позвонить и не сказать, что задержится или что-нибудь в этом духе… Я обежала всех ее подружек – ее никто в этот день не видел. Вы понимаете, она у нас весь год болела, запустила учебу, и поэтому мы решили, что она в этом году поступать не будет…– Во сколько же лет она пошла в школу?– С восьми мы ее отдали. Понимаете, у нее больные почки… – голос Орешиной дрожал, а из глаз непрестанно лились слезы, – и еще куча всяких болезней… Хотя внешне она выглядит вполне здоровой. Мы ее постоянно лечим, возим на море… Вот, посмотрите… – Галина Викторовна вытряхнула непослушными руками из синей папки несколько фотографий, с которых на Юлю взглянуло совсем юное создание, черноволосое, худенькое, с одухотворенным милым личиком и беззаботной улыбкой.– Какая чудесная улыбка… – Юля сразу же сунула одну фотографию себе в стол, чтобы потом отдать на размножение Щукиной.– Да, у нее хорошая улыбка… Она никогда не чувствует себя больной, все смеется, шутит… Она, конечно, наивная, чего уж там… Но знает, что мужчинам верить нельзя… Это я к тому, что если вдруг… – И она снова заплакала.– Главное сейчас для меня – список ее подружек и возможность осмотреть ее комнату. И, если вас не затруднит, опишите мне еще раз вы, лично, во что она была одета.– Хорошо… – Орешина шумно высморкалась и попыталась собраться с мыслями. – На ней четырнадцатого июля были светлые такие… кремового цвета шорты, красная маечка без рукавов и коричневые итальянские сандалии. На шее – цепочка… золотая, с кулоном в форме сердечка и крохотным рубином посередине.Еще она была в очках, таких дорогих, солнцезащитных… Они очень ей шли… – Женщина вновь закрыла лицо руками, и Юля подумала, что материнское сердце подсказывает ей, что с дочерью случилась беда.– Скажите, Таня – девочка контактная? Общительная?– Обыкновенная. В транспорте с посторонними вряд ли заговорит, а вот с подружками может говорить часами…– Во сколько она вышла из дома?– Да утром! В десять часов, она хотела пройтись по магазинам и купить себе пляжную шляпу и тапочки…Юля задавала ей вопросы довольно долго, пока не поняла: все, что только можно было спросить у несчастной матери, уже спросила. Оставалось одно – действовать: опрашивать подружек Тани, обойти все центральные магазины города, в которых Таня предпочитала делать покупки, а вечером зайти к Орешиным домой и осмотреть комнату девочки.Когда Орешина выходила из кабинета, Юле показалось, что та стала еще меньше ростом, ну просто девочка со спины… Таня же, ее дочь, была довольно высокой, хотя и хрупкой.Когда Юля вернулась в приемную, Надя выглядела уже более спокойной, она деловито резала ветчину для бутербродов.– Я вижу, тебе полегчало? А меня вот загрузили работой. Угостишь бутербродиком?– Если не боишься испортить свою шикарную фигуру – пожалуйста.– Нет, не боюсь… Тем более что не вижу на горизонте мужчину, ради которого стоило бы лишать себя радостей жизни.– Ну и правильно. С чего начнешь? – Надя уже имела в виду работу.– Понимаешь, в чем дело… Я только что, можно сказать, приехала, отсутствовала целый месяц. Для начала, как мне думается, стоит встретиться с Сазоновым, угостить его холодным пивком и расспросить, какова обстановка в городе в целом… Ты меня понимаешь?– Да ты меня спроси – я тебе много чего расскажу… Я же в отличие от некоторых газеты читаю. Кроме того, у меня любовник – судмедэксперт, который каждый день потрошит молоденьких девушек… Вот уж действительно кто Джек-Потрошитель…– Ты ему позвони, предупреди о моем возможном приходе, а я сначала навещу все-таки Сазонова. Крымов, кстати, где?– Не знаю, умчался куда-то на машине.– А ты не знаешь, он деньги с Орешиной взял?– Как не взять. Они ему сейчас по горло нужны – сегодня какое число?– Семнадцатое, а что?– А то, что пора платить за аренду, свет… короче, платить по счетам… Юля, у меня к тебе будет просьба…– Слушаю тебя, Надя, – отвечала Юля с набитым ртом и улыбаясь, уже заранее зная, о чем ее попросит Щукина. – Хочешь попросить меня не спаивать твоего Чайкина? Пожалуйста, но тогда подскажи, что ему, кроме водки и «Таллинской» колбасы, принести?– Да ничего не неси, он тебе и так все расскажет как на духу…– Считай, что уговорила. Тем более – экономия-то какая…И только выходя из агентства, она вспомнила, что никому не сказала о новом клиенте, об Олеге Шонине и тех деньгах, которые он ей дал. И, главное, о том условии, которое он ей поставил. «Частное расследование… Не очень-то развернешься; при Крымове и его финансовой политике…» Глава 2 Сазонов, вытирая большим клетчатым платком свою яйцеобразную голову, покрытую слипшимися от пота светлыми редкими волосенками, встретил Земцову громким похлопыванием ладонями, что означало:
1 2 3 4 5 6 7 8