И еще: убийство капитана не только было вызвано убийством Пуаврье и его дочери, но и обусловило их. Иными словами, капитан или, по крайней мере, нечто с ним связанное послужили причиной прихода убийцы к сенатору. Вы согласитесь с этим, если будете исходить из того, что преступник явился к сенатору за тем, чтобы что-то получить, а к капитану только для того, чтобы убить. Но кто и почему был заинтересован в его смерти? Ответ один: капитан знал убийцу. Сенатор и капитан уже говорили об этом человеке. Убийце было об этом известно. Он был уверен, что капитан, узнав о смерти сенатора, неминуемо заподозрит его и молчать не станет. На кого указывает такое предположение? Понятно, на Жака Данблеза. Его таинственные ночные отлучки из дома и браунинг, обнаруженный у трупа капитана, усугубляли подозрение господина Жиру. Я называю здесь только материальные улики, оставляя в стороне психологические тонкости. Мне совершенно не важны молчание обвиняемого, его упорство, волнение, наконец, при виде трупа девочки. Все это сантименты, и меня они совершенно не интересуют. Я только хочу знать, он ли совершил эти преступления.
Жак Данблез, бледный как полотно, застыл на стуле.
– Господин Жиру утверждает, что в ночь первого преступления Жак Данблез был в Париже. Это возможно. Он не желает говорить, что делал в ночь второго преступления. Что ж, это его право… Возле трупа капитана найден браунинг, принадлежащий обвиняемому. Но сосновая иголка, прилипшая к ноге лошади Жака Данблеза, является свидетельством того, что он ездил не в Бри, а скорее всего, в Марни, к мадемуазель де Шан. Таким образом, я вынужден признать, что убийца капитана – не Жак Данблез, хотя его браунинг и был обнаружен возле трупа, и не Жак Данблез стрелял на вилле сенатора.
Иггинс помолчал, собираясь с мыслями.
– Теперь мы подошли к вопросу о том, каковы причины молчания Жака Данблеза и что могло интересовать убийцу на вилле «Виши». Вероятно, это письма, о которых знал де Лиманду и которые находились у сенатора, письма, имеющие прямое отношение к Жаку Данблезу. Его переписка с мадемуазель Жаклин Дюбуа и ее фотография были украдены у нее Ривейро Бодальво. Как они попали к сенатору? Вы этого, должно быть, не знаете…
– Я скажу! – воскликнула Жаклин Дюбуа. – Да, эти письма украл у меня Ривейро Бодальво, с которым я имела глупость переспать и который с тех пор шантажировал меня. Он украл письма и продал их капитану.
– Больше он ничего не украл? – задал вопрос следователь.
– Нет.
– Откуда это известно Иггинсу?
– Я рассказала ему обо всем перед тем, как уехать в Италию.
– Продолжаю, – сказал Иггинс. – Так вот, капитан любил мадемуазель де Шан, любил безнадежно. Он купил любовную переписку своего соперника и передал сенатору… Предположим, Жак Данблез узнал об этом. Каковы же мотивы его поведения, если, как утверждает господин Жиру, он действительно совершил эти убийства? Они необъяснимы. Глупо предполагать, что Жак Данблез, человек весьма хладнокровный и рассудительный, убил господина Пуаврье только потому, что тот не соглашался выдать за него замуж свою внучку, не соглашался из-за того, что Жак Данблез раньше был влюблен в Жаклин Дюбуа. Еще более глупо думать, что он решился на убийство де Лиманду из ревности. Мадемуазель де Шан не отвечала капитану взаимностью. И рассматривать его как соперника просто смешно.
Иггинс повернулся к Жиру.
– Неужели вы не видите, господин следователь, насколько малозначительны эти письма? Если правильно наше предположение и капитан передал сенатору письма для того, чтобы отделаться от Жака Данблеза, то сделал он это сгоряча. Разве мог сенатор рассердиться на то, что человек, которого любит его внучка, был когда-то влюблен в красивую женщину? Нет, не эта переписка заставила разорвать помолвку, не из-за нее заставили мадемуазель де Шан, по-прежнему любившую Жака Данблеза, обручиться с капитаном.
Иггинс, порывшись в карманах, достал свою трубку.
– С другой стороны, письма все-таки были переданы сенатору с какой-то целью. Спрашивается: не было ли передано вместе с ними что-нибудь еще? Могло ли переданное скомпрометировать Жака Данблеза? Мы знаем, что письма и фотографию передал сенатору капитан де Лиманду. Естественно предположить, что он передал и нечто другое, то, за чем явились с бритвой в руке и с браунингом в кармане. Это другое было столь важным, что, перерезав ради него горло сенатору, преступник вынужден был убрать и капитана. Может быть, не все знают, что в сейфе у господина Пуаврье найден листок с цифрами 27002.
Иггинс снова обратился к Жиру.
– Наверное, вы забыли или не обратили внимания на то, что это номер браунинга, который обнаружили у Оддера, бывшего механика Жака Данблеза. Впрочем, вы все равно ни к чему бы не пришли. Эту загадку можно разгадать, только имея ключ к ней. У меня этот ключ был.
Иггинс заколебался. Я встревожился: ведь ему сейчас придется говорить о ночном посещении дома капитана.
Иггинс улыбнулся, подобрал подбородок, мотнул головой и продолжал:
– Этот ключ – часы. Да, женские золотые часы, принадлежавшие, очевидно, матери капитана де Лиманду. Точнее говоря, ключ – не сами часы, а надпись на их крышке. Вы спросите, как попали часы ко мне? История замечательная! Но, боюсь, профессиональная этика не позволит мне раскрыть этот секрет. Могу только сказать, что мастер, у которого часы были в починке, без труда узнает их. И я уверен, что часы опознают и родители капитана.
Иггинс снова усмехнулся.
– Вскоре после убийства капитана в его дом проникли воры. Должно быть, они искали драгоценности или деньги. Что вы скажете о полиции, которая не смогла арестовать их? Скверная у нас полиция! Впрочем, важно не это, а то, что мне удалось заполучить часы. Вот они, – он достал из кармана часы. – На их внутренней крышке надпись: «Х=Жиль=М.С.= 27002». Те же цифры, которые сенатор записал и спрятал в сейфе! По-моему, и ребенку понятно, что сенатор и капитан владели какой-то тайной. Видимо, эта тайна была неизвестна Жаку Данблезу, а сенатор и капитан заключили против него союз. Из этого следует, что капитан де Лиманду, вручая сенатору письма и фотографию, передал ему, как я уже говорил, что-то еще. Что?
Иггинс, раскурив трубку, сделал несколько затяжек.
– Не буду пересказывать, какую колоссальную работу я проделал для того, чтобы изучить, понять, проанализировать, проверить это таинственное уравнение. Прежде всего надо было выяснить, кто такой Жиль. Я узнал это. С вашего разрешения я опущу подробности и перескажу только основные этапы поиска. Я поручил следить за газетными объявлениями, и моя интуиция меня не обманула. Однажды появилось такое объявление: «М. С. 27002. Очевидно, в нем отказано. Послезавтра». По счастливой случайности стало известно, что через день должна состояться казнь Сольдаша. Оставляю в стороне те причины, которые привели моих друзей и меня к убеждению, что при казни будет присутствовать Жиль. Мое предположение оказалось почти правильным. По крайней мере, некто под этим именем в продолжение нескольких лет выполнял обязанности помощника палача. Но в день казни Сольдаша исчез. Странная вещь: он учуял наши подозрения. Еще более странно, что в ночь перед казнью Сожэ, которому помогал Жиль, единственный знавший его человек, умер от отравления.
Иггинс замолчал. Все с напряжением ждали.
– Итак, Жиль, таинственный Жиль, который так сильно интересовал меня, исчез и не оставил следов, – вздохнул он. – Что делать? Я готов был отчаяться… Вы знаете, что после убийства на вилле «Виши» и в Бри произошло немало других таинственных событий: в саду у сенатора обнаружили труп девочки; исчезла Эльмира Бурдон; Ренэ Данблез оказал вооруженное сопротивление следователю Понво и был арестован и, наконец, умер Маркас. Все это давало достаточно пищи и для размышлений, и для поисков, так что времени я даром не терял. Но след Жиля не находился.

11. Третье преступление

Иггинс взглянул на вдову Маркаса и сказал:
– Мадам Маркас освободила меня от обязательства хранить тайну, за что я ей весьма благодарен. Так вот, ее покойный муж недели две назад получил анонимное письмо, сообщавшее о том, что в доме на улице Рокет исчезла девочка. Дата исчезновения предшествовала обнаружению трупа ребенка в саду господина Пуаврье. Следом за Маркасом я побывал во всех тех местах, где был он. Поиски привели меня к убеждению, что девочку увез Жиль. Это может подтвердить мадемуазель Антуанетта Лапланш… Итак, третья тайна: в саду сенатора найден мешок с трупом девочки. Это преступление связано с двумя предшествующими, с убийством на вилле и с убийством капитана де Лиманду.
Жиру хотел что-то сказать, но Иггинс остановил его движением руки.
– Должен сказать, что уже несколько недель мы следили за Маркасом. Эта слежка ничего общего не имела с данным делом и велась по причинам, касающимся меня одного. Почему – не важно. Суть в том, что мои люди следили за Маркасом, и меня очень заинтересовало одно обстоятельство, которого я не мог понять: Маркас отправился на улицу де-Ламбер, зашел в какой-то дом, пробыл там три часа и больше туда не возвращался. Несколько дней спустя он умер в камере Ренэ Данблеза. Я отправился в тот дом. Оказалось, что в квартире, которую посетил Маркас, бывал Жиль. Человек, который выдавал себя за Жиля, там гримировался, надевал парик, приклеивал рыжую бороду и обувался в грубые башмаки большого размера. Однако то, что я обнаружил логово Жиля, никак не продвигало наших поисков. Я продолжал тонуть в догадках. И тут на глаза мне попался кусочек картона. Вы видите, это билет пригородного сообщения, билет второго класса. Билет в Букваль, где находится дом Ренэ Данблеза. Мне пришлось немало пережить в жизни, но так взволнован я никогда не был. Значит, Жиль связан с Данблезом! Конечно, сам билет не является доказательством. Здесь возможны совпадения, тысячи случайностей. Что доказывает этот билет? Что Жиль ездил в Букваль. Зачем? Что доказывает, что Жиль – убийца? Возможно, он знал убитых или был известен им, он увез девочку. Вот и все. Улик против него нет. И, главное, ничто не доказывает, что Жак Данблез – Жиль. Но имеется один факт, никому не известный, кроме меня, факт, замеченный мною одним. Этот факт сразу позволил мне раскрыть тайну, дал ключ к разгадке драмы и открыл имя убийцы.
Иггинс обвел присутствующих тяжелым взглядом и невозмутимо произнес:
– Все преступления совершил один человек. Он находится здесь, в этой комнате, и я скоро назову его имя. Но сначала я должен сказать, в чем заключается этот факт. В поисках исчезнувшей Эльмиры Бурдон был подвергнут обыску дом Ренэ Данблеза. Должен признаться, что я сам не мог бы произвести его лучше, но тем не менее никаких следов служанки не обнаружено. Лишь одно незначительное обстоятельство осталось не замеченным господином Понво. Оно-то и натолкнуло меня на разгадку тайны. Дело в том, что полицейские не обнаружили револьвера, из которого Ренэ Данблез стрелял в лошадей. Это обстоятельство отмечено в протоколе. Следователя оно не заинтересовало. Должно быть, он решил, что Эльмира Бурдон унесла оружие с собой.
Я взглянул на Дальтона. Он улыбнулся и подмигнул мне.
– Господин Понво пренебрег еще одним моментом, – вздохнул Иггинс. – Обычно по факту смерти назначают судебно-медицинскую экспертизу. Но когда Ренэ Данблез пристрелил трех лошадей, ни одна живая душа не подумала о том, чтобы произвести их вскрытие. Так вот, я попросил ветеринара извлечь пули из трупов животных. И они оказались…
– От браунинга калибра восемь миллиметров? – спросил Жиру.
– Нет. От маузера, калибр двенадцать миллиметров! В комнате повисла гробовая тишина.
– Вы замечаете, – нарушил ее Иггинс, – как сужается круг улик? Но не будем торопиться. Прежде необходимо объяснить, каким образом труп Дэзире Лапланш, увезенной Жилем, оказался в саду сенатора, зашитый в мешок. Это событие настолько таинственно и открывает возможности стольким сомнениям, стольким противоречиям, что суд, как мне кажется, не осмелится считаться с прежними уликами, если не разъяснена трагическая смерть девочки. Иггинс вздохнул.
– Вы знаете, что через два дня после убийства на вилле «Виши» труп девочки обнаружили в саду сенатора, хотя раньше его там не было. Я берусь это утверждать, так как сам, помимо полиции, тщательно осмотрел виллу господина Пуаврье. Ни в саду, ни в доме не было ни трупа девочки, ни самой девочки. Следовательно, девочка попала в сад после убийства сенатора, мадам де Шан и неизвестного. Естественно предположить, что она попала туда уже мертвая, в мешке. В это время вилла охранялась полицией, и люди, которые хотели спрятать труп, не могли пробраться в сад незамеченными. Итак, налицо противоречие: после убийства сенатора труп Дэзире Лапланш принести в сад не могли, а прежде его там не было. Я напомню, где был обнаружен мешок с трупом. Он лежал в кустарнике, причем один из кустов, ветви которого загораживали аллею, оказался сломанным. Поскольку мешок находился слишком далеко от стены, нельзя утверждать, что какой-то, даже очень сильный физически человек перебросил его через стену. Какой вывод следует из этого? По-моему, в таких случаях лучше всего рассуждать, как при решении математической задачи. Условие нам известно: в саду оказался труп, которого раньше там не было. Пронести мешок через ворота нельзя, так как полиция охраняет виллу, перебросить через стену также невозможно, я уже сказал, почему. Потайных ходов на вилле нет. Что же остается? Остается единственный путь – доставить мешок по воздуху.
Мадлен де Шан удивленно вскрикнула.
– Да-да, не удивляйтесь. Конечно, трупы с неба не падают, если только их туда не поднимают. Вы спросите, как? На аэроплане. Жак Данблез – авиатор. У него есть аэроплан. Вспомните, какой ужас испытал он, когда увидел труп девочки, вспомните его обморок и наступившее затем отчаяние.

12. Убийца

– О чем это говорит? – развивал свою теорию Иггинс. – Возможно, что Жак Данблез убил сенатора, мадам де Шан и неизвестного.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21