И при чем тут Он? Какое все они имеют отношение к Нему? И при
чем тут, кстати, бедра моей жены? Не трогай бедра моей жены! Оставь в
покое бедра моей жены! Если я еще раз замечу, что ты трогаешь бедра Сарры,
я...
- Нет, Марк, ты не понял...
- Все, все, Мойша, я уже успокоился. Я уже пришел в себя. Мойша,
перед тем, как говорить с тобой, надо плотно поесть и заткнуть уши ватой.
Я забыл про это, Мойша, и Бог меня наказал. Хватит уже, Мойша, а то я могу
тебя убить голыми руками.
- Хорошо, хорошо, реб Марк, но только в последний раз. Как тебе этот,
Марк? Посмотри, у него два глаза, и кашмирский халат, и лошадь. Погляди,
какая под ним красивая лошадь, Марк!
- Да, Мойша, под ним прекрасная лошадь. И да, Мойша, на нем халат, и
тюрбан, и кривая сабля, Мойша, про которую ты зря ничего не сказал. Потому
что это араб, Мойша, чистокровный араб из пустыни, и каждая пядь его тела,
и каждый клочок его одежды кричат: "Араб! Араб! Араб!" Ты понял меня,
Мойша? Араб! Проклятый араб!
- Да, я понял тебя, Марк, но где написано, что Он не может быть
арабом?
- Какой еще араб?! Там же сказано - "из рода Давидова"! Нет, я
все-таки тебя убью! Держите меня, люди!
Но никто их не удержал, и они убежали, причем первый все еще пытался
спорить, а его преследователь вращал глазами, рычал, и изо рта у него шла
пена. На них не обращали внимания, видимо, подобные сценки здесь
примелькались.

- Ну, и как же уродились ваши хлеба, реб Исаак?
- С Божьей помощью, прекрасно, реб Самуил. Когда Он придет, будет,
чем Его накормить. А что ваши виноградники?
- Ничего, реб Исаак, неплохо. В этом году пришлось нанимать
работников со стороны. Однако, как видите, я здесь, уже второй месяц, с
тех пор, как звездочеты опять предсказали Его скорое появление, и очень
опасаюсь, что чужие люди без меня сами соберут мой урожай.
- Так пошлите вместо себя сына.
- А если они его убьют? Знаете, разные люди нанимаются в работники.
- Ну и что ж, бывает. Зато потом вы сможете на законных основаниях
убить их, вернуть урожай и ничего не платить за работу. Я часто так делаю.
Очень выгодно получается. На то в наших еврейских семьях и много детей.
- Спасибо, реб Исаак, спасибо. Обязательно при случае воспользуюсь
вашим советом. Но я вам так скажу, реб Исаак. Все это крайне нехорошо со
стороны Мессии. Люди Его ждут, настраиваются, бросают дела, накрывают
столы. Только на моей памяти звездочеты и всякие там нечестивые волхвы -
тьфу, мерзость какая, прости, Господи, - уже двадцать восемь раз возвещали
Его скорый приход. И что вы думаете - Он хоть раз явился?! А хлопот-то
сколько! В доме прибирай, нищих оделяй, должникам прощай, в грехах
кайся... Я уж последние двенадцать раз готовился по сокращенной программе,
без должников и нищих. А то и разориться недолго. Если бы еще деньги,
затраченные на благотворительность, не облагались налогом...
- К этому наверняка в будущем придут, реб Самуил, А то тяготы,
наваленные на плечи богатых людей, столь велики, что этак и вера может
пошатнуться. В дикие времена живем, реб Самуил, верим каким-то
звездочетам, факирам, экстрасенсам приблудным. Сидели бы тихо, занимались
своим делом...
- Да, реб Исаак, и всему причиной - Он. В конце концов, обещал придти
- приходи! Не тяни время. Или уж оставь в покое Свой народ, дай людям
делом заниматься. Сколько уж можно, в конце концов?!

- О, Яхве, Бог отцов моих! Ты - Бог мой, Тебя от ранней зари ищу я;
Тебя жаждет душа моя, по Тебе томится плоть моя в земле пустой, иссохшей и
безводной...
- Слушайте, молитесь потише. Вы думаете - вы один здесь правоверный
еврей? Тут все правоверные евреи. И не хуже вас, между прочим. Вы мешаете,
в конце концов. Для молитв есть храм, а здесь площадь. Сидите и радуйтесь,
что места хватило. И что это вы землю нашу ругаете? Какая-никакая, а
родина. Обетованная, между прочим. Вот как кликну стражника - узнаете.

Лева вдруг сообразил, что понимает каждое слово. Вокруг говорили на
идише, который Куперовский в свое время по ошибке выучил с помощью
родственников, собираясь в Израиль. Вот и пригодилось. Правда, это был
какой-то совсем другой Израиль, потому что в том Лева ничего не понимал, и
его не поняли. Возможно, судьба с самого начала готовила его к деяниям
здесь, в этих местах. Ведь назвал же его чародей Вечным Героем.
Неожиданно какой-то старичок, дотоле спокойно сидевший на скамейке,
взвился, будто к нему внезапно подключили электрический ток, и заскакал
козлом, выдирая и щедро разбрасывая небогатые кудри.
- Вот Он! Вот! - завизжал он, бросаясь к Леве и тыча в него пальцем.
- Шестое чувство подсказывает мне - это Он. Радуйтесь, евреи, Он пришел, и
теперь мы все наконец отдохнем. Пляшите и веселитесь, евреи, ибо Он
явился, и узнал Его я, я, Авраам бен-Шмулик, продавец ковров с Пятой
улицы. Запомните, люди: Авраам бен-Шмулик, Пятая улица, синий дом, лучшие
ковры в Иерусалиме, открыто с шести до девятнадцати с перерывом на обед и
молитву. Но не спутайте с лавкой моего брата Аарона, та с желтой крышей, и
таких ковров вы там не купите. Это я, я Его узнал, бен-Шмулик из синего
дома, с 6 до 19, перерыв с 13 до 14. Приветствуйте Его, евреи!
Люди сорвались со своих сидений и бросились на Куперовского.
- Нет, нет! - в панике закричал он. - Я не знаю, кого вы ждете и что
собираетесь с ним сделать, но это не я. Честное слово!
Однако воплей его в поднявшемся гвалте никто не слышал. Толпа
схватила Леву, подняла над собой и повлекла в неизвестном направлении.

На следующий день на базаре только и разговоров было, что о вчерашнем
происшествии. Худощавые мальчишки на побегушках, всклокоченные юноши с
Талмудами, томные девы на выданье, многопудовые матроны в париках,
солидные отцы семейств - все обсуждали только одно.
- Ну и как же Его опознали?
- Судите сами: одет не по-нашему, но по внешности - настоящий ид.
Смотрит дико, кричит, руками размахивает - пророчествует. Вокруг
осматривается так, как если бы никогда этого не видел. Вдобавок - пришел
за хвостом верблюда.
- А при чем здесь верблюд? В пророчествах вроде было сказано
по-другому.
- По-другому... Синедрион еще когда постановил, что пророчества надо
толковать расширительно. Иначе мы далеко не уедем. Вон Безумный Пророк
явился, как полагается, - на ослице, с осленком в поводу, а что толку? В
результате в Европе до сих пор приходится воевать с франками, готами и
прочими его последователями. Может, ты сам из таких? Нет? Смотри. И
вообще: в пророчестве о ком говорится? О животном. Этот самый Лейб с кем
пришел? С животным.
- Но ведь не с ослицей, а наоборот, с верблюдом.
- В Синедрионе сказали, что верблюд даже лучше ослицы. И все,
отстаньте от меня, больше ничего не знаю.
- А где Он поселился?
- Слушайте, вы отойдете или что? Семочка, дорогой, выйди из лавки,
возьми свою дубинку и объясни этим мишугоэм насчет Мессии, чтобы мало не
показалось. Так их, Семочка, и проверь, не остались ли у них еще вопросы,
и ответь на все. Не гони их далеко, Сема, гони их к Соне, передо мной они
все утро стояли, теперь пусть она на них порадуется. И мне слышно будет, о
чем они там болтают.
- Его приютил Бар-Раббан, ученый человек. Знает наизусть Пятикнижие,
наблюдает за звездами, снимает сглаз. Его уже три раза за колдовство
хотели камнями побить, но в городе булыжников не нашли - как раз все
накануне истратили, а за стены лень было идти.
- Ну и как Он, скоро будет народ учить?
- Бар-Раббан обещает - вот-вот. Пока Он его расспрашивает, проверяет,
должно быть, все ли Его народ воспринимает правильно.
- Говорят, там полон дом книжников, фарисеев, учителей Закона, и Он,
хотя и молод, беседует с ними на равных. Он их не понимает, они - Его.

Бар-Раббан особенно охотно говорил об истории Великого Израиля. Перед
Куперовским вставали картины победоносной войны, которую вел Израиль,
сокрушая Римскую империю. Вначале, насколько мог судить Лева, решающую
роль сыграли фанатизм небольшой иудейской армии и недооценка ее сил
противником. В дальнейшем один из римских императоров, страдавший
наследственным идиотизмом и тяжелыми запоями, принял иудаизм сам и начал
повсеместно внедрять его среди подданных. После этого основное значение
приобрели диверсионные операции по кормлению войск противника трефным
мясом и неосвященной мацой, а также рейды по тылам врага
террористов-пророков, призывающих покаяться в грехах и уйти от мира. А по
Средиземному морю плыли в океан тысячи единиц крайней плоти - император
лично руководил актами обрезания и сам в оных охотно участвовал, но, как
человек предусмотрительный, резал с большим запасом, что привело к
уменьшению населения империи и стало еще одной причиной ее падения. Над
обломками Рима взвилось белое знамя с шестиконечной звездой и
семисвечником. По всей бывшей империи сокрушались языческие идолы - новая
господствующая религия запрещала изображения человека. И лишь для
громадных фаллических символов почему-то было сделано исключение, но
скульптуры были тщательно обтесаны и теперь, по разъяснению Верховного
Синедриона и лично Ирода Шестнадцатого, символизировали торжество
наступающего иудейского духа над любым другим. По всему Великому Израилю
открывались хедеры и синагоги, школы канторов и клубы каббалистов, ссудные
лавки и мастерские по изготовлению париков и филоктерий. И вот здесь
возникла одна существенная трудность. Евреев она не касалась, но в бывшей
империи жили, к сожалению, не только - и не столько - евреи, и вот теперь
двунадесять языков тщетно ломали языки в попытках внятно вознести молитвы
вездесущему Яхве. Что-то надо было делать, и по постановлению Верховного
Синедриона лучшие ученые страны на основе иврита, латыни и ряда ее
производных и диалектов создали новый язык, который, несмотря на иные
причины и другое время возникновения, поразительно напоминал, практически
тождественно совпадал с известным нам идишем. Когда члены Синедриона и
царь ознакомились с произведением, они были потрясены тем, что кучка
высоколобых сотворила с великим языком Авраама, Моисея и Иисуса Навина, и
приговорили осквернителей к побиванию камнями, но было уже поздно.
Порожденный нечестивцами идиш проник в народ и победоносно зашагал по
Царству Израильскому, и вскоре даже фарисеи и книжники практически
позабыли иврит, и последний сохранился как международный язык лишь в
науке, то есть в той среде, которая как раз и выпустила джинна из бутылки.
Однако, даже став великим и решив вопрос со смешением языков, Израиль
не мог почивать на лаврах, дабы злокозненные змеи, драконы и прочие гады,
то есть добрые соседи еврейского государства, не сожрали его. На западе -
в Галлии, Британии и Испании - шумели и рвались в бой последователи
Безумного Пророка, казненного в Иудее за кощунство три сотни лет назад
теми же римлянами с подачи тогдашнего Синедриона. И сколько ни объясняли
израильские послы и газеты так называемым "христианам", что и Безумный
Пророк, и его гонители были иудеями, и, стало быть, вся эта история -
чисто внутреннее еврейское дело, - не помогало, и на западе продолжали
потрясать мечами и кричать про освобождение Гроба Господня, хотя каждый,
кто хоть немного разбирается в климатических условиях Иудеи и тамошних
обрядах захоронения, понял бы, что какой уж там гроб и какие останки...
На востоке еще со времен Самсона никак не могли успокоиться
филистимляне. У их претензий никакой идейной подкладки не было, они просто
и бесхитростно рвались в бой за новыми землями, деньгами, вещами и
женщинами.
Израиль воевал и с теми, и с другими и - естественно - ждал
Помазанника, готовый узнать Его с первого взгляда, что-бы - в отличие от
прошлых раз - не ошибиться, и горе самозванцу - побивание камнями никто не
отменял. Куперовский прекрасно понимал ситуацию и изо всех сил пытался
объяснить, что он - вовсе не Мессия, даже не претендует и не считает себя
достойным. Ему не верили, тщательно записывали речи для будущих священных
книг, исправно исцелялись, едва дотронувшись до его джинсов, молили о
пророчествах, которых сами же потом пугались и по-детски обижались, и
просили чудес, чудес и еще раз чудес. Впрочем, и Куперовский был
настойчив, и в конце концов, чтобы разобраться с этим вопросом
окончательно, был созван Верховный Синедрион. Обсуждение было длительным,
монотонным и тягучим, как жвачка. Выступающие цитировали Пятикнижие и
пророков (причем на не понятном Леве иврите), воздевали в отчаянии руки,
неоднократно, прервав речь, шепотом молились, пытались давить на чувство
долга, совесть и патриотизм Левы, взывать к его честолюбию, намекали на
напряженную международную обстановку, на неизбежный скандал. Куперовский
был тверд, как краеугольный камень, и так же непоколебим. Когда же подряд
три оратора неизвестно почему назвали его Эммануилом - а он терпеть не мог
этого имени - Левушка взорвался и наговорил всем присутствующим массу
неприятных вещей, к тому же заявив, что если бы он был Помазанником, то
лично изгнал бы из храма и их, и их родственников, и потомков до двадцать
седьмого колена. Почему именно до двадцать седьмого, он затруднялся
объяснить, но в продолжение спича несколько раз возвращался к этому числу
и очень на нем настаивал. Члены Синедриона были уязвлены в своих лучших
чувствах, и, таким образом, Левина речь решила дело. Встал самый
седовласый, пейсатый, носатый и почтенный из всех и, важно поглаживая
бороду двумя руками (жест весьма величественный;
1 2 3 4 5 6 7 8