Кейт была в бессрочном отпуске, но здесь, в этом офисе, все так и манило ее снова взяться за работу.Она села за рабочий стол, желая просмотреть отчеты и запросы, поступившие за время ее отсутствия. Комиссии, работавшие по всему атлантическому побережью США, прислали данные о квотах на добычу моллюсков. Из двух городов Мэриленда поступили заявки на проведение Академией экологических исследований на их территории. В общем, жизнь в офисе шла своим чередом.Кейт всегда любила свою работу, но в последние полгода она просто не могла думать о ней. До сих пор не могла.Перебирая пачку писем, чтобы удостовериться в том, что там не было ничего от Виллы, Кейт обмерла, увидев штемпель СИЛЬВЕР БЭЙ КТ. Взволнованная, она попрощалась с остальными сотрудниками и поскорее спустилась на лифте вниз. Ей не терпелось прочитать письмо, но она хотела сделать это дома.Национальная академия наук находилась в большом современном здании на углу 21-й улицы и Пенсильвания-авеню. Выйдя на улицу, Кейт закуталась в свое зеленое пальто. Ей нравилось – особенно осенними вечерами – прогуляться до дома пешком. На Капитолийском холме в любую погоду было полно туристов, но Кейт шла, не замечая никого, погруженная в свои мысли. Она проходила мимо Белого дома, вниз к Конститьюшн-авеню и шла вдоль Молла с огромными, величественно-спокойными Смитсонианскими зданиями… и купол Капитолия светил ей, как маяк возвращающимся домой морякам.Однако этим вечером Кейт хотелось поскорее оказаться дома и узнать, что в письме, поэтому она поехала на такси.Ее таунхаус находился на Капитолийском холме, неподалеку от Массачусетс-авеню. После поездки в Фэрхейвен, Кейт стала содрогаться при одном только взгляде на табличку с названием этой улицы. Выйдя из машины перед красивым кирпичным домом, она быстро взбежала по высоким ступенькам и отперла тяжелую черную дверь.Бонни запрыгала от радости, увидев хозяйку. Кейт бросила свою сумку и включила свет. Уехав из квартиры, где они жили с Эндрю, она ничего не взяла оттуда, и все, что было теперь в ее новом доме, никак не было связано с тем периодом ее жизни. Мебель, купленная в секондхэндах на Истерн Шор, бабушкин плетеный коврик, привезенный с Чинкотига, очаровательные акварели с изображением дюн и заливов.Опустившись в кресло, Кейт достала из своей сумки маленький голубой конверт. Ее имя было написано большими детскими буквами, а адрес – размашистым взрослым почерком.При одном взгляде на штемпель «СИЛЬВЕР БЭЙ КТ» на душе у нее потеплело. Ей казалось, что она даже подушечками пальцев ощущала исходившее от письма тепло. Нетерпеливо открыв конверт, Кейт принялась читать.Это было письмо от Мэгги: она благодарила за шарф и сообщала некоторые новости своей жизни. Тедди тоже написал кое-что от себя. Кейт дважды перечитала письмо. От Джона не было никакой приписки, но, несомненно, это им был написан адрес на конверте. Должно быть, Мэгги попросила его об этом.Держа письмо в одной руке, а конверт в другой, Кейт закрыла глаза, и все, произошедшее с ней за последнее время, опять всплыло в ее памяти. Она думала о том, что потеряла свою семью – мужа, предавшего ее; сестру, бесследно исчезнувшую в Новой Англии; брата, спрятавшегося от мира в своей лачуге среди сосен и устричных раковин. Судьба отняла у нее всех, кто был ей дорог. Но теперь Кейт начала осознавать, что каким-то чудесным, непостижимым образом она обрела близких там, где вовсе не ожидала. Это было настоящее чудо, которое спасло ее от опустошения после стольких утрат…«Брейнер передает тебе привет», – сказала она Бонни. Собачка взвизгнула от восторга и запрыгнула на кресло рядом с хозяйкой. Они сидели рядом, слушая потрескивание дров в камине и думая о тех, кто остался далеко на севере.«О чем думал Джон, подписывая конверт?» – размышляла Кейт.Помнил ли он их поцелуй? Хотел ли он, чтобы это случилось снова?Кейт закрыла глаза, прижимая конверт к груди. С ней происходило что-то невероятное.Она едва знала Джона О'Рурка. И, кроме того, он принадлежал к «противоположному лагерю», будучи адвокатом, который должен был защищать маньяка, вероятно, убившего ее сестру. Но, несмотря ни на что, для нее он был, прежде всего, просто человеком – одиноким отцом, растившим двоих детей. Кейт прекрасно понимала, как он страдал из-за всего, что ему пришлось пережить. Сначала была измена, а потом – ужасная смерть жены, которая погибла в автомобильной аварии, возвращаясь домой поздним вечером, должно быть, после свидания с любовником.Любовь, предательство, смерть близкого человека… Им обоим пришлось пройти через это. От жестоких ударов судьбы осталась глубокая, незаживающая рана. И Кейт знала, что в ее душе эта рана никогда не перестанет кровоточить. Глава 16 Вчера вечером Джону так и не удалось поговорить по телефону с доктором Беквитом – тот вынужден был отправиться к своему пациенту, у которого случился внезапный психический криз. Они договорились встретиться на следующий день, и Джон сам приехал в клинику Беквита в Провиденсе.– Я просто поражаюсь, как такому врачу и ученому, как вы, при вашей обширной практике, удается выкраивать время для судебно-психиатрических экспертиз, – сказал Джон, пожимая доктору руку.Оглядываясь вокруг в клинике, он не переставал думать о сестре Кейт Хэррис. Был ли все-таки причастен его клиент к исчезновению Виллы? Было ли что-то известно доктору Беквиту? Джон надеялся, что рано или поздно, это удастся выяснить. Он дал себе слово узнать, что случилось с Виллой. Он должен был это сделать. Ради Кейт. Ради того, чтобы она не мучилась неизвестностью всю свою оставшуюся жизнь.– Конечно, работы много, – вздохнул доктор Беквит. – Но когда меня просят провести экспертизу, я просто не могу отказать. Ведь все преступники – в том числе насильники и маньяки – тоже нуждаются в помощи. А кто еще может помочь им, если не мы с вами? Наше общество жаждет лишь одного: всех их запрятать в тюрьму. Но ведь они тоже люди. Я давно занимаюсь изучением парафилий. Это моя специализация, дело всей моей жизни. И я уверен, что этим людям действительно можно помочь.Джон кивнул, и доктор рассмеялся.– Впрочем, зачем я вам все это говорю – вы и так это прекрасно знаете… Пойдемте лучше я покажу вам, что у нас здесь появилось нового. Сейчас наша клиника получает неплохое финансирование, так что со времени вашего последнего визита у нас произошли значительные изменения. Вы ведь были у нас довольно давно?Джон, вспоминая, наморщил лоб.– Около трех лет назад. Мы тогда работали по делу Калеба Дженкинса.– Ну, в то время у нас почти ничего и не было. Но зато сейчас вы увидите много интересного. Кстати, как поживает Калеб?– Его мать говорит, что у него все хорошо, работает вместе с отцом.Доктор удовлетворенно кивнул.– Ну, вот и прекрасно. А ведь если бы мы не помогли ему, он мог бы попасть в тюрьму из-за глупой мальчишеской выходки. Я очень рад, что у него все в порядке, и он вернулся к нормальной жизни, как будто ничего и не было. Если бы все было так просто с другими моими пациентами…Джон кивнул.– Должен вам сказать, – продолжал доктор Беквит, – что теперешний наш клиент – в высшей степени сложный случай. К нему нужен совершенно особый подход… За эти месяцы, что я работаю с ним, я довольно хорошо его изучил.– Спасибо. Вы не представляете, как я благодарен вам за участие в этом деле.– Не стоит благодарности. Это я должен благодарить вас за столь интересного пациента. Не каждый день попадаются такие ценные экземпляры.Джон не знал, что и сказать. Ему стало как-то не по себе, и никакие слова не шли на ум.Клиника Беквита, существовавшая на федеральные и частные средства, занимала весь двадцатый этаж в высотном здании, принадлежащем университету. Из окон кабинетов и лабораторий клиники были хорошо видны старинные кирпичные здания колледжа, песочно-коричневые дома рыбаков на Фокс Пойнт и сверкающая вода залива Наррагансетт.Доктор, знакомя Джона с новинками своей клиники, с гордостью показал ему видеозалы, комнаты для ролевых игр и прибор для измерения степени сексуального возбуждения. Наконец, они пришли в лабораторию, где стоял отвратительный запах протухшей рыбы.– Что это? – недоуменно спросил Джон, почувствовав тошноту.– О, это пахнет материалом, предназначенным для психотерапевтического сеанса, – с улыбкой ответил доктор Беквит. – Я широко использую для лечения своих пациентов метод негативных ассоциаций. Своими сеансами я стараюсь добиться того, чтобы сексуальные фантазии, связанные с насилием, ассоциировались у них с отвратительным запахом. Я подключаю пациента к прибору и прошу его рассказать о том, как он совершал насилие. Пациент начинает рассказывать, и прибор регистрирует степень его сексуального возбуждения. Когда возбуждение достигает апогея, я вытаскиваю протухшую рыбу, и ее запах разрушает все сексуальные ощущения.– И что – это помогает?– Это очень длительный процесс – он может растянуться на многие годы. Но иногда улучшение происходит прямо на глазах. У пациента перестает возникать эрекция при описании сцен насилия.– Вот как…– Понимаете, для этих людей (в основном это, конечно, мужчины) я – их последний шанс. Ко мне попадают люди, осужденные за половые преступления и направленные на принудительное лечение (в которое, кстати, они не очень-то верят). Тут и учителя, совращавшие своих учеников, и дантисты, пристававшие к пациенткам, и мужчины, осужденные за изнасилование…– Да, знакомый мне контингент, – сухо сказал Джон. – И вы считаете, что можете им помочь?– Да, я стараюсь перепрограммировать их сознание и подсознание, направить их фантазии в другое, более безобидное русло. Видите ли, сексуальная жизнь – очень сложный и многогранный феномен. Люди очень мало занимаются сексом в реальности. Намного больше времени занимают сексуальные фантазии, мысли, переживания… – именно они формируют сексуальное поведение человека. Патология возникает первоначально на подсознательном уровне. Потом она реализуется в фантазиях, зреет, развивается и, наконец, выходит наружу, проявляясь в определенных (часто – преступных) действиях. Разумеется, за всем этим стоит ни что иное, как либидо – мощное сексуальное влечение, заложенное в каждом из нас с рождения. Если бы его не было, то род человеческий давно уже прекратил бы свое существование.– Я не думаю, что наших клиентов – насильников и убийц – сколько-нибудь волновала проблема продолжения рода, – заметил Джон.Он снова, как и в той пропахшей рыбой лаборатории, почувствовал подступающую тошноту. Иногда, когда его переполняли негативные эмоции, в нем вспыхивало непреодолимое отвращение к своей работе и клиентам, которых он защищал. Джону захотелось убежать, спуститься на лифте вниз и поскорее выйти на свежий воздух. Однако он сделал над собой усилие и остался.– Разумеется, нет, – сказал доктор Беквит. – У этих людей сексуальное влечение приобретает искаженные, патологические формы. Но оно есть. И оно нуждается в удовлетворении. Однако беда в том, что, удовлетворяя его, они наносят вред другим людям – и тем самым губят самих себя. Их арестовывают, судят, и они попадают ко мне… Я приверженец бихевиоризма. И я считаю, что моих пациентов можно избавить от их опасных фантазий – для этого нужно добиться того, чтобы они подсознательно начали проводить связь между своими преступными желаниями и их неприятными последствиями, ассоциируя их с запахом дохлой, гнилой, разложившейся рыбы.– Гм… – промычал Джон, вспоминая опыты, которые Иван Павлов проводил над собаками, формируя у них условный рефлекс. Мысль об этом помогла ему несколько успокоить свои эмоции.– Однако общество жаждет возмездия, – продолжал Беквит. – Люди требуют для сексуальных маньяков длительных сроков заключения и хотят, чтобы и после освобождения они находились под неусыпным контролем полиции. Что ж, все это делается из соображений безопасности, но люди не понимают, что это не решение проблемы. Попав в заключение, маньяки на протяжении долгих лет продолжают лелеять свои безумные фантазии, по-прежнему испытывая от них удовольствие. Наш нынешний клиент – прекрасный тому пример.– Да, это так, – кивнул Джон. – И я думаю, нам следует подробнее об этом поговорить.– В таком случае пройдемте ко мне в кабинет, – предложил доктор Беквит, и, проследовав по коридору, они оказались в приемной, где за компьютером работала девушка с короткой стрижкой, похожая на аспирантку.Окна кабинета Беквита выходили на запад, и оттуда были видны лишь бесчисленные холодные здания из кирпича и гранита. Джона чрезвычайно удивляло то, что психиатр выбрал для своего кабинета именно это место, не прельстившись восхитительным видом на залив с другой стороны.Закрыв дверь кабинета, доктор Беквит жестом предложил Джону занять место напротив него за широким столом и потом, усевшись в свое кресло, протянул листок бумаги. Это было письменное согласие Грега Меррилла, предоставляющего доктору Беквиту право обсуждать его случай.– Мы оба знаем, что Меррилл находится сейчас там, где ему надлежит быть. Он заперт за решеткой, и будет сидеть там до конца своих дней.– Да, если нам удастся добиться того, чтобы ему сохранили жизнь.– Это так. На нем семь убийств, совершенных с особой жестокостью. За это закон предусматривает смертную казнь. Однако, прежде чем вынести такой приговор, нужно дать ответ на вопрос: способен ли он в полной мере отвечать за свои поступки? Можно ли считать его полностью вменяемым или же психическое расстройство не позволяло ему контролировать свои действия? Мы с вами знаем, что нет.– Но суд считает иначе. На заключительном слушании прокурор в своей речи сказал: «Защита пытается убедить нас в том, что всему виной – психическая неадекватность преступника. Однако ничто не может служить оправданием человеку, совершившему столь чудовищные преступления».– Да, я знаю, я читал расшифровку стенограммы.– У меня есть маленькая дочь, – начал Джон. – И, как отец, я желал бы для Меррилла смертной казни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44