Несомненно, Вилле хотелось уехать туда, где было море, где чувствовался его соленый запах, и был слышен шум волн. Кроме того, ее интересовали музеи, достопримечательности, памятники искусства. Здесь все это было, и, что также немаловажно, это место находилось довольно далеко от Вашингтона и в то же время достаточно близко для того, чтобы Кейт могла быстро приехать, если захочет, когда Вилла даст о себе знать.И Вилла дала о себе знать, отправив сестре открытку.Кейт вынула ее из кармана. На открытке был изображен вид из гостиницы «Восточный ветер»: скалистый берег, светящийся вдалеке маяк, изогнутый каменный волнолом. А на обратной стороне были строчки, написанные рукой Виллы. Чувствовалось, что она очень раскаивается в том, что произошло, и что важнее всего для нее – наладить прежние теплые отношения со своей сестрой.Кейт уже давно – задолго до истории с Виллой – почувствовала, что в ее браке далеко не все было благополучно. Эндрю был влиятельным человеком, главным помощником сенатора. Он был помешан на своей карьере, много времени проводил на работе, задерживаясь допоздна, и часто бывал в разъездах. Кейт, поглощенная своей собственной работой и заботой о Вилле, на слишком многое закрывала глаза.Иногда ей казалось, что брак был самой большой ошибкой в ее жизни, и она недоумевала, как ее угораздило выйти замуж за Эндрю…Но он был неотразимо привлекателен и, как никто другой, умел очаровывать, давая женщине почувствовать себя исключительной. У него был настоящий талант нравиться людям и добиваться от них чего угодно. Эндрю был из тех людей, которые, пользуясь своим обаянием, могут продать человеку его собственный автомобиль, и, благодаря этому своему таланту, он стал со временем одним из самых эффективных лоббистов.Кейт и Эндрю заинтересовались друг другом на вечеринке, устроенной в честь принятия законопроекта об охране морских биоресурсов, предложенного сенатором. Эндрю, своей закулисной деятельностью, внес большой вклад в продвижение этого законопроекта, и Кейт, зная это, уже заранее прониклась к нему симпатией.– Почему вы с таким энтузиазмом занимаетесь этой проблемой? – немного смущаясь, спросила Кейт, очарованная обходительным Эндрю в элегантном, сшитом на заказ костюме.– Я сам с побережья, – ответил Эндрю, доверительно придвигаясь к Кейт. – Я родился и вырос в штате Мэн, и мне прекрасно известно, как быстро обыкновенная человеческая жадность может погубить целую популяцию омаров.Кейт улыбнулась и поднесла к губам бокал «Шардоне».– Да, мне тоже это знакомо, только в моем случае – это голубые крабы и устрицы.– А почему вы стали этим заниматься? – поинтересовался Эндрю, стараясь перекричать музыку и гул голосов.– Потому что мне все это близко с самого детства – я родом с острова Чинкотиг.– Серьезно? Мои сестры в детстве просто с ума сходили от книжки про пони Мисти с Чинкотига… Так, значит, вы любите природу. Но что тогда привело вас в этот большой душный город?– Учеба, затем работа. Я работаю в Национальной академии наук. Ну, а вас что сюда привело?– Желание делать добро, – ответил Эндрю, округляя глаза и изображая, будто бьется головой о стену. – Можете смеяться, но это действительно так.– Ну, что вы, здесь не над чем смеяться, – с улыбкой сказала Кейт, взглянув ему прямо в глаза. – Это, напротив, достойно восхищения.– Спасибо… просто мне всегда хотелось заботиться о жизни на земле – ради наших детей.– И наших сестренок, – добавила Кейт.Эндрю ласково улыбался, и в его глазах читался такой искренний интерес, что Кейт рассказала ему все о своей жизни: о смерти родителей, о старшем брате Мэтте, занимающемся ловлей устриц и пропадающем в море целыми днями, о Вилле, которая осталась у нее на руках десятилетним ребенком. Она рассказала ему, как провожала сестру на танцы в школе (и была самой молодой из провожающих), как учила ее водить машину на пустынной автостоянке, как они ездили вместе путешествовать.– О, ваши плечи… – произнес Эндрю, осторожно коснувшись пальцами ключицы Кейт и заботливо заглянув ей в глаза.– О чем вы? – спросила она, взволнованная его неожиданным прикосновением.– Как много вам приходится нести на своих плечах. Вы были слишком молоды для той ответственности, которая свалилась на вас…На коктейле присутствовали два сенатора, помощник президента, чиновник из Министерства юстиции, три члена палаты представителей, несколько известных журналистов и много других важных персон. Однако Кейт не замечала никого вокруг, кроме этого милого, доброго, понимающего человека.Он взял бокал из ее рук и поставил его на столик. Потом они вместе вышли на улицу. Вечер был жаркий, пахло глицинией и сиренью. Служащий парковки подогнал машину Эндрю – старый «порше» – и они уехали вместе. В баре, куда они заехали выпить по бокалу пива, они уже сидели, держась за руки. И в конце концов, этой же ночью, Кейт оказалась в Уотергейте, в квартире у Эндрю. В ту ночь ей казалось, что она встретила любовь всей своей жизни. Тогда она еще не знала, что это была обычная схема Эндрю.На одну ночь он снял груз с ее плеч, дав ей почувствовать себя защищенной. Он обещал ей любовь и заботу, в которой она так нуждалась после смерти родителей. Вилле в то время было пятнадцать лет, и Кейт была так истощена от лежащей на ней ответственности за сестру, что с благодарностью приняла желание Эндрю взять на себя заботу об их обеих.Их брак длился семь лет. Любил ли он по-настоящему хоть одну из них? Кейт сомневалась. У Эндрю была слабость к женщинам, нуждающимся в помощи. А таких вокруг него было огромное множество. И он, по своему великодушию, хотел помочь им всем. Или, возможно, если посмотреть с другой стороны – он просто пользовался женщинами, которым нужна была его помощь.К тому времени, когда Вилла стала работать у Эндрю, чтобы зарабатывать на жизнь и иметь возможность спокойно заниматься живописью, Кейт уже почти махнула рукой на свой брак. У нее оставалась единственная надежда, что Вилла, которую Эндрю взял к себе на работу, станет для него сдерживающим фактором. Кейт даже подумать не могла, что между ними может завязаться роман. И потом, когда все открылось, она была ужасно зла на себя и в то же время испытывала чувство вины за то, что уговорила сестру принять предложение Эндрю о работе. Однако Виллу она тоже винила во всем, что случилось.Теперь, сидя в машине перед домом Джона, Кейт пыталась честно ответить себе на вопрос: как бы она поступила, если бы открытка Виллы дошла до нее вовремя? Кейт с грустью перечитала слова: «Как бы мне хотелось, чтобы ты тоже побывала здесь…» Поехала ли бы она за своей сестрой сразу же или нет?Бонни заскулила, соскучившись сидеть в стоящей машине, но Кейт продолжала в каком-то оцепенении смотреть на открытку. Что, если бы она не уехала с той квартиры в Уотергейте, где они жили с Эндрю, и посланная Виллой карточка не пролежала бы целых полгода в куче никому не нужных рекламных проспектов?Возможно, если бы она приехала сразу же, Вилла никуда бы не исчезла. Но могла ли она, перешагнув через свою гордость и забыв обиду, помчаться к сестре, как только та решила послать ей весточку?Нет.Теперь Кейт честно себе в этом призналась. Тогда она еще не была к этому готова. Ее рана была еще слишком свежей, и ей не хотелось видеть свою сестру. Напротив, Кейт даже хотела, чтобы Вилла исчезла из ее жизни. Она возненавидела свою маленькую сестренку, которая раньше была ей дороже всего на свете.Бонни опять заскулила. Кейт поморгала глазами, чтобы сбросить с себя оцепенение. На улице уже темнело. Ветер, дующий с моря, усилился, и вспышки маяка уже освещали темное небо.Однако время все расставило по своим местам.Ненависть отступила, словно унесенная водой во время отлива, и осталась только любовь, вытеснившая из ее сердца все остальные чувства. Все плохое схлынуло, как волна, и остались только хорошие, светлые воспоминания: прогулки у моря, где плескались дикие пони, рождественская елка, увешанная устричными раковинами и морскими ежами…Глядя на белевший в полумраке дом адвоката, Кейт увидела, как ровно в шесть часов в одном из окон зажегся свет. Она попыталась представить себе жизнь Джона в те времена, когда была еще жива его жена. Что она делала в этот час – занималась приготовлением ужина для своей семьи или пропадала… бог знает где? Что чувствовал в это время Джон? Об этом Кейт оставалось только догадываться, но она прекрасно помнила, что некогда чувствовала в это время сама: в шесть вечера для нее начиналась настоящая мука, потому что она знала, что Эндрю в этот час уже уехал из офиса и должен быть дома, но его еще не было…Кейт встряхнула головой, стараясь вернуться к реальности. «Куда уехал Джон вместе с детьми?» – размышляла она. Этот вопрос чрезвычайно ее интересовал – и не только потому, что она твердо решила во что бы то ни стало еще раз встретиться с адвокатом и убедить его спросить Меррилла о Вилле, но и потому, что ей просто хотелось увидеть Мэгги и Тедди.Милые, чудесные дети. Если бы она действительно была няней, она бы с удовольствием поступила на работу в семью О'Рурк. Мэгги и Тедди были просто очаровательны. Было видно, что они очень любят друг друга и своего отца. Думая о них, Кейт вспоминала себя с Виллой. Тедди был во многом похож на нее саму: как и Кейт, он должен был заботиться о своей младшей сестре. Наверняка, он тоже не раз помогал Мэгги писать сочинение по какой-нибудь книге…Кейт очень хотелось знать, куда делось семейство О'Рурк. Скорее всего, в их внезапном исчезновении не было ничего загадочного. Вероятно, Джон просто решил уехать куда-то на время вместе с детьми, однако Кейт чувствовала, что не успокоится, пока не узнает, что с Мэгги и Тедди все в порядке. Она беспокоилась за детей, независимо от того, готов ли был их отец помочь ей в поисках сестры.По пути в гостиницу, Кейт подумала о том, что это была ее пятая, но далеко не последняя поездка к дому О'Рурков.В пятницу утром Тедди проснулся рано. Это был очень важный для него день: его команде предстояла игра с их главными соперниками – Ривердейл Каннонз, прозванными за особую беспощадность к противникам «Каннибалами». В прошлый раз младшая школьная команда Шорлайн, в которой играл Тедди, проиграла им, пропустив мяч в дополнительное время, и теперь «Каннибалы» хвалились, что «сделают их опять».Прошлепав босиком по коридору, Тедди вошел в комнату для стирки белья. В отличие от сестры, скучавшей по своей комнате, ему нравилось в доме деда. Здесь все сияло чистотой, как было когда-то и в их доме, пока была жива мама. Кроме того, Мэв замечательно стирала: у себя на родине, в Ирландии, откуда она давным-давно приехала в Штаты, она работала прачкой, и поэтому судья Патрик О'Рурк всегда ходил в безукоризненно белых рубашках.Увидев свою спортивную форму, выстиранную накануне Мэв, Тедди ахнул: она никогда еще не была такой чистой и отутюженной. Надпись и номер на футболке просто ослепляли своей белизной. Однако, начав складывать форму, Тедди обнаружил, что нейлоновая ткань была накрахмалена до хруста. Кое-как затолкав форму в мешок, он снова вышел в коридор, где к нему радостно бросился вилявший хвостом Брейнер.На кухне хлопотала Мэв, колдовавшая над ирландской овсянкой, приготовление которой требовало невероятно много времени. В тот момент, когда Тедди вошел, старушка стояла у плиты и старательно помешивала кашу длинной деревянной ложкой.– Доброе утро, Мэв, – сказал Тедди.– Доброе утро, Люк, малыш, – пропела она со своим ирландским акцентом, расплывшись в улыбке и поцеловав Тедди.В ее объятиях он почувствовал себя очень уютно.Мэв почему-то назвала его Люком, но Тедди не стал ее поправлять: в последнее время она стала забывать его имя. Волосы у нее совсем поседели и стали такими редкими на макушке, что сквозь них просвечивала розовая кожа – совсем, как у деда. Они казались мужем и женой, состарившимися вместе, и Тедди, не знавший свою бабушку Лейлу, любил Мэв, как родную, и часто с беспокойством думал о том, что будет с ней, когда ей придется оставить работу.Джон читал за столом газету. Патрик сидел напротив него, разгадывая кроссворд. Тедди принялся за свою овсянку, глядя то на отца, то на деда: они оба сосредоточенно пили кофе из больших белых чашек, словно готовясь к важному судебному заседанию.– Послушай, папа, – сказал Тедди.По утрам Джон всегда пребывал в полусонном состоянии до тех пор, пока не просмотрит футбольные новости и не выпьет две чашки кофе, поэтому сейчас, даже не подняв глаз от газеты, он невнятно пробормотал:– Что?– Наша команда сегодня играет. Против Ривердейл.– А, ваши злейшие противники, – заметил Патрик.– Они самые, – усмехнулся Тедди.– Да, схватка с главными соперниками – дело серьезное. Хоть в лепешку разбейтесь, но вы должны победить. Иначе – позор на всю жизнь.– Да ладно, дедушка, это всего лишь встреча младших школьных команд.– Ну и что, что «младших школьных команд»? Вы настоящие соперники – и этим все сказано. А знаешь, что такое настоящие соперники? Армия и флот, Йельский университет и Гарвард…– Ривердейл и Шорлайн… – засмеялся Тедди.– Вперед Шорлайн, сделайте Ривердейл! – выкрикнул Патрик, ударив по столу ложкой.– Добавки, дорогой? – заботливо спросила Мэв, решив, что судья просит еще овсянки.– Нет, Мэв, спасибо, – ответил Патрик неожиданно сдержанным голосом.Тедди удивленно взглянул на деда. Смутился ли он оттого, что Мэв назвала его «дорогой»? Еще как! Увидев, как лицо деда залилось краской, Тедди почувствовал, что начинает глупо улыбаться. Чтобы скрыть свое смущение, Патрик затеребил газету Джона.– Ты слышал, Джонни? У Тедди сегодня важный матч!Тедди перестал жевать овсянку и с надеждой посмотрел на отца. Ну же, папа!– Я сам обязательно бы пошел, – сказал Патрик, – но мне сегодня нужно к врачу. Я записался на прием к ортопеду – у меня что-то с ногой.Тедди ничего не сказал. Он знал, что дед говорит неправду: к врачу нужно было Мэв, а не ему. Тедди видел, что она прихрамывала последние два дня, а вчера он случайно подсмотрел, как дед, усадив ее на диван, помог ей снять туфлю и носок и стал очень заботливо осматривать ее босую ногу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44