– Который, как она заметила, увлеченно поедал ананас, словно Мартина и не существовало.
– Пора бы тебе потанцевать со мной.
– Я так не думаю, Мартин. Возможно, ты и одеваешь меня, но я тебе не принадлежу.
Дыхание со свистом вырывалось из его груди.
– Я дважды танцевал с Келли. Я танцевал с ее матерью, что было незабываемым опытом. Я танцевал с матерью Джима и двумя его сестрами. А теперь я потанцую с тобой.
– Я не хочу с тобой танцевать!
Он взял ее под руку.
– Обсудим это где-нибудь в другом месте.
Мгновение Энн одолевало желание устроить сцену – возможно, от этого ей стало бы легче. Но Лоутоны принимали ее с таким радушием, и Джим был добр к ней на свой манер – они не заслужили от нее такой черной неблагодарности.
– Отпусти меня, – попросила Энн. – Я пойду по собственной воле или не пойду вообще.
Мартин с невольным восхищением посмотрел на нее.
– Ты не в духе. Но я исправлю тебе настроение.
Он медленно провел руками от ее плеч до запястий. Легонько сжав пальцы одной руки, Мартин поднес их к губам и поцеловал каждый в отдельности. Энн словно приросла к месту, ярость и желание боролись в ней. Наконец она вырвала руку и бросила Джиму:
– Я вернусь! Очень скоро!
Энн зашагала по танцевальной площадке, но, прежде чем дошла до ее края, вновь зазвучала музыка. Она резко повернулась к Мартину.
– Ты хотел танцевать. Давай потанцуем.
Музыка грохотала в такт биению сердца, она отдалась ее ритму, в чувственном движении забыв обо всякой осторожности. Энн танцевала так, как никогда в жизни, ее глаза сверкали, тело извивалось, щеки раскраснелись отнюдь не только из-за танца. Мартин не отрывал от нее взгляда. При последних аккордах он закружил ее, а затем, обняв, крепко поцеловал в губы. Энн, со всей страстью ответившая на поцелуй, словно издалека услышала восторженный свист. Мартин резко отстранился.
– На виду у публики, – сказал он. – Очень плохо.
Он снова держал себя в руках и владел ситуацией. В то время как Энн стала вдруг безвольной, как тряпичная кукла. Срывающимся голосом она сказала:
– Ты доволен? Ты получил свой танец. А теперь ступай обратно к Келли.
– А что, если я не хочу?
– Я думаю, хочешь… Знаю, что хочешь. Как бы то ни было, позволь объяснить тебе кое-что. – Она глубоко вздохнула, мечтая только о том, чтобы все это поскорее закончилось. – Я не вторая женщина Мартина Крейна. И никогда ею не буду.
Ледяным тоном Мартин спросил ее:
– Ты говоришь мне правду, Энн? Подумай как следует, прежде чем ответить.
Он давал ей шанс, а у нее не было выбора. Потому что она была беременна его ребенком.
– Да, это правда, – ровным голосом сказала Энн. – Завтра я скажу Тори, что ухожу, и при первой же возможности сделаю это.
– Прекрасно, – сказал Мартин, повернулся на каблуках и сквозь толпу пошел к выходу.
Энн, окаменев, смотрела ему вслед. На этот раз Мартин не вернется. Он отправится к Келли, которая встретит его с распростертыми объятиями. Я сделала это. Ну и место же я выбрала, чтобы разбить себе сердце!
Зазвучала следующая мелодия, и Энн устремилась в дамскую комнату, на этот раз чтобы отыскать свою сумочку и посмотреть, хватит ли ей денег на такси до дома Мартина. Давно надо было уйти. А завтра она начнет новую жизнь. Она сможет. Она ведь известна своей храбростью, не так ли?
Прошло пятнадцать минут. Чувствуя себя постаревшей на десять лет, Энн заставила себя встать. Через двенадцать часов она вернется в свою квартиру, а через неделю, если повезет, будет на пути в Олбани.
С бледным лицом она вернулась туда, где звучали смех, музыка, шум голосов. Лоутоны должны быть довольны: вечеринка удалась. Осталось только найти телефон – и ее здесь не будет.
– Эй, – окликнул ее Джим, – вы не меня ищете?
– Джим, не могли бы вы вызвать мне такси? – спросила она с прямотой отчаяния. – Я… У меня разболелась голова. Но я не хочу, чтобы Мартин знал, что я ухожу.
– О, – небрежно бросил Джим, – с этим проблем не будет. Они с Келли только что уехали. К ней в отель – кажется, так она сказала.
На какое-то жуткое мгновение комната поплыла у нее перед глазами. Нет, я не упаду в обморок, с яростью сказала себе Энн. Цепляясь за единственное, о чем помнила, она взмолилась:
– Такси, Джим? Пожалуйста?
– Конечно… Вы действительно неважно выглядите. Но вы ведь не будете возражать, если я останусь здесь?
– Конечно нет, – покачала она головой.
Призвав на помощь все свое самообладание, Энн достойно распрощалась с хозяевами и позволила Джиму проводить ее под зонтом до такси. Дождь лил как из ведра, порывы ветра сбивали с ног. Энн забралась в машину, ее провожатый захлопнул дверцу. Дав водителю адрес Мартина, она откинулась на спинку сиденья. Она изо всех сил старалась не думать о том, чем сейчас занимается Мартин. И Келли.
Через несколько минут Энн, придерживая подол платья, чтобы не споткнуться, взлетела вверх по лестнице. Дороти уже улеглась. Тори тоже спала, разбросав по одеялу несколько книжек и Плаша. Энн застыла на пороге ее комнаты. Это последняя ночь, когда она может вот так стоять, прислушиваясь к ровному дыханию девочки, чью жизнь она спасла и которая в свою очередь совершенно изменила ее жизнь.
Энн заставила себя повернуться и пошла в свою комнату. Джинсы и рубашка, что были на ней днем, все еще лежали на кровати. Привычная одежда. Одежда, которую отныне она будет носить всегда. Энн сняла босоножки и потянулась к молнии на платье, чтобы поскорее сбросить его – как и все, что оно олицетворяло. Через пару минут, уже переодевшись, она вынула шпильки из волос и, тряхнув головой, принялась яростно расчесывать их. Изумрудные серьги уже валялись на туалетном столике, а вот кулон опять ее подвел – застежка не слушалась пальцев.
Едва соображая, Энн надела плащ и резиновые сапоги, бросила в карман ключ от парадной двери. Она прогуляется. Даже подумать невозможно о том, чтобы лечь в постель и остаться наедине с мучительными мыслями. Она всегда любила непогоду. Небольшой дождик совсем не повредит ей. Взяв напоследок карманный фонарик, Энн спустилась вниз и вышла в темноту.
Когда она оказалась на подъездной дорожке, порыв ветра заставил ее нагнуться вперед. Энн это не смутило. Теперь, когда она наконец оказалась в полном одиночестве, можно было дать волю слезам. Но ее отчаяние было так глубоко, что воспаленные глаза оставались сухими. В глубине души она чувствовала, что ее предали.
Мартин занимался любовью с ней, а теперь занимается любовью с Келли. Как он может?!
Опустив голову и почти закрыв глаза, она с усилием продвигалась вперед, понятия не имея, что будет делать, когда достигнет шоссе. Повернет обратно и мирно уляжется спать? Будет ходить по пустынным улицам, пока не упадет от усталости?
Фонарик давал очень мало света, и Энн, выключив его, постояла, чтобы глаза привыкли к темноте. Идя по краю подъездной дорожки, она вряд ли заблудится. Ветки постукивали друг об друга под ветром, верхушки высоких сосен клонились и шумели. Если закрыть глаза, то можно представить, что ты у океана, подумала Энн, и слушаешь шум моря и грохот валов, разбивающихся о скалы…
В закрытые веки внезапно ударил яркий свет. Энн распахнула глаза. По дорожке прямо на нее неслась машина, освещая фарами мокрые деревья. Водитель заметил ее, и с диким скрежетом тормозов машина остановилась в нескольких футах от Энн. Это был лимузин. Энн стояла неподвижно, чувствуя, как сердце колотится где-то в горле. Дверца открылась, и из нее выпрыгнул Мартин. Человек, которого ей меньше всего хотелось сейчас видеть.
Глава 13
Взгляд Энн заметался из стороны в сторону. Словно загнанное животное, она бросилась под укрытие деревьев. Но руки так заледенели, что не могли включить фонарик, и, выбежав из лучей фар, она оказалась в полной темноте. Зацепившись сапогом за корень, Энн чуть не упала. Ребенок! Она должна думать о ребенке! Она не может рисковать им, бегая среди ночи по лесу.
Подавив бессильное рыдание, Энн повернулась и стала ждать, когда Мартин настигнет ее. Свет его фонарика метался по кустам, ветки трещали под ногами. Он остановился всего в футе от нее и направил луч ей в лицо.
– Ты… маленькая идиотка – я же мог задавить тебя! Что, ради всего святого, ты делаешь такой ночью на дороге, да еще без фонарика?
Энн со спокойствием, которое далось ей с превеликим трудом, ответила:
– У меня есть фонарик. А где Келли? Ждет тебя в машине? Можешь отправляться с ней в постель!
Он бросил фонарик на землю и взял Энн за плечи.
– Какое, черт возьми, отношение ко всему этому имеет Келли? Ты не понимаешь? Я чуть не сбил тебя…
В слабом, неверном свете Энн заметила, как побелела кожа вокруг его губ, и это почему-то высвободило наружу всю ее ярость.
– Если ожидаешь моих извинений, то ждать их придется очень долго, – прошипела она. – Послушай, ты ведь не дурак, Мартин, и не хуже меня понимаешь, что Келли имеет к этому самое непосредственное отношение. И меня просто трясет, когда со мной ты делаешь вид, будто ее не существует. Мы же оба знаем, что она реальнее всего остального. Ступай к ней, Мартин, и оставь меня в покое!
Энн, отчаянно дрожа, попыталась сбросить со своих плеч его руки, но он только сильнее стиснул их.
– Что ты мелешь, Энн! С какой стати я должен возвращаться к ней в отель? Все, что нужно, мы уже сказали друг другу.
Чувствуя боль в плечах и сильное головокружение, Энн слабо проговорила:
– Отпусти меня, Мартин Крейн, я ненавижу тебя…
С силой оттолкнувшись от его груди, она потеряла равновесие. В глазах потемнело, и последнее, что помнила Энн, был Мартин, который, опомнившись от неожиданности, подхватил ее на руки.
Очнуться ее заставил стук захлопываемой дверцы машины. Она сидела на переднем сиденье, дворники на переднем стекле, легонько постукивая, разгоняли водяные потоки, а впереди зловеще темнела громада дома. Мартин, коротко взглянув на нее и с видимым облегчением вздохнув, но не сказав ни слова, нажал на педаль газа и выехал на дорожку. Энн вжалась в сиденье. Она чувствовала себя продрогшей и измученной. И все же в ее воспаленном сознании всплыли последние слова Мартина. Келли у себя в отеле. Что это означает? И правда ли это?
Мартин затормозил перед парадной дверью. Опередив его, она выбралась из машины и, тяжело ступая, поднялась по ступеням. Подоспевший Мартин открыл дверь, и тепло коснулось ее щек, ощутимое, как ласка. Энн отчаянно задрожала.
Мартин срывающимся голосом сказал:
– Ты промокла. Ступай наверх, я включу отопление.
Ну нет, прежде она должна узнать.
– Почему ты уехал от Лоутонов с Келли?
– Мы не можем обсуждать это, пока вода капает с тебя, как с утопленника.
– Ты собираешься жениться на ней?
С нетерпеливым восклицанием он развернул ее лицом к лестнице.
– Да с какой стати я должен это делать?!
– Ради Тори, разумеется.
– Мне никогда даже в голову не приходила такая мысль. Одного раза вполне достаточно, благодарю покорно. И ты должна зарубить это себе на носу. – Взяв Энн под локоть, он потащил ее наверх. – Я не собираюсь жениться на ней ни ради себя, ни ради Тори. Тори любит тебя, Энн. Мать для нее совершенно чужой человек. А теперь скажи мне, где ты прячешь свою семнадцатилетнюю рубашку? Похоже, этой ночью она будет очень кстати.
Так он не собирается жениться на Келли!
– Это правда, Мартин? – прошептала Энн. Он застыл на верхней площадке лестницы.
– Энн, возможно, когда-нибудь я и лгал… умалчивая, но никогда – сознательно. Да, это правда. Я уже давно разлюбил Келли и не собираюсь на ней жениться.
– О, – проговорила Энн, чувствуя, что снова дрожит.
Мартин обнял ее.
– До встречи с тобой у меня все было в порядке, – срывающимся голосом заговорил он. – Время от времени появлялись женщины, не требовавшие невозможного, и жизнь текла по задуманному сценарию. Ровное шоссе до самого горизонта, зеленый свет на всех перекрестках. Затем я встретился с женщиной-полицейским, с огненными волосами и соответствующим темпераментом, и сбился с пути. Ты хоть как-нибудь можешь мне это объяснить?
Энн не могла. Она была слишком занята тем, что боролась с искушением уткнуться лицом в его промокший смокинг и разрыдаться в голос.
Мартин отвел Энн в ее комнату, усадил на кровать и направился в ванную. Вернувшись, он застал ее вновь на ногах и ровным голосом сказал:
– Я включил воду. Где твоя ночная рубашка?
– Второй ящик снизу.
Он достал рубашку и бросил ее на постель. Затем подошел к Энн и потянул вниз молнию на ее плаще. Этот невинный жест погрузил ее в воспоминания. Энн отшатнулась, и рука Мартина замерла на полпути.
– Ты действительно так ненавидишь меня, – спросил он, – что даже не в состоянии терпеть мое присутствие?
Что ей было ответить на это? Опустив ресницы, она так и сказала:
– Я уже больше ничего не знаю.
– Ступай в ванную. Ты согреешься и сможешь уснуть.
Его голос был лишен эмоций. Двигаясь, как робот, Энн расстегнула молнию до конца, протянула Мартину мокрый плащ и поплелась в ванную, прихватив по пути ночную рубашку. Закрыв дверь, она стянула остальную одежду, забралась в горячую ванну и обессилено вытянулась в воде. Постепенно она согрелась. Вместе с теплом ожили и ее чувства, а вслед за ними и нестерпимое желание узнать, что случилось этим вечером, и способность думать.
Мартин больше не любит Келли и не собирается жениться на ней. Но это вовсе не означает, что он влюблен в нее, Энн. Однако она сбила его с пути. Что бы ни стояло за этими его словами.
Стоит ли бороться за него? Возможно, в этом и заключается главный вопрос? Никак не связанный ни с Келли, ни с ребенком. Этот вопрос касается только ее. Ее и Мартина. Потому что она конечно же любит его. Любит всем сердцем. И уже много недель.
Энн словно завороженная смотрела на пузырьки пены, плавающие на поверхности, и вдруг почувствовала, что улыбается от счастья. Что так долго мешало ей признать эту простую, как землетрясение, истину? Наверное, именно эта, тщательно скрываемая даже от себя, любовь не давала ей сказать Мартину, что она беременна, что все происходящее между ними – прекрасно, неповторимо и бесценно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19