Эшли непонимающе уставилась на него. – Я... что?
– Ты говорила так, как говорила бы мать, если бы ее ребенку угрожала опасность. Это было замечательно! Ты нисколько не волновалась о себе, обо мне или Натали. Единственный человек, который занимал твои мысли, был Кельвин, и ты хотела быть полностью уверенной, что никто из нас не повредит ему. Ты любишь этого малыша.
– Ну, конечно, я люблю его.
– Не говори об этом так, как будто я должен был знать это давным-давно. Вспоминая, как ты вела себя с самого момента нашей встречи, я не был уверен, что ты когда-нибудь позволишь себе относиться к этому ребенку неравнодушно. Я уже давно уверен, что ты любишь меня, но я не был уверен, сможешь ли ты полностью признать свои чувства к Кельвину.
– Люблю ли я Кельвина – никогда не было спорным вопросом, – призналась наконец Эшли. – Я просто боялась причинить ему боль.
– Сейчас ты больше не боишься? Она отвела взгляд в сторону, стараясь собраться с мыслями.
– Нет, – сказала она наконец. – Думаю, я все-таки примирилась со своим прошлым.
– Как?!
– Я навестила «хулиганов Гаррисона».
– Ты сделала это? Когда?
– Когда мы только еще вернулись из Парижа. Я осознала, что никогда не смогу принять наши отношения и связать себя обязательствами с тобой, пока не узнаю, почему конкретно у меня не получилось с ними.
– И что же ты выяснила?
Она пожала плечами, и лицо ее опечалилось.
– Ничего особенного не изменилось. Они, конечно, стали взрослее, но остались такими же эгоистичными. Гаррисон продолжает чудовищно портить их. Я слышала, что он женился еще раз. Но дети сказали, что она тоже покинула его. И это нисколечко не заботит их.
– Ужасные дети, – пробормотал Коул с сарказмом.
– Так оно и есть. Они никогда ничуть не задумывались о счастье своего отца. Хуже того, Гаррисон спускал им все это с рук. Я никогда раньше не понимала, насколько он слаб. Он делал такие успехи в киноиндустрии, оказывал такое влияние на меня, что я была уверена, что он так же может управлять своими детьми. Наверное, он и мог бы, если бы захотел. Вместо этого, думаю, он спускал им все с рук именно по той причине, что мог не затруднять себя проблемами их роста и развития. Если несколько женщин появятся и пропадут – какого черта! Всегда найдется еще по крайней мере одна, с готовностью ждущая мужчину с его деньгами и престижем.
– Все это звучит так, как будто ты решила для себя нечто большее, чем просто отношения с теми детьми.
– Ты прав. Наконец-то я оставила весь тот брак позади. Я поняла, что могла бы ходить колесом перед всеми ними – и это не имело бы значения. Я поверила в то, что у меня есть, что предложить тебе и Кельвину и что я не причиню ему боль преднамеренно.
– Любая мать, которая любит своего ребенка, не может обидеть его. Помнишь, что ты сказала мне однажды, – любовь важнее шоколадных печений?
Она посмотрела на него так, словно у него с головой опять было не в порядке.
– Да, хотя я и не уверена, что вижу тут связь.
– У нас – Кельвина, тебя и меня – есть вся любовь, которая нам нужна. Шоколадные печенья – или ошибки – не имеет значения. Мы трое прекрасно уживемся.
– Мы трое?
– Да, если ты выйдешь за меня замуж. Кельвин приковылял в комнату раньше, чем Эшли смогла ответить. Покрытый с головы до ног мукой и шоколадом, он направился прямо к ней, взобрался к ней на колени, протягивая шоколадное печенье, все еще теплое, из печки. Она попробовала заставить отдать его Коулу, но Кельвин заупрямился.
– Для тебя, Эшли. Я сам сделал. Пугающий образ кухни промелькнул в ее мозгу, потом уступил место удивлению его даром выбирать самые невероятные моменты.
– Твой сын делает все в совершенно неподходящее время.
– Наш сын, – поправил Коул, перегибаясь через него, чтобы поцеловать Эшли.
Она улыбнулась ему и посмотрела на лицо Кельвина, измазанное шоколадом.
– Именно сейчас мне больше нравится думать о нем как о твоем сыне, – ответила она. – Он будет моим после ванны.
Она передала его Коулу и скрыла усмешку, когда Кельвин перепачкал его шоколадом.
После ванны они вдвоем уложили ребенка в постель и положили рядом с ним его любимого плюшевого медведя. Эшли была рядом с Коулом, который читал сыну сказку, а потом они оба стояли рука об руку, наблюдая за спящим ребенком.
Эшли почувствовала, как сердце привычно заныло, и на этот раз признала действительную его причину. Ее переполняло чувство полнейшего счастья при виде этого мальчика, который отдал ей свою безграничную любовь. Затем она посмотрела на его отца, который тоже любил ее и только и ждал, чтобы она признала это.
Она сжала руку Коула и вывела его из комнаты. Когда они проходили через холл, она встала на цыпочки и поцеловала его в жаждущие губы.
– Нам нужно наметить кое-что.
– Какие-то планы?
– Разве ты не просил меня выйти за тебя замуж?
Коул смотрел на нее с притворным негодованием.
– Это было до того, как ты отказалась признать ребенка только потому, что он был немного перепачкан шоколадом.
– Сейчас я понимаю, как бессердечно я поступила, – с легкостью согласилась она. – Но я согласна принять тебя целиком, с шоколадом и всем остальным.
– С шоколадом? Она кивнула.
– Немного вот здесь, – она провела языком по краю его рта. – И еще здесь, – сказала она, слизнув пятнышко на его губе. – И совсем чуть-чуть на кончике твоего носа.
Коул застонал.
– А где еще? – с надеждой спросил он.
– Ты готов поговорить о свадьбе? – поддразнила она его.
– Да, пожалуйста!
– В таком случае, я думаю, нет необходимости искать шоколад где-нибудь еще, – она начала расстегивать пуговицы на его рубашке. – Я возьму тебя таким, какой ты есть.
Коул поднял ее на руки и позволил своему взгляду окинуть ее целиком, прежде чем их глаза встретились.
– Я люблю тебя, – сказал он нежно, неся ее в свою комнату.
– Я тоже люблю тебя.
– И Кельвина?
– И Кельвина.
– И всех остальных? Дане Рори? Эшли засмеялась.
– Ну, может быть, не всех остальных.
– Нам придется поработать над твоим отношением к людям. В конце концов, именно Рори свел нас вместе.
– Это говорит в его пользу, – призналась она с неохотой.
– И он женился на замечательной женщине.
– Это правда.
– Кстати, он звонил сегодня вечером , – сказал Коул, опуская Эшли на кровать и начиная расстегивать пуговицы ее блузки. Влажные поцелуи усыпали ее обнаженную кожу.
– Чего он хотел? – спросила она, не придавая этому особого значения, и резко застонала, когда Коул поймал упругий сосок ее груди между зубов.
– У него есть кое-какие новости, – сказал он, переходя к ее другой груди и так же нежно лаская ее.
– Если только они не имеют отношения к концу света, оставь их, – промурлыкала она, проводя пальцами, запутавшимися в волосах, по груди Коула.
– Ты можешь подумать и так, когда услышишь их.
Пальцы Эшли замерли.
– О чем это ты говоришь?
– Не обращай внимания, – сказал он, переключаясь на ее джинсы. Он расстегнул их быстрее, чем она смогла перевести дыхание. Эшли схватила его руку и уставилась ему прямо в глаза.
– Не смей теперь останавливаться, Коул Донован.
– Хорошо, – сказал он, соглашаясь. Высвободив свои пальцы, он опять потянулся к ее расстегнутым джинсам.
– Я не это имела в виду.
– Я, я надоедаю тебе?
– Нет, ты не надоедаешь мне, – сказала она, судорожно вдыхая воздух, когда он дотронулся до одного очень чувствительного места. – Но ты приводишь меня в ярость.
Он вздохнул.
– Ты действительно можешь думать только об одном, да?
– Ты сам завел этот разговор о Рори.
– Я понимаю.
Эшли в приступе ярости постучала по его груди, затем поймала один из его темных волосков и слегка потянула за него.
– Говори, – пробормотала она. Коул улыбнулся и покачал головой. Она потянула сильнее, пока Коул не закричал.
– Хорошо, хорошо. Я все скажу.
– Так какие же новости?
– Помнишь ту рекламу, которую ты снимала для него?
Эшли закатила глаза.
– Как я могу забыть это? Это было самым ничтожным занятием за всю мою карьеру.
– Но не за всю твою жизнь, надеюсь? – с негодованием спросил Коул. – Именно в тот день мы встретились, и тот день мы будем помнить всегда, даже когда состаримся и будем качаться в креслах-качалках на крыльце в разгар бушующего шторма.
Эшли застонала.
– Коул, ты не можешь перейти, наконец, прямо к сути? С такой скоростью, с какой ты движешься, мы успеем поседеть, пока ты доберешься до нее.
– Кажется, этот ролик получил награду.
– Ты смеешься!
– Стал бы я смеяться над такими вещами! Я очень горд за тебя. Кроме того, этот ролик свел нас вместе. Я подумываю, не переписать ли его на видеокассету, чтобы мы смогли посмотреть его на нашей годовщине.
– Только сделай это – и мы не доживем до нее, – пригрозила она.
– Тогда, может быть, мы сможем показать его на свадебном приеме?
– Нет! Если тебе это так уж необходимо, покажи его на своей холостяцкой вечеринке, но держи его подальше от меня.
– Для этого я задумал другой фильм. Эшли уставилась на него.
– Забудь про годовщину. Мы можем даже не пожениться.
– Мы несомненно поженимся! – уверенно сказал Коул. Он повел бровью и провокационно предложил: – Ты можешь начать заниматься своими списками прямо завтра.
Ее глаза вспыхнули.
– Думаю, что займусь этим прямо сегодня ночью, – сказала она, откатываясь от него.
– Нет, ты не сделаешь этого, – запротестовал он, возвращая ее в свои объятия.
– Ну, раз ты так говоришь... – уступила она, придвигаясь поближе. – Но завтра я прямо сразу займусь этим.
– Хорошая идея.
– Я знала, что она тебе понравится.
– Напомни, чтобы я начал составлять свой собственный список.
– Ты? Не верится. И о чем же?
– О тысяче и одном месте для занятий любовью.
– Мммммм, – пробормотала она, покусывая его за ухо. – Уверена, что он тебе очень понравится, когда ты подумаешь обо всех его возможностях.
– Хочешь заняться этим вместе со мной?
– Очень. – Когда?
– Прямо сейчас.
ЭПИЛОГ
Далее по голливудским либеральным стандартам свадьба Коула Донована и Эшли Эймс была довольно необычной. Приглашения были напечатаны на компьютере и украшены злобным паучком в цилиндре. Так как времени было немного, то они были доставлены персонально клоуном Эшли пятидесяти удивленным гостям.
Когда они планировали детали, Эшли посмотрела на Коула и грустно спросила:
– Почему у тебя такое странное чувство, словно я оживляю свою юность, вместо того чтобы готовиться к свадьбе?
– Не могу себе представить. Все вокруг усеяно этими твоими смешными списками. Ну сколько можно быть такой организованной? Удивляюсь, что ты еще не сделала пометки в молитвеннике, чтобы мы правильно произнесли свои слова.
– Я сделала это.
Его глаза расширились от удивления.
– Эшли Эймс, я могу сказать «согласен» без твоей помощи.
– А как насчет любви, повиновения и почтения?
– Все это, особенно последнее, – твои слова.
Она язвительно улыбнулась ему.
– Не обращай внимания. Мы можем не произносить «повиновение».
– Хорошо.
– Но не церемония и еще менее слова беспокоят меня. А что-то еще.
Коул улыбнулся ей краешком губы:
– Может быть, это «что-то» связано с нашими слишком тесными интимными взаимоотношениями до свадьбы? Другие скучные и невоодушевленные люди женятся в церкви.
– Это правда. Большинство людей не спешат заняться любовью, пока не обвенчались.
– Тогда мы слишком рано начали, – сказал он. – У тебя есть еще какие-нибудь мысли?
– О замужестве или о женитьбе?
– О том и о другом.
– Нет. В отношении замужества я уверена, и я обещала Кельвину, что он примет участие в свадебной церемонии.
– Спрашивать его – ненужное дело. Единственное место, куда он всегда готов пойти, – это парк развлечений или забегаловка.
Эшли потрепала Коула по щеке.
– Благодари Бога, что мы будем связаны медными кольцами, а не гамбургерами.
Торжественный праздничный вечер, на котором присутствовали только взрослые, проводился в изысканном ресторане, где маленький джазовый оркестр играл любимую музыку Эшли. Все было стильно и по высшему разряду, и этот вечер запомнился всем. Сама же свадьба, к сожалению, немного недотянула до высочайшего уровня.
Кельвин выступал в роли шафера и выглядел таким миловидным, каким только и мог быть в парадном пиджаке и черных штанишках. К несчастью, на пути к алтарю он свернул, пошел проверить лютики и потерял кольцо. Бракосочетание было отложено на полчаса, пока гости, ползая на коленях, искали кольцо.
– Могло быть и хуже, – успокаивал Коул Эшли.
– Это как же?
– Кто-нибудь мог потерять здесь свои контактные линзы.
– Небольшое утешение. Я бы не хотела провести оставшуюся часть своей жизни, нося на пальце венок из лютиков.
– Мы найдем кольцо. Иди поговори со своей матерью. Она выглядит немного смущенной всем этим.
Она нашла свою мать и отца сидящими в первом ряду на складных стульях около самого алтаря.
– Мы ведь не собираемся начинать все сначала? – спросил отец, настороженно глядя на нее. – Я никогда не мог вынести повторения...
– Эшли, дорогая, разве не могла бы ты предпочесть что-нибудь более традиционное?.. – спросила ее мать. – Это все настолько... – Она постаралась найти неоскорбительное слово. – Необычно...
– Я уже пробовала один раз. Такой брак некрепок.
– Тогда виновата была не церемония. Это был ужасно эгоистичный человек. Ты же не предполагаешь, что и Кельвин окажется таким несносным, не так ли?
– Нет, и если даже это произойдет, я смогу справиться с ним. В качестве свадебного подарка Коул подарил мне уверенность в себе.
Мать устало посмотрела на нее.
– Я не смогла в свое время сделать тебе такой подарок...
Эшли наклонилась и обняла свою мать. Она примирилась и с этой частицей своего прошлого.
– Все в порядке, мама. У тебя был целый мир детей, о которых надо было заботиться. Я уверена, что тут соотношение в твою пользу.
– Я люблю тебя, дорогая.
– Я знаю это. Жаль только, что ты не научила меня печь шоколадные печенья, – улыбнулась Эшли.
– Что? – она никогда не видела свою мать более ошеломленной.
– Ничего. Не обращай внимания. Я люблю тебя, мама.
Когда она увидела, что Коул призывно машет рукой, она поцеловала отца и мать, а затем они пошли по проходу еще раз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19