— Дочка его, Лорел Ли, вышла замуж за Билли Ланкастера. Ланкастеры испокон веку жили неподалеку от нас, возле озера Дохлого Мула. Билли лесорубом был. Сколько земли он расчистил, пока не ушел на покой, — не подсчитать. Ну и заработал на этом неплохо. Он-то для молодой жены и выстроил этот дом. Только вот беда — земля-то на болотах проседает, не успел он постройку закончить, как дом стал валиться на сторону.
— Потрясающе! — пробормотала Жасмин, покрывая страницу за страницей неразборчивыми каракулями.
Лайону эта история представлялась не такой уж потрясающей. В конце концов, речь идет о его наследстве! Разумеется, он этого наследства не просил и прекрасно обошелся бы и без него; но все-таки знать, что твой предок нажился на самогонном промысле, — приятного в этом мало. А как будут ржать парни из отдела, если узнают!
— Поздновато становится, — заметил он, осторожно распрямляя сперва одну затекшую ногу, затем другую. Ему было мокро сидеть, ныла спина, и вообще он чувствовал, что пора или забрасывать наживку, или сматывать удочки, как сам сказал ранее своему гостю.
— Слыхали, как по ящику говорят? — разглагольствовал тем временем старик. — «Финансовый магнат»… Вот Кроут Лоулисс и был самым настоящим магнатом, разрази меня гром, если не так! А сколько ребятни наплодил! Теперь-то все они разлетелись по свету. И в Арканзасе, и в Техасе, и в Нью-Йорке — всюду ваша косточка, всюду Лоулиссы! Точно говорю, парень, у тебя родни больше, чем у Картера в аптеке пилюль!
— А кто такой Картер? — немедленно поинтересовалась Жасмин.
Мистер Уэбстер уже готов был начать столь же подробный рассказ о местном аптекаре, но Лайон его остановил.
— Откуда вы все это знаете?
— Как же без того? Служба обязывает.
— Какая служба?
— Да землемер я. Контора, где я работаю, зарегистрирована аж в семьдесят шестом году. А Мэгги, что в налоговой инспекции работает, со мной в родстве. Она-то мне и дала знать, что Лоулиссовы цыплятки возвращаются на насест.
Лайон давно уже потерял нить повествования, если у бессвязных историй старого пьянчуги вообще была какая-нибудь нить.
— Подождите. Вы говорите, старого Лоулисса подстрелили на границе. Но ведь это… когда же это было?
— Да лет шестьдесят будет. Вы слушайте, что дальше было. Как начались наверху разговоры — и что это место, мол, историческая достопримечательность, и его надо для потомства сохранить, да как начали шастать сюда всякие биологи, экологи и прочая братия, так за дело взялись адвокаты. Пронюхали они, что у Кроута осталось полно наследников, и разослали каждому по письму. Мэгги говорит, она тому адвокату, что к ней приходил, дала целый список имен. Говорит, сидела над семейными Библиями и прочими родословными записями, пока у нее глаза на лоб не полезли, но всех нашла.
Лайон пытался осмыслить новые сведения. Целый список имен. И все это — его родные. Его семья.
Еще неделю назад у него не было никакой родни. Лайон привык к одиночеству. Ему нравилось полагаться только на себя. Никаких сложностей, никто не задает неприятных вопросов, не требует объяснений. Последнее, что ему в данный момент нужно, — толпа кузенов и кузин, желающих покопаться в его прошлом!
— Никогда не слышала такой замечательной истории, — с благоговением произнесла Жасмин.
Лайон хмуро покосился на нее. Ему не понравился мягкий блеск в ее карих глазах.
Опухоль от ядовитого плюща спала, рассеянно отметил он. Только одна щека оставалась чуточку краснее другой.
— Какой потрясающий очерк получится! Не знаю, как благодарить вас, мистер Уэбстер. Можно мне использовать ваше имя? Господи, все на свете бы отдала за камеру и диктофон!
Лайон почувствовал, что с него достаточно. Легко поднялся с земли, отряхнул ладони.
— Становится поздно, — заметил он. — Если мы еще собираемся куда-то плыть, лучше не тянуть. Жасмин не обратила внимания на его слова.
— А на кого вы работаете? — поинтересовалась она у старого землемера.
Лайон выругал себя за то, что не задал этот вопрос первым, но тут же сообразил, что в этом нет особого смысла. Если бы старик врал во всем остальном, соврал бы и здесь. Но, похоже, он говорит правду, а в таком случае Лайону незачем знать имя еще одного Лоулисса. Семейные связи его не интересуют.
— На парня по имени X. Л. Лоулисс из Нью-Йорка. Большая шишка! С полдюжины раз присылал сюда своего человека.
— А Лайоны, ветвь Дэниела, она, вы говорите…
— А Лайоны пошли… дай бог памяти… вроде они от другой дочки пошли, от Мэри Джо. Верно я говорю, Лоулисс?
Лайон взглянул на старика. Затем на Жасмин.
— Лоулисс? — повторила она, словно эхо.
— Да, я тоже унаследовал фамилию прадеда. Так мы едем осматривать эти развалины или нет? Лучше двигаться, пока солнце не село!
— А что, ребята, ежели мне взять вас на буксир? — предложил старик. — Я ведь как раз туда и направляюсь. Тот большой босс из Нью-Йорка нанял меня, чтобы я следил за домом и окрестными землями. Землю ведь так и не поделили, и теперь все прямые потомки Кроута имеют право на равные части. А кому достанется дом — вам решать. Тот нью-йоркский деляга заговорил о доме первым, да что с того? Можно ведь и в суд подать. Знаю я таких ловкачей, что годами судились за землю, а сами на ней жили, и дома строили, и детей растили, да еще и налогов не платили!
Лайон глубоко вздохнул, раздумывая, что же ему теперь делать.
Старик говорит правду. Иначе и быть не может. Так притворяться невозможно. Так или иначе, надо рискнуть…
— Ладно, давайте посмотрим дом. Я охотно уступаю его кузену из Нью-Йорка, но, раз уж фамильный замок моих предков стоит совсем неподалеку, почему бы на него не взглянуть?
Глава 8
Мистер Уэбстер покинул их на восточном берегу ручья. «В четверти мили отсюда к югу, объяснил он, — проходит дренажная канава, она и выведет вас прямо к дому».
В качестве вознаграждения за труды старик принял еще две бутылки пива и в ответ предложил новым знакомым разделить с ним обед, приготовленный его «старухой» и состоящий из солонины и кукурузных клецок. Они вежливо отказались, хотя Жасмин любопытно было попробовать кукурузные клецки. А вот солонина ее не привлекала.
— Как стемнеет, поплыву назад, — сообщил мистер Уэбстер. — А завтра опять здесь буду — тут работы на неделю хватит. Ежели вам чего нужно, скажите, я завтра привезу.
Они смотрели ему вслед, пока он не скрылся из виду.
— Что за чудесный старик! — вздохнула Жасмин. — Интересно, каким он был в молодости? Интересно, какая у него жена? Интересно…
— А мне интересно, какого черта я тут делаю, пробормотал Лайон. Еще немного — и он забудет, почему решил выписаться из больницы и скрыться на родине своих предков.
Среди коллег Лайона наибольшего доверия заслуживал Сэм Мэдден. Но даже Сэм не знал, куда Лайон направляется. Куда-то в Северную Каролину — вот все, что было ему известно. Искать его по всему штату — все равно что искать иголку в стоге сена. Если, конечно, за ним не следили от самой больницы.
Но ведь вполне возможно, что за ним и не следили. Возможно, его подозрения безосновательны. Может быть, не было никакого предательства, а к гибели двоих агентов привело несчастное совпадение. Может быть, никто из его товарищей не переметнулся на сторону врага. И никто сейчас не охотится за ним.
Такое порой случается даже в самых дисциплинированных организациях. Люди гибнут, оказавшись не в то время не в том месте. Лайон слышал такие истории.
Хотелось бы ему думать, что то же самое произошло в тот день! Но чутье подсказывало, что ситуация куда опаснее. Лайон мало кому в жизни доверял, он привык полагаться на инстинкты.
Но сегодня они его подвели. Когда над ними пролетел самолет, Лайон, вместо того чтобы готовиться к бою или бегству, потащил Жасмин в палатку и начал заниматься с ней любовью. Словно нарочно выбрал самое неподходящее время!
Разумеется, о «подходящем времени» речи нет. Лайон не намерен связываться с женщиной. В его жизни — тяжелой и опасной жизни секретного агента — нет места семейным узам. И потом, если генетика не врет, муж и отец из него получится паршивый. Жасмин заслуживает лучшего.
Гораздо лучшего.
Вдруг Жасмин вскочила на ноги. Лодка угрожающе закачалась, и Лайон схватился за борта.
— Я его вижу! — восторженно взвизгнула она. — Вон там, за деревьями!
— Жасмин, сядь, пока мы оба не вывалились за борт!
— Вон он, смотри! — Она пришла в такое возбуждение, что забыла даже отмахиваться от ненавистной мошкары.
Столько шума из-за какой-то развалюхи!
— Не понимаю, чего ты так суетишься. Обычный старый дом, ничего особенного. — Голос его звучал ворчливо, но не грубо. Лайон надеялся, что Жасмин заметит разницу.
— Господи боже! — с благоговением шептала она, пока Лайон подгребал к обрывистому берегу. — Ты бы только видел! Он словно вышел из романов Фолкнера!
— Хватайся вон за тот куст и подтягивайся к берегу, — мрачно сказал Лайон, — а я поищу, куда бы пришвартоваться.
Пять минут спустя они стояли плечом к плечу и смотрели на родовое гнездо Лоулиссов. Когда-то особняк был выкрашен белой краской, но теперь от нее остались одни воспоминания. Одна из четырех колонн рухнула во двор и почти скрылась под буйной порослью дикого винограда. Лишь в одном окне сохранилось стекло, остальные зияли пустыми глазницами. Из четырех труб на крыше осталась одна. Сама же крыша как будто съехала набок и мрачно нависала над юго-восточными окнами, словно лохматые брови над выцветшими глазами старика. Да и весь дом как-то покосился на правую сторону.
— Пойдем внутрь, посмотрим, что там! — воскликнула Жасмин. Глаза у нее сияли, словно у ребенка в парке аттракционов.
Лайон поймал ее за руку.
— Не надо.
Она уставилась на него так, словно впервые видела.
— Это же твое наследство! Неужели тебе не хочется осмотреть дом? Там, наверно, и семейные портреты есть!
— Ага. И дворецкий в ливрее ждет, чтобы открыть нам дверь. Жасмин, дом пустует уже десятки лет. Полы наверняка прогнили. Комнаты кишат крысами и змеями. Наверное, там и термиты есть, — добавил он с надеждой, вспомнив, что Жасмин любит животных, а вот насекомых терпеть не может. Правда, он не знал, как она относится к змеям, но на всякий случай решил подстраховаться.
Можно предположить, что внутри их ждет не только это. По некоторым признакам Лайон догадался, что дом этот уже много десятилетий служит временным пристанищем охотникам и рыбакам, забредающим в эту часть болот.
Иными словами, особняк Лоулиссов превратился в выгребную яму.
На лице Жасмин отразилось такое разочарование, что Лайон чуточку смягчился.
— Ладно, давай прогуляемся вокруг дома и заглянем в окна.
Умно придумано, Лоулисс. Раз уж отнял у ребенка конфетку, дай ему что-нибудь взамен.
Избегая топких заболоченных мест, они пробрались через заросли к боковой стене дома. Однако заглянуть внутрь им так и не удалось — окна были расположены слишком высоко.
Жасмин присела на ствол поваленного дерева; плечи ее устало поникли. Лайон, рассеянно потирая колено, сел рядом.
— Кучу времени потратили без толку, — проворчал он.
— Не правда! Мы видели дом, где много лет прожили твои предки! Вот у меня никогда не было собственного дома. Мы все время переезжали с квартиры на квартиру. И только в одном месте жили дольше года. Помню, там можно было выращивать цветы на подоконнике. Мама посадила помидоры, но они пожелтели и завяли…
— Пора домой, — произнес Лайон. Он устал. Смертельно устал от Жасмин, от ее глупой сентиментальности, от детских воспоминаний и голливудских восторгов по поводу старого крысиного гнезда, которое кому-то вздумалось назвать домом.
— Ну хорошо, тогда просто представь, что вокруг дома зеленеют дубы и цветут магнолии, по двору гуляют павлины и…
Лайон тяжело вздохнул.
— Жасмин, сколько тебе лет? Не кажется ли тебе, что для ребяческих фантазий ты слишком взрослая?
Она смерила его уничтожающим взглядом.
— Слишком взрослая для того, чтобы мечтать? Нет, не думаю.
— Черт возьми, — проговорил Лайон и поднялся с места. Поднялся слишком быстро и невольно испугался за колено, но с коленом все было в порядке. Как и со спиной. — Пошли. Пора возвращаться. Завтра ты уплывешь вместе с мистером Уэбстером. Вернешься в страну грез, где тебе и место.
— А ты что будешь делать?
— А я вернусь туда, где мое место.
— Где же?
Лайон пожал плечами. У него нет своего места в мире. Он не из тех, кто пускает корни.
А вот Жасмин самой природой создана для семьи и домашнего очага. А значит, рядом с ним ей делать нечего. В семейной жизни от него толку столько же, сколько от дома, выстроенного на болоте.
Уже отталкиваясь от берега, Лайон бросил последний взгляд на старый особняк. Ему вдруг показалось, что сейчас на ушедшем в землю крыльце возникнут тени предков, простирающие руки к блудному сыну. Внуку. Правнуку.
— Черт! Все, поехали! Разумеется, никого там не было. Да он и не надеялся никого увидеть.
Первое, что они увидели по возвращении в лагерь, — выстроенные в ряд на берегу три бутылки из-под пива. Значит, мистер Уэбстер здесь уже побывал.
— Снова чили? — окликнула Жасмин из-под навеса, где он хранил свое консервированное богатство.
— На твой выбор.
— Хм. Ладно, чили. В качестве праздничного блюда.
— Что празднуем?
— Мой завтрашний отъезд. Ты же хочешь от меня избавиться!
Должно быть, она ждала, что Лайон начнет это отрицать. Да скорее ад замерзнет! Разумеется, он не чает от нее избавиться. От ее изукрашенного плющом и комариными укусами лица.
От огромных карих глаз. От длинных ног и взлохмаченной каштаново-рыжей гривы.
Они еще пили горький черный кофе, когда золотисто-сиреневое закатное сияние уступило место сумеркам. Ночной холод сковал согретую солнцем болотную воду. Несколько звездочек робко пробивалось сквозь облачную мглу.
Пахло дымом и горечью. Вдалеке, в тумане, тускло блеснули на миг и пропали какие-то огоньки, быть может, подумал Лайон, это Колумбия — ближайший крупный город.
А может, просто игра воображения.
Фантазия порой проделывает с людьми странные штуки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15