Когда она наконец сумела отвести глаза, смущение и неловкость возросли. «Вот как он хитро подбирается», — с тайной ненавистью подумала Ром. Она постаралась переключиться на другое и продолжала бойко:
— У меня с собой где-то ручной диапроектор. Так, это слайды… — Снова пошарив в сумке, она вытащила старенькую картонную коробку. — Вот, посмотрите, на чем я специализируюсь, — пробормотала она, вставила слайд в прорезь и протянула ему проектор.
С чего бы ему стоять к ней вплотную, подолгу изучая каждый слайд? Его рука как бы невзначай легла ей на плечо, а когда он склонялся над проектором и с поразительной тщательностью рассматривал каждый слайд, лицом словно ненароком норовил прижаться к ее волосам. Но стоило ей чуть отодвинуться, как он тотчас задавал какой-нибудь вопрос относительно того или иного слайда, и ей приходилось вместе с ним смотреть в проектор.
Наконец, заметив в уголках его губ самодовольную полуулыбку, Ром отстранилась. Она стала с озабоченным видом распаковывать всевозможные банки и бутылки с красками и растворителями, хотя спешить было некуда.
— Если вы хотите еще о чем-то спросить, я обстоятельно отвечу вам, но немного позже. А сейчас, если позволите, займусь этими банками и бутылками, а то как бы они не протекли.
Кэмерон пробормотал какие-то вежливые извинения и с невозмутимой неторопливостью направился к столу за новой коробкой слайдов. Ром соображала, под каким предлогом его выдворить. Тщетно пыталась она не замечать его присутствия, это было все равно что не замечать бурлящий вулкан во дворе собственного дома. Ром отказалась от его помощи, сама установила мольберт, достала полдюжины рулонов холста и развесила их по стенам. Это служило чем-то вроде творческой медитации: она всматривалась в голые холсты до тех пор, пока в ее воображении не начали проступать неясные очертания будущих картин.
На кухонном столе с обшитой металлом столешницей, принесенном сюда специально для нее, она разместила палитру и пухлые тюбики с масляной краской, расставив так, чтобы все было под рукой.
— Расскажите-ка мне вот об этом, — донесся голос Кэмерона. Он так держал проектор, что ей пришлось чуть ли не приналечь на него, чтобы посмотреть в окуляр. Она нервно схватила его за руку и с силой дотянула проектор к себе — не нырять же головой под самый его подбородок. «Какого черта он играет в кошки-мышки?» — с раздражением подумала она. Но попробуй только намекнуть ему об этом — за очередной колкостью дело не станет.
— Ну что там? — отрывисто спросила она, еще не заглянув в проектор.
— Такое странное выражение лица… Не знаю, как и сказать. Совсем не похоже на всех остальных. Это было сделано специально?
Она прищурилась и посмотрела на слайд.
— Господи, — пробормотала она в ужасе и прислонилась головой к его плечу. Чуть успокоившись, она тихо сказала:
— Я не собиралась брать это с собой. — Потрясенная, Ром отложила проектор и отошла. А она-то надеялась, что позабудет этого несчастного ребенка. Его портрет она закончила незадолго до Рождества. Ощутив, что Кэмерон смотрит на нее, она обернулась. Он ни о чем не спрашивает, но ей почему-то захотелось рассказать ему. Возможно, чтобы прогнать этот кошмар.
— Мне думалось, что никто не заметит. Честно говоря, я даже боялась: а не плод ли это моего воображения. — Она взяла любимую свою кисть и стала теребить ее. — У Джейми была лейкемия. В то время ему ненадолго стало лучше. Но, очевидно, ни он, ни я не могли скрыть предчувствие близкой смерти. — И спустя полгода это глубокое впечатление все так же преследовало Ром. Она тогда разрывалась между тем, что не справится с этим заказом, и тем, что не может не писать.
Кэмерон неторопливо вставил в проектор другой слайд и почти тотчас же попросил объяснений. «Как искусно, просто мастерски манипулирует он моим настроением», — мелькнула у нее мысль.
— А-а, это Кэндис — маленькая хулиганка в ангельском платьице. Ее мамаша вздумала уберечь ее от взросления и вечно одевала в лакированные туфельки с кружевными носочками, даже когда бедняжка стала носить бикини и заигрывать с каждым встречным и поперечным. Страдалица Кэндис устраивала матери жуткие скандалы. — Ром мимолетно улыбнулась, вспоминая тринадцатилетнего чертенка — незабываемые три недели! — Слава Богу, ваших ребятишек не подавляют. Я кое-что поняла, рисуя детей: хотя их кипучей энергией удается управлять, сдерживать лучше не стоит — иначе не миновать грандиозного взрыва.
— Короче говоря, вы не сторонница дисциплины, — заключил Кэмерон.
Ром резко повернулась и с упреком взглянула на него:
— Я этого не говорила. Я только хотела… впрочем, вас вряд ли интересуют мои размышления о воспитании детей. Ну что ж, если вы желаете спросить что-нибудь еще о моей работе, мистер Синклер, я с удовольствием вам отвечу. Если же нет… — Она красноречиво оборвала фразу и , как можно крепче сжала красивые полные губы.
До обеда трое мальчуганов показывали Ром окрестности — ей захотелось поискать подходящие места для работы. И теперь у нее жутко разболелись мышцы: отвыкнув лазить по горам, Ром и забыла, что мышцы могут так ныть. Сообрази она раньше, что владения Синклеров — не ровная полянка, ей, пожалуй, удалось бы растянуть прелести таких прогулок на несколько дней. Сорванцы же решили ее испытать, а когда она раскусила их замыслы, отступать было уже поздно.
И все же она смогла победить хотя бы внешне. Коварная троица водила ее по горной долине кругами. Окрестности напомнили ей деревушку Линдос на Родосе: в детстве Ром резвилась там в такой же долине. Наконец на третьем круге до нее дошло, что эту дорогу она уже видела. Это ее раздосадовало, но чертенятам она не призналась, а тонко намекнула, что им не удалось обвести ее вокруг пальца.
— Спасибо, ребята, вы уделили мне немало времени. Теперь бегите, если у вас дела. Маршрут я помню точно, так что четвертый круг сделаю сама, — сказала она серьезно и едва не расхохоталась, увидев, как Томас сконфуженно опустил глаза. Проказники побродили с ней еще с полчаса, но уже не пытались водить ее за нос и перемигиваться. А когда мальчики захотели показать ей свою Каменную гору и научить ловить раков, стало очевидно, что она окончательно победила.
До обеда еще оставалось немного времени. Ром лежала в ванне и смотрела на розовые облака, уплывавшие за горизонт. До чего же медленно отступает ноющая боль в мышцах! Проклятое самолюбие! Ну уж теперь все, с нее хватит.
После обеда мальчики ушли к себе смотреть любимую телепередачу. Пить кофе Кэмерон предложил на балконе. Ром согласилась.
— Только я пока вниз смотреть не стану.
— Не переносите высоту?
— Вообще-то я этим не страдаю. Просто надо привыкнуть, постепенно. А вот когда я снопа пойду с ребятами лазить по горам, обязательно дайте мне с собой защитные очки.
Она со стоном неловко опустилась на подушки шезлонга.
— Неплохую прогулочку вам устроили, а? — усмехнулся Кэмерон и подал ей чашку кофе с апельсиновым ликером.
— Могли бы меня предупредить. Я-то полностью доверилась дьяволятам, пока мы не стали карабкаться по одной и той же горе в третий раз.
— Я полагал, что вам важно узнать, кого вы будете писать, прежде чем приступить к портрету.
— Не хотела бы я, чтобы вы видели мой портрет после этой прогулки.
От его глуховатого ленивого смеха по спине у нее пробежала странная дрожь, но она ощутила ее в каком-то тупом забытьи. Не уснуть бы прямо здесь, в шезлонге. Вскоре Кэмерон отодвинул пустую чашку, встал и потянул ее за руку:
— Идемте, я кое-что хотел вам показать.
— Там? — она с опаской уставилась на деревянные перила балкона.
— Сейчас лучше всего привыкать к обстановке. Всю долину вы сегодня не увидите, но посмотреть, как всходит луна из-за Каменной горы, явно стоит. Редкостное зрелище!
Смущенная его прикосновением, Ром принужденно засмеялась:
— Луну я видела вчера, благодарю покорно. Одну луну повидал — все повидал.
— М-м, но ведь спать еще рано. Я-то думал, что такие, как вы, не ложатся в десять вечера.
Он стоял совсем близко, и Ром с волнением ощущала его притягательную жизненную силу. Положение было не из легких.
— «Такие, как вы…» Что вы имеете в виду? — с вызовом спросила она.
Кэмерон на секунду задумался, потом проговорил:
— То есть такие восхитительные и чарующие, как вы. Такие, что смотрятся в лунном свете так же прелестно.
Она с недоверием поглядела на него, гадая, сколько в его глубоком проникновенном голосе искренности.
— Ограничимся двумя комплиментами из трех, ладно? «Восхитительная» и «чарующая» — принимаю, потому что, как всякая женщина, люблю порой откровенную лесть. Но насчет лунного света — это уж слишком, вам не кажется?
Радом с ним она чувствовала себя безвольной и слабой. Давно уже ей не приходилось испытывать ничего подобного. «Не знаю, смеется он надо мной или нет, но если он воображает, что меня можно свести с ума такой ерундой, то его манеры явно устарели. Окопался тут в горах и еще на что-то рассчитывает».
— Значит, обойдемся без лунного света, — промолвил он с наигранной грустью. — Подчиняюсь вашему безупречному вкусу.
О, сатана! Все ж таки он смеется над ней! Ром хотела вырваться, но он держал ее железной хваткой, без всякого намека на галантность.
— Знаете, когда Алисия сообщила, что мальчиков будет писать художник по фамилии Кэрис, я не очень-то поверил. Ей иногда такое в голову взбредет… Короче говоря, я навел справки и убедился, что этот самый Кэрис, — он намеренно выделил его имя, — такая величина…
Он с лукавой усмешкой посмотрел на нее. Ром изо всех сил сопротивлялась его обаянию.
— Мне сказали, что Р. Кэрис — вдовец средних лет, писал портреты высокопоставленных
особ, а также тузов, преуспевавших в бизнесе и искусстве, и, скорее всего, ему подойдет чисто мужское общество. — Он выжидающе посмотрел на нее. Ром осторожно высвободилась.
— И что? — спросила она.
Он ловко обнял ее за талию и притянул к себе с такой силой, что она потеряла равновесие и упала ему на грудь.
— А то, — ласково поддразнил он, — что я не могу выразить, как счастлив иметь дело с молодым дарованием вместо почтенного мэтра.
Ром не очень-то понравилось, что ее окрестили молодым дарованием, даже полушутя. Его слова задели ее профессиональное самолюбие. Но только она собралась высказать свое недовольство, как вдруг он снова обнял ее и склонился к самому ее лицу.
— Я не могу выразить, но сумею вам доказать. — Его дыхание окутало лицо Ром теплом и ароматом кофе. Нет, нужно как-то приостановить нежелательное развитие событий. Позже Ром проклинала себя за нерешительность, но она оказалась совершенно сбита с толку. Непонятно, шутит он или всерьез увлекся ею; но когда она наконец додумалась, что не в этом дело — незачем ей вообще оставаться с ним наедине, — было уже поздно.
Прикосновение губ Кэмерона было легким, теплым и завораживающим. Приятное ощущение сломило ее волю. Пора опомниться, уж не свел ли ее с ума этот поцелуй? Но нет, она ясно все воспринимала: пленительный запах здорового мужского тела с тонким ароматом одеколона, его пьянящую близость.
Он не прижимал ее к себе, и душистый ночной ветерок вольно вился меж ними. Его язык медленно и осторожно приоткрыл ее губы — а она так и стояла, не смея шевельнуться, как шестнадцатилетняя зачарованная дурочка. Он с упоением наслаждался ее губами; потом вдруг оторвался от них и томно улыбнулся.
— Вы на редкость очаровательная и желанная женщина, Ромэни Кэрис, и столь же неповторимо талантливая, — пробормотал он, целуя ямочку у нее на подбородке.
Ага, значит, в ход уже пошла неприкрытая лесть ее таланту!
Освободившись из его объятий, она с досадой поняла, что он ничуть ее не удерживает. Мало того, он вовсе не собирался продлить поцелуй, а ведь ясно было, что она не оттолкнет его.
Она отвернулась, возмущенная своим поведением и его хитростью, сбитая с толку тем, что так неожиданно сдалась.
— Послушайте, вы зашли слишком далеко, — решительно объявила она. — Мальчики сыграли свою шутку со мной днем, вы свою — вечером. Что ж, будем считать, что команда хозяев победила, и закончим на этом. Идет?
Она удалилась с непринужденным, насколько ей это удалось, видом, с трудом подавляя боль в мышцах и переполнявшие ее гнев и растерянность. «Должно быть, это все влияние высоты», — с отчаянием подумала она. Разумеется, приятнее считать, что всему виной головокружение, а не полная потеря здравого смысла.
Глава 3
Чуть только занялся рассвет, в коридоре послышались голоса. Стараясь не выдавать своего нетерпения, как того требовал солидный, почти тринадцатилетний возраст, Томас осведомился через дверь, встала ли она. Потом Майк пропищал, что нашел классную наживку. Он был застенчивым, милым ребенком, не таким шустрым, как братья. Больше всего его интересовала всякая окрестная живность — ползающая, плавающая, летающая. А вот Адам не постеснялся просунуть голову в дверь. Он ядовито напомнил ей, что опоздавшему к пруду придется самому возиться с приманкой. Потом озорники долго хихикали и дико возились за дверью, шурша теннисными туфлями.
Ром заставила себя встать и поплелась в ванную. Через пятнадцать минут она уже приступила к импровизированному завтраку из бутербродов с ореховым маслом и джемом. Томас позаботился и о молоке для Ром.
— Вы ведь не станете дожидаться кофе и прочей ерунды, правда? — с надеждой спросил он. — Нора потом чего-нибудь приготовит, если вы проголодаетесь.
Ром допила молоко и завернула остатки бутерброда в салфетку, чтобы съесть по пути. Только бы этот путь не был таким крутым и тяжелым, как вчера.
До небольшого прудика все они добрались почти одновременно. Класть приманку в западню выбрали Майка. Пластиковый молочный пакет с прорезью, камешком-грузилом и приманкой в виде куска тухлого мяса качнулся на веревке и полетел в воду. Все четверо уселись на берегу и стали ждать.
И в этом прудике, и в большом искусственном озере в полусотне метров отсюда водилось несметное множество бурой и радужной форели.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20