Она покачала головой.
— Нет, спасибо. Я ничего не ела с утра — боюсь, ударит в голову.
Гриффин подумал, что это было бы неплохо, но ничего не сказал. Очень хотелось бы увидеть, как Сара Гринлиф теряет контроль над собой. Почему эта женщина владеет всеми его мыслями?
Почему ее лицо так прочно запечатлелось в его памяти? И почему, черт возьми, он только и думает о том, как ее тело отвечало на его прикосновения две недели назад?
— Значит, ты все-таки собираешься приходить в этот дом? — сказал он. — Я уж подумал, что ты меня избегаешь.
— Я? — фыркнула Сара и нервно хихикнула, отводя глаза. — С чего бы это я стала тебя избегать?
Ее нервное возбуждение было настолько очевидным, что Гриффин улыбнулся.
— Потому что ты не меньше моего думаешь о том, как мы расстались пару недель назад.
Она снова вскинула на него глаза и вздохнула так глубоко, что тонкая ткань платья натянулась на груди. От воспоминания о тепле этого тела пальцы Гриффина сжались на подлокотнике кресла — от воспоминания о нежной плоти, жившей в чаше его ладони. Все еще нервничая, она начала теребить верхнюю пуговицу платья, что привлекло его взгляд.
— Не понимаю, что ты имеешь в виду, — тихо произнесла она.
Он положил дымящуюся сигару в хрустальную пепельницу на подлокотнике кресла, поставил рядом бокал и поднялся на ноги. При этом движении Сара сделала гигантский шаг назад, а Гриффин сделал несколько гигантских шагов вперед, чтобы сократить расстояние. Одна его рука легла на вцепившуюся в пуговицу Сарину руку, а другая — на талию. Он прижал женщину к себе и поцеловал — крепко и долго, очень долго, пока она не вздохнула, сдаваясь.
— А теперь вспомнила? — спросил он прерывающимся от сдерживаемого желания голосом.
У Сары что-то произошло с дыханием, но ей все же удалось прошептать:
— Да, кажется, что-то припоминаю.
Он снова впился в ее губы, и Сара погрузилась в сладковатый аромат коньяка и дымный табачный запах. Снова ощутив прикосновение щеточки усов к губам, она подалась вперед, чтобы сильнее насладиться поцелуем. Его рука высвободила пуговку из Сариных пальцев, опустилась ниже, расстегнула следующую пуговицу и пошла еще ниже. Осознав, что Гриффин намерен раздеть ее прямо здесь, Сара вцепилась в его запястья и оттолкнула, удерживая на расстоянии вытянутой руки.
И только тогда поняла, что никаких ее сил не хватило бы, чтобы сделать это, прояви он упорство. Под ее пальцами источали жар железные прутья мускулов. Она только держала его руки и смотрела на него, пытаясь совладать с дыханием и гадая, сколько еще продлится это безумие.
Гриффин же был слишком занят попытками собрать свои мысли, чтобы интересоваться чем-нибудь еще. Сарино платье, распахнутое там, где ему удалось расстегнуть три пуговицы, открывало шампанскую пену белья, и желание снова прикоснуться к этому телу было почти неодолимым. Боже правый, что на него нашло, что заставило лапать полузнакомую женщину? Надо взять себя в руки. Так недолго и вовсе голову потерять.
— Почему ты это делаешь? — прошептала она, прерывая молчание. — Почему ты просто подходишь и берешь, что хочешь, не спросив разрешения?
Он молча покачал головой, совершенно не зная, что ответить.
Она уронила руки, потом подняла одну, чтобы убрать волосы со лба.
— Это… то, что происходит между нами, должно прекратиться немедленно, пока не зашло еще дальше.
— Почему?
Сара взглянула на него в недоумении.
— Почему? — повторила она. Гриффин кивнул.
— Почему?
Она издала невнятный возглас возмущения.
— Да потому что…
Полоска кремовых кружев все притягивала его; он медленно шагнул вперед и протянул руку. Сара не шевельнулась. Кончиком пальца он притронулся к третьей пуговке. На ее шее бешено пульсировала голубая жилка, и он никогда и ничего на свете так не хотел, как расстегнуть сейчас ее платье донизу и распахнуть, увлекая ее на пол. Вместо этого Гриффин немалым усилием заставил себя просунуть пуговицу обратно в петлю, потом повторить это с остальными двумя. Но вот чему он не смог воспротивиться — это провести большим пальцем по голубой жилке, прежде чем убрать руку.
— Ответь же, Сара, — пробормотал он. — Я спросил тебя, почему?
Впервые его губы назвали Сару по имени, и от этого звука с ее сердцем произошло что-то странное.
— Потому что я не из тех, кто занимается подобными вещами, — сказала она наконец.
Уголок его рта приподнялся под черными усами — движение, которое, как она догадалась, должно было означать улыбку.
— В самом деле? — спросил он.
— Да, — настаивала она. — Я этим не занимаюсь. Во всяком случае, обычно. Обычно я невероятно нормальная представительница среднего класса, пригородная клуша, разведенная мать двоих детей, чья жизнь заполнена самыми прозаическими заботами. Может быть, за последние месяцы я несколько переутомилась, но не настолько, чтобы совершенно потерять рассудок и заняться самоуничтожением, связавшись с мужчиной вроде тебя.
— Мужчиной вроде меня, — повторил он. Заметно было, как у него дернулась челюсть. — Это что же за тип такой?
Она глубоко вздохнула.
— Ладно, не обращай внимания. Мне нужно идти.
Сара повернулась, но голос Гриффина остановил ее.
— Нет, — сказал он тихо. — Не уходи еще. Так хорошо… — Голос оборвался на полуслове.
— Что? — спросила Сара, медленно оборачиваясь.
— Так хорошо побыть здесь с кем-то еще для разнообразия. — Он беспокойно потер шею и обвел взглядом просторную комнату. — Этот дом такой пустой. Здесь так одиноко. Знаешь, это, конечно, прекрасный дом, но я чувствую себя здесь как-то не на месте. Не уверен, смогу ли когда-нибудь назвать его своим домом. Он меня просто не примет.
Сара проследила за его взглядом. Против воли она вынуждена была признать, что Гриффин вовсе не выглядит домовладельцем в своих линялых джинсах и футболке. Однако он источал природную силу и властность, что, несомненно, было прямым проявлением мерсеровских генов. И хотя бы в этом отношении Гриффин вполне подходил к данной обстановке.
— Я слышала о том, что случилось. — Ей показалось, что эти тихие слова прогремели в безмолвной комнате.
Гриффин перевел взгляд на нее.
— Ты имеешь в виду, что моя мать оказалась последней из Мерсеров? Сара кивнула.
— Когда Элен сказала, что ты унаследовал этот дом, я подумала, что ты принадлежишь к неизвестной мне ветви Мерсеров. Но Меридит была его единственной дочерью, верно?
Он отвечал без всякого выражения на лице:
— Она была моей бабушкой, но я даже не знал об этом.
Сара пыталась определить настроение Гриффина по голосу, но глубокие и гулкие звуки не отражали никаких чувств. Прежде чем она успела как-то откликнуться, Гриффин продолжал:
— А узнал как раз перед Рождеством. Точнее, примерно к Дню Благодарения в судье заговорили родственные чувства и совесть, и он решил выказать справедливость по отношению к своему правнуку, которого он никогда и в глаза не видел.
Он провел рукой по волосам и вздохнул.
— В том виде, как история дошла до меня, Меридит Мерсер было всего пятнадцать лет, когда она влюбилась в парнишку, который после школы подрабатывал в доме судьи. Можно не говорить о том, что судью вовсе не обрадовало такое развитие событий, тем более что юнец не имел никаких перспектив, а он рассчитывал на нечто лучшее для своей дочери. Когда она забеременела, судья просто-напросто запер ее и пригласил домашнего учителя, чтобы дело не получило никакой огласки. В шестнадцать лет она родила мою мать, после чего младенец был немедленно увезен, и судья устроил удочерение.
— Младенец был твоей матерью, — сказала Сара.
Он кивнул.
— Ее удочерила супружеская пара из Цинциннати, а когда она вышла замуж за моего отца, тот получил работу в Клементе. Здесь судьба начинает играть свои шутки в этой истории. Долгие годы дочь Меридит прожила всего в нескольких милях отсюда, но никто об этом не знал.
Гриффин вернулся к креслу, взял сигару и затянулся. Он молча показал на кресло напротив, и Сара не заставила себя уговаривать. Похоже, он хотел выговориться, а она, надо признать, заинтересовалась историей. И не только историей, но и его отношением к ней. Просто не могла справиться с желанием узнать, что же он по этому поводу чувствует. У нее не хватало воображения представить, каково это — в зрелом возрасте узнать, что обладаешь семейной историей, дотоле совершенно неведомой.
После того как она села, Гриффин тоже опустился в кресло.
— Ты держишь зло на него за все это? — тихо спросила Сара. — Я имею в виду судью Мерсера. Он задумчиво пригубил бренди.
— Честно говоря, я до сих пор не разобрался в своих чувствах по этому поводу. Пожалуй, он был такой же жертвой обстоятельств, как Меридит и моя мать. Времена, в которые он жил, его роль в обществе… Я пытаюсь убедить себя, что он поступал из лучших побуждений. В конце концов, старик ведь попытался загладить вину. — Помолчав, он добавил:
— Однако мне хотелось бы узнать своего деда по материнской линии. К тому времени, когда я родился, мамин приемный отец уже умер. А имя ее настоящего отца я теперь никогда не узнаю. Может быть, он даже еще жив и обитает здесь, в Клементе. Странное ощущение. Мои старики умерли, и вся моя семья, о которой я никогда не знал, тоже на том свете. Возможно, жив только человек, которого я мог бы назвать «дедушка», но мне никогда этого не узнать в точности.
— У тебя нет ни братьев, ни сестер? — спросила она.
Гриффин покачал головой.
— Уйма тетушек и дядюшек по всей округе, но ни с кем из них я не был близок.
— Семья много для тебя значит, — сказала Сара, и получилось утверждение, а не вопрос, потому что она не сомневалась, что это так.
— Да, — отозвался Гриффин и посмотрел на нее с любопытством. — А для тебя — нет? Сара иронически хмыкнула.
— Ты говоришь с человеком, чьи родители развелись после двадцати лет супружества, сообщив мне и Уолли, что ненавидели друг друга большую часть этого времени и сохраняли семью только ради нас, детей. Мы с братцем ладим, как кобра с мангустой. Мой собственный брак развалился, не успев толком начаться, так что твой вопрос попал, пожалуй, не по адресу.
— Но ты любишь сыновей, — заметил он.
— Конечно, люблю, — искренне ответила Сара. — Но…
— Выходит, что семья важна и для тебя.
Она на минуту задумалась, а потом улыбнулась.
— Да, пожалуй, надо с тобой согласиться. Смешно, я никогда об этом так не думала.
Гриффин улыбнулся в ответ, отчего его лицо совершенно переменилось. Привлекательное — конечно. Сексапильное — вне всяких сомнений. Но его грубоватую внешность нельзя было назвать красивой. Слишком резкие черты. Слишком он… слишком крутой. Но когда он так улыбается… Она не удержала вздоха. От него просто захватывает дух.
— А кто же ты? — неожиданно спросил он. — Кобра или мангуста?
Она озадаченно свела брови.
— Что?
— Ты сказала, что вы с братом ладите, как кобра с мангустой. Я просто поинтересовался, которая из этих зверушек — ты.
Сара хихикнула.
— Разумеется, мангуста. Они кровожаднее.
— Это верно, — согласился Гриффин, улыбнувшись еще шире. А потом его лицо потемнело так же неожиданно, как прежде прояснилось. — Выходит, твой братец — кобра. Змей, так сказать.
Она философски пожала плечами.
— На самом деле Уолли не так уж плох. Вот только честолюбия ему убавить бы — для его же пользы. Это самое честолюбие в один прекрасный день сломает ему жизнь, чует мое сердце.
Он снова кивнул, и какое-то мгновение Сара была уверена, что он знает что-то, неизвестное ей. Глупости, сказала она себе. Он просто занят мыслями о собственном прошлом.
— Слушай, мне пора идти, — сказала она, вставая. — Моя няня работает до шести, а сейчас, по-моему, уже около того.
Гриффин взглянул на часы.
— Без десяти, — сообщил он.
Сара торопливо поднялась, уговаривая себя не задавать вопрос, который вдруг очень захотелось задать. Она уже намеревалась сказать, что начнет опись утром, но на самом деле произнесла:
— У тебя есть планы насчет обеда?
— Да вроде нет, — ответил Гриффин, гася сигару. Он поднес к губам бокал и выпил остававшийся бренди. — Уж не хотите ли вы, мисс Грин-лиф, пригласить меня?
Она несколько смущенно приподняла плечо, но подтвердила:
— Да, пожалуй. Не хочешь поехать к нам и пожевать, что найдется?
— С удовольствием.
Идя за ней из библиотеки и по холлу до дверей — Господи, привыкнет ли он когда-нибудь к этому огромному дому? — Гриффин не спускал глаз с изящно покачивающихся бедер и руки, отбрасывающей локоны с глаз. Через час он должен был обедать со Стоуни. Интересно, Сара не будет против, если он воспользуется ее телефоном?
Глава 4
Приглашая Гриффина Шального пообедать с ней и мальчиками, Сара не вполне понимала, почему это делает. И потом, дома, ничуть не приблизилась к ответу, глядя, как обрушились на него мальчишки, желающие знать все о его мотоцикле и о том, каково быть копом. Просто у Гриффина был такой несчастный и тоскливый вид там, в кресле в мерсеровской библиотеке, вспоминала она. Вот и не удержалась.
Всегда она подбирала бродячих животных. Пожалуй, именно в таком виде он перед ней и предстал. Бродячее животное, толком не понимающее, как справляться с ударами и сюрпризами судьбы. А она знакома с ее коварством. Если ее опыт может помочь Гриффину, то она просто обязана взять его под крыло, разве не так?
Единственная проблема заключалась в том, что это конкретное бродячее животное гораздо опаснее всех, кого Сара подбирала раньше. Это хищник, самый настоящий, самый натуральный хищник, и у нее нет полной уверенности, что удастся спастись, если он положит на нее глаз. Стоит ли брать его под крыло? — спрашивала она себя. Не улетит ли он сам, полакомившись ею?
— Мам, можно мы покатаемся на мотоцикле Гриффина? — спросил Джек.
Сара стояла на крыльце, с сомнением разглядывая большой мотоцикл.
— Не думаю, мой сладкий, — сказала она решительно. — Может быть, когда вы чуть-чуть подрастете.
— Ну мам…
— И называйте офицера Шального «офицер Шальной», — добавила она, осознав, с какой непосредственностью мальчики обращаются с Гриффином.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21