Доминика попыталась вытащить машину из ямы своими силами, но с тем же успехом она могла стараться передвинуть с места на место Тадж-Махал.
Тяжело дыша, со слезами на глазах, Доминика сдернула с головы шляпу и разразилась ругательствами, которые заставили Бадди лечь и уткнуться носом в лапы. Доминика не удержалась и пнула косилку ногой, когда сзади раздался голос Энгуса:
– Пинка надо дать тебе, Доминика, а не несчастной машине.
Она повернулась так стремительно, что чуть не потеряла равновесие, и нервное напряжение последней недели затопило ее недавно обретенное спокойствие.
– Не смей смеяться надо мной, Энгус Кейр! выкрикнула она истерично. – И не воображай, что имеешь право называться мужем – тебя никогда нет рядом в нужный момент!
– Но я как раз рядом, Доминика, – заметил он.
– Да? – Она уперла руки в бедра. – Сегодня здесь, завтра нет. Но мне ты ничуточки не нужен! Она яростно сверкнула глазами.
Энгус молча окинул взглядом ее желтую тенниску, рабочие брюки из плотной ткани, тяжелые ботинки, растрепанные волосы, следы слез на лице. Сам он был одет с подчеркнутой официальностью – в белую рубашку, черные брюки и серый галстук.
– Возможно, я могу понадобиться косилке, пробормотал он и, почти не прикладывая усилий, выправил колесо, вытянул его из рытвины и нажал пусковую кнопку. Агрегат бодро затарахтел. По-моему, ты рассердилась преждевременно.
Доминика зажмурилась, стиснула зубы, затем повернулась к нему спиной и пошла к дому. Прошло минут пять, прежде чем Энгус нашел ее на веранде. За эти пять минут Доминика начала приходить в себя и ужаснулась тому, что натворила.
Энгус вышел из-за угла дома и остановился у стола, за которым сидела Доминика, положив ноги на рядом стоящий стул. Долгое время никто из них не говорил ни слова.
Энгус выглядел безупречно, как всегда, но Доминика решила, что он несколько бледнее обычного и что у его губ появились тонкие морщинки.
Впрочем, возможно, ей это только показалось.
Она отвела глаза.
– Извини, но ты уже знаешь, как расстраивают меня бытовые неурядицы. Попробую начать снова. Привет!
– Привет. – Он помедлил. – Да, я знаю. – (Она пожала плечами.) – Возможно, ты просто перегрелась на солнце.
Она кивнула, не находя слов и сил, чтобы даже шевельнуться, не переставая мучительно гадать что, если она потеряла его навсегда? И этот разговор – прощальный?
– Принести тебе сока или минералки?
– Да, пожалуйста… Я подожду здесь. – Доминика наконец обрела дар речи.
– Я скоро вернусь.
Доминика энергично принялась обмахиваться шляпой. Через несколько минут Энгус появился снова с подносом, на котором стояли два запотевших стакана с соком и лежала пачка печенья.
– Спасибо. – Она взяла стакан и сделала большой глоток. – Наверное, ты не ожидал увидеть меня здесь, Энгус, но…
– Я знал, что ты здесь. – Он сел напротив. Доминика немного удивилась. – Мне сказал Люк, кроме того, я знал о всех твоих передвижениях после того вечера…
– Но… – Она растерянно замолчала.
– У меня было много дел, – продолжал он. Рассказать тебе?
Она затаила дыхание.
– Энгус, есть кое-что, о чем я хотела сказать тебе первая, и... пожалуйста, не принимай близко к сердцу то, что я тогда наговорила.
– Доминика. – В серых глазах застыло мрачное непреклонное выражение. – Да, но я хотел бы первый сказать то, что собирался.
Ледяной ужас сжал сердце Доминики.
– Но я действительно…
– Нет. – Он протянул руку и накрыл ладонью ее кисть, лежащую на столе. – Я хотел сказать, что впервые в жизни понял своего отца.
Доминика уставилась на него в оцепенении.
– Потому что уже два раза я пережил такого же рода утрату, какую пережил он. Она замораживает душу и окружает ее чем-то вроде небьющегося стекла, тогда как внутри все остается очень хрупким. Теперь я понимаю, почему отец был таким.
Потому что, несмотря на все разногласия, и неважно, кто из них был прав, а кто виноват, он так любил мать, что не в силах был ни полюбить кого-то еще, ни забыть ее. Теперь я наконец-то понял это, потому что со мной произошло то же самое.
Доминика провела языком по губам и почувствовала, что сердце забилось несколько иначе – это уже не похоже на беспорядочную барабанную дробь.
– Другая моя проблема заключалась в том, что я не способен никому довериться, и виной этому вся моя предыдущая жизнь. Да, до недавнего времени «одинокий волк» безраздельно царил в моей душе, как ты совершенно справедливо заметила.
Доминика нахмурилась и сделала еще один глоток из стакана.
– Я пыталась найти тебе оправдание… – Она взглянула ему в глаза. – Но все время мне казалось, что тебе нужно от меня только одно…
– Твое тело? – подсказал он негромко.
– Да. – Она закрыла глаза. – Иногда в наших отношениях на первое место выступала физиология… Ведь поэтому ты в глубине души и не хотел жениться на мне?
– Нет. И в глубине души я как раз хотел жениться на тебе. Я просто не мог не думать… – Он помолчал и вздохнул. – Я поклялся однажды, что никогда не окажусь в ситуации, в которой оказался мой отец.
Доминика почувствовала, как по ее спине пробежал озноб.
– Но… – продолжал Энгус, – за последние несколько дней, после того как я не смог заставить себя сделать то, что на самом деле хотел сделать тем вечером больше всего на свете, – любым путем помешать тебе уйти, и как только снова почувствовал, что душа начинает застывать, я понял, что должен бороться с этим... и бороться за тебя. А занят я был, собственно, вот чем…
Доминика слушала его молча, с растущим изумлением. Энгус фактически полностью реорганизовал свою империю. Он назначил на свое место другого исполнительного директора, правда сохранив за собой место президента компании.
И хотя он в конечном счете должен был по-прежнему оставаться ее главой, всю деловую часть своей деятельности собирался свести к минимуму – Я хотел быть откровенным с самим собой до конца, – слабо улыбнулся он. – Я уже говорил тебе, что давно шел к этому. Сердце просило каких-то перемен. Меня не оставляло чувство, что пора двигаться дальше. – Он помедлил и посмотрел по сторонам. – Поэтому я купил поместье. Но чего-то все-таки недоставало, и постепенно я начал понимать, чего именно, в то самое время, как приобрел «Лидком-Плейс». Я встретил тебя. Но у меня не хватало смелости рассчитывать, что я сумею удержать тебя, Доминика.
Доминика ладонью смахнула скатившуюся на щеку слезинку.
– Но в то же время... разве я сильно ошибусь, если скажу, что ты всегда держала наготове запасной вариант? – произнес он осторожно.
– Что ты имеешь в виду? – прошептала она.
– После того как мы поженились, я все думал, что была одна только причина, по которой ты так цеплялась за свою «Примулу» и посвящала столько времени работе. Ты приберегала ее в качестве спасательного люка?
Она поморщилась и принялась разглядывать розы.
– Я должен признаться, – произнес он угрюмо, что это воскресило все мои сомнения. Эти сомнения усилились еще больше, когда ты продемонстрировала свою независимость, отказавшись принять от меня в подарок автомобиль.
Наконец-то Доминика подняла на него глаза.
– Ты прав, Энгус, – пробормотала она. – Да, я думала о работе как о спасательном люке, но только потому… Можно кое-что сказать тебе? Знаешь, когда я впервые поняла, что хочу выйти за тебя замуж? Когда ты подарил мне на день рождения машину, а не обручальное кольцо.
– Вот что?.. – Он крепко стиснул ей руку.
– Да. И поэтому я подняла такой шум. Еще... продолжала она сдавленно, – я чувствовала… Она махнула рукой. – Ты словно стоял на распутье, и я думала, что это связано со мной.
– Так и было. – Он с тоской взглянул на нее, и Доминика шмыгнула носом.
– Но это ничем не кончилось! Я все старалась понять – как люди могут быть настолько близки и все-таки не делать окончательный шаг. Потом я узнала, что Кристи и Ян тайно помолвлены, а потом проснулась утром с розовым бутоном на подушке, но в одиночестве. Ничтожные пустяки, но это были соломинки, сломавшие спину верблюда.
Вот почему я тогда ушла.
– И ты не могла сказать мне обо всем этом?
– Нет. Если у тебя имелись свои сомнения, Энгус, то и у меня имелись свои.
– А не было среди них такого, что придется связать свою жизнь с пареньком из захолустья? В его глазах сверкнули искорки юмора.
– Ты до сих пор не веришь мне, да?
Искры в его глазах погасли.
– Я иногда наблюдаю, как ты ходишь и разговариваешь, держишь себя с людьми, как озаряешь комнату своим присутствием, изяществом и весельем, отмечаю в тебе привитую с детства благородную сдержанность и понимаю, что есть в твоей душе некий заповедный уголок, в который мне никогда не проникнуть. И вспоминаю, что свой первый в жизни костюм купил только в двадцать два года, в комиссионном магазине.
Доминика снова зажмурилась. Никогда в жизни не была она так растрогана.
– Единственное, что скрыто в моем заповедном уголке, Энгус, – это страх, что ты не любишь меня так, как я люблю тебя, – пролепетала она. Вот почему я так держалась за свою «Примулу».
Я не могла не думать над тем, почему ты не сделал мне предложения намного раньше. А потом, когда мы поженились, я все время чувствовала, что ничего не изменилось и что наш брак скорее отдалил нас друг от друга. – Ресницы ее задрожали. – Но я вдруг очнулась и поняла свою ошибку.
И тоже... кое-что поменяла. Энгус, я не говорила тебе, но несколько недель назад мне предложили купить мою долю в «Примуле», и вот – я продала ее.
Он резко поднялся и, обойдя стол кругом, приблизился к ней.
– Тебе не обязательно было это делать.
– Нет, обязательно, – твердо ответила она. Наташе новый компаньон понравился, и я по-прежнему буду рисовать для них модели, но я хочу, чтобы ты знал – неважно, нужна я тебе теперь или нет, – для меня больше не существует ни спасательных люков, ни попыток быть женой на полставки.
Он обнял ее и крепко прижал к себе.
– Нужна ты мне или нет – это не предмет для обсуждения, Доминика, – пробормотал он дрогнувшим голосом. – Ты будешь нужна мне всегда. – Он поднял голову и заглянул ей в глаза. – Кажется, мы, не сговариваясь, пришли к одинаковому выводу? Но не могу выразить, как ужасно я чувствую себя оттого, что столько времени был таким дураком и вынудил тебя пойти на этот шаг.
Она потрогала шрам около его брови.
– Не надо, Энгус. Когда я подписала последний документ, я словно родилась заново. Я и не сознавала, в какую обузу это все превратилось, даже если не принимать в расчет, что это разъединило нас. У меня все меньше и меньше оставалось времени и вдохновения, чтобы заниматься тем, что мне действительно нравится.
– Все равно я был слепым дураком и думал только о себе!
Она нежно поцеловала его.
– Энгус, ты уже достиг в жизни многого. Но если тебе снова станет тяжело – ведь прошлое отпускает нас с неохотой, – просто вспомни, что у тебя есть я и я тебя люблю.
– Что это тебя так рассмешило? – спросил он несколько позже. Их соединение снова было иным, таким же бурным, как всегда, но на этот раз, после того как они раскрылись друг перед другом и от этого чувствовали себя более свободными, близость обрела небывалую одухотворенность.
Она погладила его обнаженное плечо и прижалась к нему под простыней.
– Я подумала о том, что моя хваленая сдержанность покинула меня дважды за один день.
Они лежали на одной подушке, повернувшись друг к другу лицом. Энгус провел ладонью по ее шее.
– Я люблю тебя, даже когда ты пинаешь газонокосилку ногами. Я люблю тебя в такие моменты еще сильнее, если это вообще возможно. Когда ты на взводе, когда мечешь в меня молнии. Ну, а насчет второго раза, когда ты потеряла свою хваленую сдержанность… – (Доминика затрепетала.) Не случилось ли это минут тридцать назад, в этой комнате, в моих объятиях?
– Да, Энгус. Но разве у меня есть хоть один шанс, когда ты всерьез задаешься целью разрушить ее?
– Доминика… – Он внезапно замолчал и прижал ее к себе. – Знаешь, что я сделал после того, как ты ушла?
– Нет…
– Я позвонил приятелю, у которого есть спортивный самолет, и попросил его слетать со мной в Тибубуру. Утром мы были там, и я пошел на могилу отца. Я обошел там все, хотелось еще раз увидеть места моего детства. Затем мы полетели в Ньюкасл, где похоронена мать… И я сказал им обоим, что они станут продолжать жить во мне… и в тебе, даже если мне придется перевернуть мир вверх дном, чтобы вернуть тебя. И что их печальная судьба и мое неприкаянное детство переродятся в нас, как заброшенная земля, которая наконец расцветает. Потому что твоя неповторимая личность и то, что ты сотворила со мной, делают тебя единственным человеком, без которого я не могу жить.
Доминика проглотила ком в горле, но слез удержать не смогла.
– Спасибо тебе, Энгус… – Ее лицо вдруг просияло. – Должна признаться, что и ты сделал меня совсем другой женщиной.
Был уже полдень, когда Энгус и Доминика поднялись. Они вместе приняли душ, и поскольку Доминика ощущала себя совсем новой женщиной, то надела свой самый любимый наряд – алый шелковый топ с узкими бретельками и широкую длинную юбку. Этот наряд всегда заставлял ее чувствовать себя раскованной и счастливой. Волосы она перехватила на затылке ленточкой и не стала обременять себя обувью.
На палец она надела обручальное кольцо, которое не надевала уже больше недели.
– Такое чувство, что весь мир родился заново, отметила она с радостным удивлением.
– А мне наш дом и сад кажутся настоящим царством. А ты… – он посмотрел на нее, – моя несравненная загадочная индийская принцесса и вольнолюбивая цыганка в одном лице. В этой одежде ты выглядишь сногсшибательно.
– Я и чувствую себя сногсшибательно – благодаря тебе. Знаешь, я как-то подумала, что из тебя получился бы недурной арабский шейх.
Энгус скептически оглядел себя. На нем были потертые джинсы и рубашка цвета хаки.
– При чем тут одежда? – возразила Доминика. Дело в твоем непреодолимом мужском обаянии.
– Не в тот ли это было день, когда мы впервые встретились? – Он вскинул брови.
– Именно в тот, – подтвердила она серьезно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17