Порывшись в черной записной книжке, дядя положил ее передо мной и сказал:
— Думаю, этого будет достаточно.
Я взял книжку и прочел запись, сделанную на первой странице угловатым бестрепетным почерком моего дяди.
Содержание записи . Восемнадцать буханок хлеба. Два батона (один?). Сыра — три фунта. Ветчины провесной — пять фунтов. Чаю — два фунта. Мука. Пирожные по два пенни или по три (по четыре?). Восемнадцать сдобных булочек. Масла — восемь фунтов. Сахар, молоко (каждый приносит с собой?). Канифоль. Взять напрокат посуду — один фунт? Компенсация за разбитые чашки? Лимонад. Итого: пять фунтов.
Привлекая внимание аудитории, дядя постучал по столу очечником.
— Итак, вы говорили, мистер Коннорс?.. — произнес он.
— Ах да, — сказал мистер Коннорс.
Большой рыхлый мужчина слева от меня весь подобрался и напрягся, готовясь к тяжкому испытанию Словом. На верхней губе его яростно топорщились усы, а усталые глаза под набрякшими веками медленно вращались в орбитах, словно плохо пригнанные к остальным чертам лица. Он не без труда принял вертикально-сосредоточенное положение.
— Так вот я думаю, — начал он, — будет большой ошибкой, если мы проявим в этом деле чрезмерную строгость. Надо пойти на определенные послабления. Все, чего я прошу, — один-единственный старый вальс. Это точно такая же ирландская музыка, как и все прочее, в этих старых вальсах нет никакой иноземщины. Надо пойти на определенные послабления. Гэльская лига...
— Я держусь иного мнения, — сказал кто-то.
Дядя громко щелкнул очечником.
— Соблюдайте порядок, мистер Коркоран, — строго и внушительно произнес он, — будьте так добры. Мистер Коннорс имеет полное право высказаться. Не забывайте, что вы присутствуете на собрании нашего Комитета. Мне уже надоело повторять это в сотый раз. В конце концов, существует такая вещь, как Процессуальный кодекс, такая вещь, как Порядок, словом, самые разные вещи, для того чтобы делать дела надлежащим образом. Разве у вас нет Памятной Записки о Процедуре проведения заседаний, мистер Коркоран?
— Разумеется, есть, — ответил мистер Коркоран. Это был высокий, худощавый, импозантной наружности мужчина. Редкая его шевелюра была песочного цвета.
— Очень хорошо. Если у вас есть Памятная Записка, это просто замечательно. Просто замечательно, если у вас есть Памятная Записка. Приступайте.
— Что? — переспросил мистер Коркоран.
— Приступайте. Продолжайте.
— Да, да, конечно. Старые вальсы. Да. Я решительно против старых вальсов. Конечно, ничего страшного, мистер Коннорс, я действительно не вижу в них ничего страшного...
— Обращайтесь к председателю, мистер Коркоран, обращайтесь к председателю, — сказал дядя.
— Но все-таки негоже, чтобы на Калиде звучали вальсы. Калиде есть Калиде. Я хочу сказать, что это наш исконный праздник. И у нас есть множество наших собственных танцев, так что незачем обращаться к соседу, чтобы попросить у него в долг одежку, которая тебе не по росту. Вы понимаете, в чем суть? Вальсы — это прекрасно, но это не для нас. Пусть вальсы исполняют джаз-банды. Для них, насколько мне известно, нет никаких запретов.
— Ваше слово, мистер Коннорс, — сказал дядя.
— Ах, решайте все как вам будет угодно, — ответил мистер Коннорс. — Я только внес предложение. Не вижу, что плохого в старых вальсах. Их танцуют по всему белу свету. Я сам танцевал их когда-то. И присутствующий здесь мистер Хики — тоже. Да все мы их когда-то танцевали. Вовсе не повод хулить что-то потому лишь, что оно иностранное.
— Это когда это я их танцевал? — спросил мистер Хики.
Описание мистера Хики . Старый, желтолицый, темноволосый, тощий. Лицо — в подрагивающих мясистых складках. Выговаривает слова медленно и отчетливо. Держит ухо востро.
— Вопрос в порядке личного пояснения? — спросил дядя.
— Именно, — ответил мистер Хики.
— Отлично.
— Двадцать три года назад в саду Ротонда, — сказал мистер Коннорс. — Чо, не совсем еще памяти лишился?
— Память у вас превосходная, — отвечал мистер Хики.
Он улыбнулся, смягченный и растроганный. Пожевал губами, старательно воскрешая давно минувшее, рассеянно двигая стоящую перед ним пустую тарелку. Густые, кустистые брови скрыли глаза, устремленные на побелевшие костяшки сжатых в кулаки рук.
— Ваше мнение, мистер Фогарти? — спросил дядя.
Мистер Фогарти был человек средних лет, с круглым лицом, на котором было написано выражение постоянного довольства. С ровной одобрительной улыбкой он взирал на собравшихся. На нем был хорошо пошитый дорогой костюм, а вид внушал уверенность.
— Решайте сами как знаете, — небрежно произнес он. — Оставьте мистера Фогарти в покое.
— Гэльская лига против старых вальсов, — не сдавался мистер Коркоран. — Духовенство также.
— Постойте, постойте, — сказал мистер Коннорс. — Думаю, вы не совсем правы.
— Просьба соблюдать порядок, — вмешался дядя.
— Никогда ничего подобного не слышал, — сказал мистер Коннорс. — Кто же именно из духовенства?
Дядя снова щелкнул очечником.
— Порядок, — многозначительно произнес он. — Соблюдайте порядок.
— Прошу уточнить, мистер Коркоран, главу и стих. Кто именно из духовенства?
— Прекратите, мистер Коннорс, — резко сказал дядя, — и без того достаточно. В конце концов, это собрание Комитета. Не следует затягивать решение вопроса. Итак, прошу всех, кто за вальсы, сказать «за».
— Я — за!
— Всех, кто против, прошу сказать «против».
— Я — против!
— Поскольку два голоса было подано «против», я объявляю, что вальсы отменяются.
— Постойте, постойте! — воскликнул мистер Коннорc. — Голоса разделились поровну.
— Поскольку решение оспорено, я назначаю господина секретаря ответственным за подсчет голосов. Всех, кто голосует «за», прошу поднять руку.
В результате моих подсчетов выяснилось, что «за» и «против» было подано по одному голосу; большая часть аудитории воздержалась.
— Как председатель, я имею право решающего голоса, — громко заявил дядя. — Я — против.
— Что ж поделаешь, — сокрушенно вздохнул мистер Коннорс.
— Если делать все по правилам, то не придется и время зря терять, — сказал дядя. — Итак, когда он прибывает? У вас должна быть подробная информация, мистер Хики.
Мистер Хики недовольно передернул плечами:
— В десять его пароход прибывает в Корк, стало быть в Кингсбридже он будет к семи.
— Отлично, — сказал дядя, — значит, в зале он будет около девяти, учитывая, что с дороги он наверняка захочет помыться и перекусить. К девяти, да, к девяти надо быть при полном параде. Теперь что касается Комитета по Встрече. Я назначаю мистера Коркорана, мистера Коннорса и себя.
— Я настаиваю, чтобы мистер Коркоран назвал имя духовного лица, выступающего против вальсов, — повторил мистер Коннорс.
— В Памятной Записке это не предусмотрено, — парировал дядя и, обернувшись ко мне, спросил: — Ты записал имена членов Комитета по Встрече?
— Да, — ответил я.
— Отлично. Итак, я думаю, что, как только он войдет в залу, я зачитаю небольшое обращение. Коротко и по существу. Но первым делом, разумеется, несколько слов по-ирландски.
— Да, да, конечно, — поддержал его мистер Коркоран. — И обязательно расстелить на ступенях красную дорожку. Так уж полагается. Дядя нахмурился.
— Право, не знаю, — сказал он. — Мне кажется, красная дорожка будет несколько...
— Вполне согласен, — откликнулся мистер Хики.
— Несколько, как бы это сказать... ну, словом, несколько...
— Целиком и полностью, — сказал мистер Коркоран.
— Вы понимаете меня с полуслова. Видите ли, не хотелось бы вносить излишнюю официальность. В конце концов, он — один из нас, изгнанный, так сказать, на родину с чужбины.
— Да, ему это может не понравиться, — сказал мистер Коркоран.
— Разумеется, было совершенно справедливо затронуть этот вопрос, коли он вас так волнует, — ответил дядя. — Что ж, и с этим покончено. Ограничимся простым дружеским ирландским приветствием, cйad mile fбilte. А теперь перейдем еще к одному немаловажному вопросу, который следует рассмотреть. Я имею в виду внутренние потребности нашего бренного существа. Уважаемый секретарь сейчас представит вам мою смету. Слово имеет мистер секретарь.
Тонким голосом я зачитал уже упоминавшуюся запись из черной книжки.
— Думаю, можно было бы добавить еще бутылочку крепкого и пару дюжин портера, — сказал мистер Хики. — Это добро даром никогда не пропадет.
— Господи, конечно, — с воодушевлением откликнулся мистер Фогарти. — Гулять так гулять.
— Мне кажется, он ни к чему не притронется, — сказал дядя. — Полагаю, это человек строгих правил.
— Да, но ведь он не один там будет, есть и другие, — резко произнес мистер Хики.
— Кто это, другие? — спросил дядя.
— Ради Бога, будто вы не понимаете! — запальчиво произнес мистер Хики.
В напряженной тишине раздался громкий смех мистера Фогарти.
— Ах, да запишите вы это, мистер Председатель, — проговорил он смеясь. — Запишите, дружище. Ручаюсь, кое-кто из нас не откажется от бутылочки портера, это сближает. Запишите, и дело с концом.
— Отлично, — сказал дядя. — Что ж, запишем так запишем.
Я аккуратно занес имевшую место полемику в протокол.
— Кстати, насчет духовенства, — неожиданно проговорил мистер Коннорс, — не беспокойтесь, господин Председатель, про Памятную Записку я помню. Так вот, случилось мне как-то слышать одну забавную историю. Про некоего приходского священника из графства Мит.
— Прошу вас, мистер Коннорс, не забывайте, что на нашем собрании присутствуют посторонние, — сурово произнес дядя.
— История эта для любых ушей годится, — с улыбкой заверил мистер Коннорс. — Так вот, значит, пригласил этот священник двух молодых клириков к себе отобедать. Двух молодых клириков из Клонгоуза, кажется, да, впрочем, неважно, двух симпатичных парней, со степенями и все прочее. Так вот, заходят они втроем в столовую, а на столе — два упитаннейших цыпленка. Два цыпленка на троих.
— Все по справедливости, — высказал свое мнение мистер Фогарти.
— И попрошу без намеков, — предупредил дядя, взглядывая на Коннорса.
— Хорошо, хорошо, — ответил тот. — И только стали все трое усаживаться за стол — а у самих уж слюнки текут, — как вызывают нашего священника к больному. Садится он на свою белую лошадку и уезжает, сказав гостям, что так, мол, и так, ешьте, меня не дожидайтесь.
— И опять-таки все по справедливости, — снова решил высказаться мистер Фогарти.
— Ну, и этак через часок возвращается его преподобие и видит: на блюде — гора обглоданных костей, а цыплят поминай как звали. И, сами понимаете, пришлось ему проглотить обиду, потому что больше глотать уж нечего было.
— Славная парочка, такие далеко пойдут, — шутливым тоном произнес дядя, делая страшные глаза.
— Именно, — согласился мистер Коннорс. — А теперь, говорят добры молодцы, хорошенько подкрепившись, недурно бы и передохнуть. И выходит вся троица во двор. Дело летом было, сами понимаете.
— Все чин чином, — заметил мистер Фогарти.
— Тут навстречу им выступает эдак горделиво петух нашего преподобного, перья на хвосте так радугой и переливаются, грудь колесом — орел, а не петух. Экий у вас красавец-петушок, говорит один из клириков. И вид у него такой гордый. И тогда его преподобие поворачивается к нему и пристально, долго так на него смотрит. Чего ж ему не гордиться, спрашивает он, когда двое его детишек пришлись по вкусу сынам ордена иезуитов?
— Вот отбрил так отбрил, — еле выговорил, заливаясь смехом, мистер Фогарти.
В комнате воцарилось всеобщее веселье, послышались возгласы и громогласный смех, к которому я присоединил свой негромкий смешок.
— Нет, каково! — еле выговорил сквозь смех мистер Коннорс. — Поворачивается и говорит: — Чего ж ему не гордиться, когда двое его детишек пришлись по вкусу сынам ордена иезуитов?
— Отличная история, — сказал дядя. — Так, а теперь нам нужны три опрятные почтенные женщины, нарезать хлеб, ну и, словом, все приготовить.
— Погодите, дайте-ка вспомнить, — сказал мистер Коркоран. — А не пригласить ли нам миссис Ханафин и миссис Корки? Они, конечно, не леди, но женщины почтенные и чистоплотные, за это я ручаюсь.
— Опрятность прежде всего, — сказал дядя. — Господи упаси, нет ничего на свете хуже жирной заляпанной посуды. Так, значит, они опрятные, мистер Коркоран?
— В высшей степени опрятные и почтенные.
— Отлично, — произнес дядя. — Поручаем это вам.
Он поднял руку и, загибая пальцы, стал перечислять обязанности, возложенные на каждого из членов высокоуважаемого собрания:
— Мистер Коркоран, вы займетесь бутербродами и закусками. Мистер Хики будет наблюдать за оркестром и за всем, что будет происходить в перерывах. Мистер Фогарти назначается распорядителем и должен подыскать хорошего исполнителя на рожке. Я буду непосредственно заниматься нашим другом. Ну вот, я полагаю, и все. Есть какие-нибудь вопросы, джентльмены?
— Надо бы проголосовать за вынесение благодарности нашему юному секретарю, — с улыбкой произнес мистер Фогарти.
— О да, конечно, — сказал дядя. — Принято единогласно. Что-нибудь еще?
— Нет, нет, — раздалось в ответ несколько голосов.
— Отлично. Объявляю заседание закрытым. Конец отступления.
Продолжение прерыванного рассказа о путешествии Пуки сотоварищи . Около двадцати минут пятого пополудни путники достигли «Красного Лебедя» и никем не замеченные проникли в здание через окно спальни служанки на первом этаже. Двигаясь бесшумно, они старались не оставлять следов на пыли, толстым слоем покрывавшей ковровые дорожки. Проскользнув в небольшую комнатку, примыкавшую к спальне, где почивала мисс Ламонт, они принялись ловко и проворно раскладывать по висевшим на стенах полкам свои изысканные дары и живописные приношения: наливные золотистые колосья ячменя; круги овечьего сыра; ягоды, желуди и пурпурные плоды ямса; нежные сочные дыни; сочащиеся медом соты и овсяные хлебцы; глиняные кувшины с густым, тягучим испанским вином и фарфоровые кружки с пенно-янтарным легким пивом; щавель; песочное печенье и коржи из муки грубого помола;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34