Мы обязаны отнестись с большой подозрительностью и недоверием к тем источникам, которые будут преподносить нам Север как место зарождения русской государственности, и должны будем выяснить причины такой явной тенденциозности.Второе примечание, которое следует сделать, приступая к рассмотрению ранней государственности Руси, касается уже не географии, а хронологии. Средневековые летописцы непозволительно сжали весь процесс рождения государства до одного-двух десятилетий, пытаясь уместить тысячелетие создания предпосылок (о чем они и понятия не имели) в срок жизни одного героя – создателя державы. В этом сказывался и древний метод мифологического мышления, и средневековая привычка заменять целое его частью, его символом: в рисунках город подменялся изображением одной башни, а целое войско – одним всадником. Государство подменялось одним князем.Сжатие исторического времени сказалось в том, что основание Киева, которое (как мы установили теперь), следует относить к концу V или к первой половине VI века нашей эры, некоторые летописцы ошибочно поместили под 854 годом, сделав Кия современником Рюрика и сплющив до нуля отрезок времени в 300-350 лет. Подобная ошибка равнозначна тому, как если бы мы представляли себе Маяковского современником Ивана Грозного.Из русских историков XI-XII веков Нестор был ближе всех к исторической истине в обрисовке ранних фаз жизни государства Руси, но его труд дошел до нас сильно искаженным его современниками именно в этой вводной части.Первый этап сложения Киевской Руси (на основании уцелевших фрагментов "Повести временных лет" Нестора, подкрепленных, как мы видели, многочисленными материалами V-VII веков и ретроспективно источниками XII века) рисуется как сложение мощного союза славянских племен в Среднем Поднепровье в VI веке нашей эры, союза, принявшего имя одного из объединившихся племен – народа РОС или РУС, известного в VI веке за рубежами славянского мира в качестве "народа богатырей".Как бы эпиграфом к этому первому этапу истории русской государственности киевский летописец поставил два резко контрастирующих рассказа о двух племенных союзах, о двух различных судьбах. Дулебы подверглись в VI-VII веках нападению авар-"обров". Авары "примучиша Дулебы, сущая словены и насилие творяху женам дулебьскым: аще поехати будяше обри-ну, не дадяше впрячи ни коня, ни волу, но веляше впречи 3 ли, 4 ли, 5 ли жен в телегу и повести обри-на…". Дулебы бежали к западным славянам, и осколки их союза оказались вкрапленными в чешские и польские племена.Трагическому образу славянских женщин, везущих телегу с аварским вельможей, противопоставлен величественный образ Полянского князя ("поляне, яже ныне зовомая Русь"), с великою честью принятого во дворце византийского императора в Царьграде.Основание Киева в земле полян-руси сопоставлено другим летописцем с основанием Рима, Антиохии и Александрии, а глава русско-полянского союза славянских племен, великий князь киевский, приравнен к Ромулу и Александру Македонскому.Исторический путь дальнейшего развития славянских племен Восточной Европы был намечен и предопределен ситуацией VI-VII веков, когда русский союз племен выдержал натиск кочевых воинственных народов и использовал свое выгодное положение на Днепре, являвшемся путем на юг для нескольких десятков северных племен днепровского бассейна. Киев, державший ключ от днепровской магистрали и укрытый от степных набегов всей шириной лесостепной полосы ("и бяше около града лес и бор велик"), стал естественным центром процесса интеграции восточнославянских племенных союзов, процесса возникновения таких социально-политических величин, которые уже выходили за рамки самой развитой первобытности.Вторым этапом исторической жизни Киевской Руси было превращение приднепровского союза лесостепных славянских племен в "суперсоюз", включивший в свои границы несколько десятков отдельных мелких славянских племен (неуловимых для нас), объединенных в четыре крупных союза. Что представлял собою союз племен в IX веке, мы можем видеть на примере вятичей: здесь самостоятельно, изнутри рождались отношения господства и подчинения, создавалась иерархия власти, устанавливалась такая форма взимания дани, как полюдье, сопряженная с внешней торговлей, происходило накопление сокровищ. Примерно такими же были и другие союзы славянских племен, имевших "свои княжения".Процесс классообразования, шедший в каждом из племенных союзов, опережался процессом дальнейшей интеграции, когда под властью единого князя оказывалось уже не "княжение", объединявшее около десятка первичных племен, а несколько таких союзов – княжений. Появлявшееся новое грандиозное объединение было в прямом, математическом, смысле на порядок выше каждого отдельного союза племен вроде вятичей.Приблизительно в VIII – начале IX века наступил тот второй этап развития Киевской Руси, который характеризуется подчинением ряда племенных союзов власти Руси, власти киевского князя. В состав Руси вошли не все союзы восточнославянских племен; еще были независимы южные уличи и тиверцы, хорваты в Прикарпатье, вятичи, радимичи и могущественные кривичи."Се бо тъкъмо (только) Словеньск язык в Руси: Поляне, Древляне, Новъгородьци, Полочане, Дрьгьвичи, Север, Бужане, зане седоша по Бугу, послеже же Волыняне" ("Повесть временных лет").Хотя летописец и определил этот этап как период неполного объединения восточнославянских племен, однако при взгляде на карту Восточной Европы мы видим большую территорию, охватившую всю исторически значимую лесостепь и широкую полосу лесных земель, идущую от Киева на север к Западной Двине и Ильменю. По площади (но не по населенности, разумеется) Русь того времени равнялась всей Византийской империи 814 года или империи Каролингов того же времени.Если внутри отдельных союзов племен существовали и иерархия княжеской власти (князья племен-волостей и "князь князей"), и полюдье, которое, как увидим ниже; представляло собой необычайно сложное и громоздкое государственное мероприятие, то создание союза союзов подняло все эти элементы на более высокую ступень. Восточные путешественники, видевшие Русь первой половины IX века своими глазами, описывают ее как огромную державу, восточная граница которой доходила до Дона, а северная мыслилась где-то у края "безлюдных пустынь Севера".Показателем международного положения Руси в первой половине IX века является, во-первых, то, что глава всего комплекса славянских племенных союзов, стоявший над "князьями князей", обладал титулом, равнявшимся императорскому, – его называли "каган", как царей Хазарии или главу Аварского каганата (839 год). Во-вторых, о размахе внешней торговли Руси (сбыт полюдья) красноречиво говорит восточный географ, написавший "Книгу путей и государств":"Что же касается до русских купцов, а они – вид славян, то они вывозят бобровый мех и мех чернобурой лисы и мечи из самых отдаленных частей страны Славян к Рум-скому [Черному, называвшемуся тогда и Русским] морю, а с них десятину взимает царь Византии, и если они хотят, то они отправляются по Танаису (?), реке Славян и проезжают проливом столицы Хазар и десятину с них взаимает их правитель".До столицы Хазарии могли добираться и купцы из отдельных племенных союзов, выгодно расположенных на путях, ведших к Нижней Волге. Славяне (вятичи и другие) были полноправными контрагентами хазар в самой их столице. О русах же, то есть о представителях Киевской державы, говорится, что они уходили на юг, далеко за пределы Хазарии, преодолевая Каспийское море длиною в 500 фарсангов: "Затем они отправляются к Джурджанскому морю и высаживаются на каком угодно берегу… (и продают все, что с собой привозят, и все это попадает в Рей). Иногда они привозят свои товары на верблюдах из Джурджана в Багдад, где переводчиками для них служат славянские рабы. И выдают они себя за христиан…" (В скобках помещен текст Ибн ал-Факиха.)На первый взгляд может показаться невероятным путешествие русских купцов "из отдаленных концов Славонии" в самый центр мусульманского мира – Багдад. Но отдаленные земли полочан уже принадлежали Руси; это подтверждено, как мы видели, перечнем племенных союзов. Путь по морю и далекая экспедиция от южного берега Каспия до Багдада документированы рассказом очевидца: Ибн-Хордадбег, труд которого цитирован выше, писал не с чужих слов – он был начальником почт в Рее (крупнейшем торговом городе), и ему была подведомственна область Джебел, через которую лежал путь Рей – Багдад. Писатель своими глазами должен был видеть руины древнего зиккурата в окрестностях Багдада с точными замерами руин ("есть останьк его промежю Асура и Вавилона и есть в высоту и в ширину лакот 5433"), и старославянское название верблюда ("случися купьцу некоторуму, гьнавъшу вельбуды своя") XI века.У народов Европы (в том числе и у потомков варягов – шведов) название верблюда восходит к греческой (kamhloz) или к латинской (camelus) форме. У иранских народов существовала форма "уштра". У славян же это выносливое животное названо своим, славянским словом ("вельбл дь", "вельблудь"), прекрасно этимологизируемым: оно образовано слиянием двух корней, обозначающих "множество" ("велеречие, великолепие" и др.) и "хождение", "блуждание".Наличие носового звука говорит о древности образования этого слова, означающего "много ходящий", "много блуждающий". Для того чтобы дать верблюду название, выражающее его выносливость, его способность преодолевать большие расстояния, недостаточно было видеть горбатых животных где-то на восточных базарах – нужно было испытать их свойства "велеб-луждания". Очевидно, на таких караванных путях, как путь от Рея до Багдада (около 700 километров ), и рождалось у славянских купцов новое слово.Не исключена возможность того, что славянское "вельблуд" является лишь осмыслением арабского названия верблюдов "ибилун". Если бы это оказалось верным, то послужило бы еще одним подкреплением свидетельств о знакомстве русов с караванными дорогами Востока.
Верблюд с поводырем. Фреска XI в. Киев. Софийский собор. Северо-западная башня
Сбыт полюдья русской знатью производился не только в страны Ближнего Востока, но и в византийские причерноморские владения, о чем бегло говорит Ибн-Хордадбег, упомянув о "десятине" (торговой пошлине), которую русы платят императору. Возможно, что блокирование Византией устья Днепра и того побережья Черного моря, которое было необходимо ру-сам для каботажного плавания к Керченскому проливу или в Царьград, и послужило причиной русского похода на византийские владения в Крыму, отраженного в "Житии Стефана Сурожского".Поход "новгородского князя" Бравлина исследователи относят к концу VIII или к первой трети IX века. Русы взяли Сурож (современный Судак), а их князь крестился; быть может, принятие какой-то частью ру-сов христианства объясняет упоминание Ибн-Хордад-бега о том, что русы выдают себя за христиан и платят в странах Халифата подушную подать (как христиане).Появившись в Черном море, вооруженные флотилии русов не ограничились юго-восточным побережьем Тавриды, лежавшим на их обычном пути в Хазарию и на Каспий, но предпринимали морские походы и на южный анатолийский берег Черного моря в первой половине IX века, как об этом свидетельствует "Житие Георгия Амастридского".Черное море, "море Рума" – Византии, становилось "Русским морем", как его и именует наш летописец. Каспийское море он называл "Хвалисьским", то есть Хорезмийским, намекая тем на связи с Хорезмом, лежащим за Каспием, откуда можно было "на восток дойти в жребий Симов", то есть в арабские земли Халифата. Черное море, прямо связанное с Киевом, летописец описывает так:"А Дънепр вътечеть в Понтьское море (античный Понт Эвксинский) треми жерелы еже море словеть Русьское".Сведения VIII – начала IX века о русских флотилиях в Черном море, несмотря на их отрывочность, свидетельствуют о большой активности государства Руси на своих южных торговых магистралях. Знаменитый поход русов на Царьград в 860 году был не первым знакомством греков с русскими, как это риторически изобразил константинопольский патриарх Фотий, а первым мощным десантом русов у стен "Второго Рима".Целью похода русской эскадры к Босфору было стремление утвердить мирный договор с императором.Второй этап исторического существования Киевской Руси (VIII – середина IX века) характеризуется не только огромным территориальным охватом от "безлюдных пустынь Севера", от "отдаленнейших частей славянского мира" до границы со степью, но и небывалой ранее важнейшей активностью от Русского моря и "Славянской реки" до Византии, Анатолии, Закаспия и Багдада. Государство Русь уже поднялось на значительно большую высоту, чем одновременные ему отдельные союзы племен, имевшие "свои княжения".Внутренняя жизнь Киевской Руси этого времени может быть освещена за отсутствием синхронных источников лишь после ознакомления с последующим периодом при помощи ретроспективного поиска истоков тех явлений, которые возникли на втором этапе, а документированы лишь для последующего времени.Третий этап развития Киевской Руси не связан с каким-либо новым качеством. Продолжалось и развивалось то, что возникло еще на втором этапе: увеличивалось количество восточнославянских племенных союзов, входящих в состав Руси, продолжались и несколько расширялись международные торговые связи Руси, продолжалось противостояние степным кочевникам.Третий этап жизни Киевской Руси определяется тем, что налаженные регулярные связи со сказочными странами Востока, сведения о которых в той или иной форме достигали отдаленнейших концов славянства (дань у полочан или словен собирали дружинники, только что возвратившиеся из тысячеверстной экспедиции в заморские южные земли), стали известны и тем северным соседям славян, о которых восточным географам IX века не было известно даже то, что они существуют. Думал же автор "Областей мира", что теплое течение Гольфстрим омывает земли славян, а не скандинавов и лопарей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49