Ты читал, в газетах как пишут? «Коммуна – ударный отряд, и солдаты в нем должны быть отменные». А моя песенка, видать, спета… – голос отца дрогнул. Заметив, что сын запечалился, Иван Павлович подбодрил его: – Вы-то, дети, я уверен, будете счастливее нас. У вас другая жизнь, другая будет дорога…Осенью 1926 года Николай Кузнецов поступил на первый курс агрономического отделения Тюменского сельскохозяйственного техникума.Тюмень, хотя Ника проучился там всего лишь год, оставила заметный след в сознании юноши. Здесь он вступил в ряды комсомола, здесь ходил на первые коммунистические субботники.Незадолго до окончания экзаменов, в начале июня 1927 года, Ника получил телеграмму из дому, извещавшую о смерти отца.Семью Кузнецовых постигло большое горе. Простудившись, Иван Павлович заболел скоротечным туберкулезом и умер в возрасте 56 лет.Ника приехал в Зырянку на второй день после похорон отца. Он горько переживал утрату. Взъерошенный, бледный, в какой-то серенькой рубашке ходил он по дому подавленный, молчаливый, заглядывал во все уголки, как бы стараясь убедить себя в том, что отца нет и никогда не будет. Бережно и внимательно рассматривал Ника фотографию Ивана Павловича в гробу, окруженном осиротевшей семьей. Это было его первое большое горе. Он любил отца, уважал за трудолюбие и честность, за тягу к культуре и свету знаний. Но, глядя на безутешно плачущую мать, Ника нашел в себе силы и начал нежно успокаивать ее:– Не плачь, мама, утрату не вернешь слезами. Успокойся, давай лучше поговорим, посоветуемся о нашей дальнейшей жизни…Теперь он стал старшим мужчиной в доме. Ника хотел было остаться в деревне, чтобы взять на себя всю тяжесть ведения хозяйства, но семья энергично восстала против такого решения и настояла на выполнении завещания отца. Последними словами Ивана Павловича, обращенными к семье, были: «Нику обязательно дальше учите, хотя знаю, что вам будет трудно… Витя будет помогать матери вести хозяйство, а Нику обязательно учите!»Чтобы быть ближе к осиротевшей семье, Николай Кузнецов осенью 1927 года поступил на первый курс Талицкого лесного техникума.Бывший заведующий учебной частью этого техникума П. В. Луговых вспоминает:«У нас к студентам, кроме топографического черчения, знания геодезии и топографии, предъявлялись требования уметь хорошо читать карты и планы, ориентироваться на местности (особенно в лесу и в ночное время), в совершенстве знать территорию учебного лесничества (а его площадь была 35 тысяч гектаров!), знать, где находятся кордоны, дороги, тропы и объезды, речки и овраги. Учебный план техникума предусматривал обязательный" предмет – охотоведение. В порядке практики студенты вели организованный отстрел птиц и зверей, и сами делали из них чучела. Учащиеся должны были уметь ходить на лыжах по целинному снегу, стрелять из огнестрельного оружия».Питомник техникума был настоящим дендрарием, который насчитывал многие десятки видов древесно-кустарниковых растений из разных зон страны и среди них: ель сибирская, лиственница, пихта, вяз, клен, рябина, тополя, березы, кедры, акации… Студенты в питомнике проходили практику, учились сажать разные породы деревьев, «лечить» их, по очереди несли суточные дежурства на метеорологической станции. Много раз за зиму им приходилось попарно дежурить на семеносушилке, а ранней весной вести лесопосадочные работы на учебном поле.Ника, выросший в деревне, хорошо знал местную древесную растительность, травы и мог, по его выражению, узнать растения «с завязанными глазами».– В ботанике Никоша разбирался отлично, – вспоминает М. Н. Петров. – Повела нас учительница естествознания – было это в седьмом классе – на луг. Спрашивает: вот вам цветок. Из какого он семейства? Ника принес целую охапку растений и дал им точное определение.Студенты изготовляли гербарии. Саженцы и гербарии техникум рассылал во все города Союза. Проводили съемку пруда на Урге (что за городом) для нивелировки. Делали съемку хвойных массивов на кордонах…Нелегко было Нике учиться. Ему приходилось выполнять и жесткие требования программы и находить время помогать семье по хозяйству. Но юноша не сдавался. Он настойчиво овладевал знаниями, упорно шел к намеченной цели.Одевался Ника просто. На нем была все та же серенькая рубашка, что и в год смерти отца. Сильно нахмурен лоб: ведь забот у старшего мужчины в семье – хоть отбавляй. Пристально всматриваются в жизнь зоркие глаза. Но за некоторой грустью все же угадывается большая настойчивость, недюжинная воля и энергия.В техникуме Ника близко сошелся с Федей Белоусовым и Володей Захаровым. Белоусов приехал на учебу из Нижнего Тагила по комсомольской путевке. Он окончил десятилетку и уже некоторое время работал. Федя был более опытным в жизни и «богаче» своих друзей. Он имел приличный выходной костюм. Друзья носили его по очереди. Ника был выше всех ростом, и когда надевал этот костюм, то приходилось распускать «манжетку», а Владимиру брюки были длинноваты (он меньше всех ростом!) – брюки укорачивали… Все трое жили на одной квартире, а когда в техникуме было отстроено здание общежития, перешли туда.В то время лесничим в учебно-опытном хозяйстве работал старый гвардейский солдат. Кроме положенных дежурств, он часто, даже в суровые морозные дни, посылал студентов ночью на лыжах с экстренным, «совершенно секретным» донесением на кордон (за 25–30 километров) и требовал, чтобы они к утру возвращались обратно. Солдат-лесничий устраивал ночные облавы и засады в лесу по выслеживанию «лесных воров» – самовольных порубщиков. Он прививал студентам военные навыки и дисциплину. Но суровые требования лесничего не тяготили молодежь. В них студенты видели романтическое начало и состязались в ловкости, силе и выносливости.В такой обстановке воспитывался и закалялся Николай Кузнецов и его товарищи.Новые заботы и интересы захлестнули паренька. Вечерами он пропадал то в библиотеке, то в спортивном клубе «Орленок». Ему хотелось поспеть всюду: и на спортивные соревнования, и на занятия кружка «эсперанто», который вел учитель Суетин. А еще надо было ездить со спектаклями в соседние села, отвечать на письма немецких комсомольцев, с которыми ячейка ВЛКСМ техникума поддерживала дружескую связь, выступать на диспутах.М. П. Петров вспоминает: «Мне на всю жизнь запомнилось одно из занятий комсомольского политкружка в «Орленке», которое проводил старый коммунист. Он рассказал о революции 1905 года, а потом, разделив нас на две группы, устроил между нами состязание – «полит-бой». Ребята друг другу задавали вопросы о текущей политике. В зависимости от ответов старый коммунист записывал сторонам «очки» и «поражения». Ника тогда показал себя начитанным и осведомленным больше, чем другие».1928 год. Второй курс лесного техникума. И, как всегда, Ника своею настойчивостью и усидчивостью удивляет всех. Он занимается немецким языком, хотя в техникуме преподавание иностранного языка учебным планом не предусматривалось. Некоторые смотрят на это, как на причуду. А Ника, узнав, что приезжающий в контору лесничий Гунольд – немец, из бывших военнопленных, заводит с ним дружбу и при встрече стремится говорить только по-немецки.Преподаватель черчения Леонид Иванович Шихалеев, о котором до сих пор его ученики вспоминают, как о привередливом, ворчливом старике, хвалил Нику Кузнецова за блестяще выполненные работы. Он любил повторять: «Этот паренек добьется толку. Он всегда будет есть белый хлеб с маслом!» По мнению Шихалеева, специалиста старой школы, умение чертить означало заработать себе на белый хлеб, а научиться красиво подписывать планы – иметь белый хлеб с маслом. Однако Ника часто отвечал Шихалееву: «Леонид Иванович, а меня не привлекает сытое благополучие и богатство. Я стремлюсь в первую очередь к светлой, честной жизни».И действительно, у Никоши всегда была большая тяга к хорошему, к правде и справедливости.– Его отличала доброта и скромность, – отмечает П. В. Луговых. – Он любил поиграть, пошутить, спеть, Но никогда не старался «показать» себя, выделиться. Он не сторонился товарищей, но был серьезней их, вдумчивей, любил внимательно наблюдать за окружающим.Один из товарищей юношеских лет Е. М. Решетников из деревни Пуртовой, ныне проживающий в Москве, вспоминает:«Как-то летом, не то в 1925, не то в 1926 году, я пас коней у кулака Ильи Савиновича. Спать приходилось мало, да и от жары я сильно сомлел, потому, когда хозяин стреножил коней и ушел домой, я прилег на траву и незаметно уснул. Кони, оставшись без присмотра, ушли в чужой хлеб. Вернулся хозяин, увидел потраву да так меня отделал прутом, что я ни сесть, ни лечь не мог. Ника Кузнецов прибежал на мой крик. Он участливо спросил, за что меня избили, а потом погрозился, что обязательно отомстит кулаку за меня.Вскоре мы вторично встретились с Никой, он шел на рыбалку. Удили наши ребята обычно в реке, что протекает через село Балаир. С плотины хорошо виден высокий обрывистый берег, где гнездились ласточки. Ребята их называли «берегоушами». Пришли мы тогда целой гурьбой к плотине рыбачить. Вдруг слышим, ласточки писк подняли. Видим, двое мальчишек полезли на обрывистый берег и начали зорить гнезда. Никоша сильно возмутился и хотел было прогнать мальчишек, как вдруг один из них сорвался и слетел под откос, прямо в трясину. Мы засмеялись, а Никоша крикнул мальчишке: «Так тебе и надо, не будешь мучить беззащитных птах». Очень не любил Никоша, чтобы кто-либо обижал слабого да беззащитного…»Об этой же черте характера Николая рассказывает и П. В. Луговых:«Однажды мне пришлось быть свидетелем такой сцены. Учащиеся в лесу нашли молодых птенцов-филинов, и один из студентов, человек вздорный и нестоящий – недаром его звали Копейка, начал их мучить. Ника до глубины души был возмущен таким поведением. «Ну зачем ты это делаешь, ведь нехорошо!..» – начал было он увещевать. Тогда Копейка, с вызовом ухмыльнувшись, злобно рванул и выломил у птенца крыло. Кузнецов негодующе вскипел и закатил Копейке такую оплеуху, что тот не устоял на ногах».Случай этот обсуждали потом на собрании комсомольской ячейки. Копейку стыдили, а Нике Кузнецову за нетактичный поступок вынесли порицание. Копейка затаил злобу и начал мстить.Большая собранность, доходящая до пунктуальности, помогала Николаю Кузнецову сочетать серьезную учебу с активной общественной работой. А круг его интересов был широк и разнообразен. Он усиленно занимался спортом, особенно лыжным и стрелковым, играл в городки и баскетбол, участвовал в кружках художественной самодеятельности, играл на гармони.Веселый, общительный, он был душой коллектива. Студенты избрали комсомольского активиста в профком техникума. Кузнецов вел там большую организаторскую работу.О постоянном внимании, которое Ника проявлял к товарищам по учебе, рассказывает А. С. Кондрова:«Приближалось празднование 7 ноября. Мы все, ребята и девчата, украшали наш техникум к предстоящему торжественному вечеру. Много пели, шутили смеялись и мечтали, мечтали!Здесь же был и Никоша. Много у меня было товарищей и подруг, казалось, все одинаково хороши; но имя Николая, образ его в моей душе всегда сиял ярче других. Я, как и все, скоро прониклась к нему большим доверием и уважением. А вечер 6 ноября на всю мою жизнь утвердил эти чувства.В тот день я узнала, что некоторым студентам было отказано в стипендии. В числе их оказалась и я. Моя мать – работница завода, вдова, имела на своем иждивении трех детей, и я учебу без стипендии продолжить не смогла бы. Сейчас не знаю, как я выглядела, но, видимо, поникла настолько, что как рукой сняло веселье и с моих товарищей Вначале все замолчали, потом стали возмущаться, а Никоша побежал с кем-то.Я же оделась по-дорожному, собрала вещи в чемоданчик и направилась к выходу. Как вдруг передо мной распахнулась дверь, на пороге стоит Никоша в светлом плаще нараспашку, сияющий! Он громко крикнул: «Никуда ты не поедешь, сними жакет и идем на вечер!»Оказалось, он разыскал директора (Никоша был председателем профкома), поднял всех на ноги, мои документы пересмотрели и убедились, что отказ мне в стипендии был неправильным. Так благодаря Никоше я осталась в техникуме, за что благодарна ему всю жизнь».Николай Кузнецов был хорошим студентом, комсомольцем. К его стройной фигуре очень шла ловко пригнанная юнгштурмовка с портупеей через плечо, белоснежная рубашка всегда была с галстуком. Таким его видели товарищи по техникуму.Летом 1928 года во время полевой практики по геодезии Кузнецов был в группе за старшего и вел геодезический журнал. Этот журнал и маршрутный дневник с подробным описанием местности преподаватель А. Т. Дурников долго еще хранил и показывал студентам как образцовый.Приезжая домой на праздничные дни или на каникулы, Ника, в меру своих сил, помогал правлению и парторганизации коммуны «Красный пахарь» проводить организаторскую работу среди крестьян. Часто он заходил в «пожарку» (помещение пожарной охраны) – единственное большое здание в Зырянке, которое использовалось как клуб. Крестьяне, и старые, и молодые, любили потолковать с Никошей, узнать новости текущей политики Советского государства и международной жизни. Завязывались оживленные беседы о коммуне и колхозе, о займе индустриализации.«Я учился на курс позже Н. Кузнецова, – вспоминает инженер Талицкого хммлесхоза В. Т. Кальсин. – По заданию райисполкома вместе с ним мы проводили в Зырянке землеустроительные работы. По просьбе Кузнецова собрали сход односельчан. Комсомолец призвал зырянцев беречь леса от пожаров, охранять их от хищнической порубки. Потом разговор зашел о колхозах. Как здорово он умел говорить! Речь его была образна, доходчива. Он хорошо знал, чем «дышит» каждый крестьянский двор, знал, сколько десятин земли, сколько скота у того или другого хозяина. Под конец собрания даже старики, сомневавшиеся в жизненности колхоза, согласно кивали головой, когда Кузнецов говорил: «Мелким хозяйствам из нужды не выйти».Виктор Николаевич Дерябин, сын одного из зарубленных в 1918 году сельских активистов, работавший в то время заведующим хозяйством коммуны (ныне он председатель Балаирского сельсовета), вспоминает:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25