Оборвем богохульный диалог, речь конечно же об ожидании чуда несознательными беспартийными гражданами, не читавшими марксистских работ Емельяна Ярославского. «Произойдет рождение царя… небесного», – говорит любитель вертепов, приезжий волхв. Под фельетоном подпись «Товавакня» – вуаль для нас легкая и прозрачная – «Товарищ Василий Князев», знакомый нам стихотворец-циник.Речь идет явно о приезде в Ленинград Есенина.Есенин был неоднократно «отмечен» ГПУ и милицией. «Меня хотят убить», – не раз говорил он друзьям, и интуиция его не подводила. Скрывать его напряженные отношения с экстремистски настроенными шустрыми «людьми заезжими», по крайней мере, нечестно.«В своей стране я словно иностранец», – писал поэт.Не знаем, был или нет связан стихотворец Василий Князев с нечистой силой и оккультизмом, но его тесные личные контакты с людьми определенного лагеря (Г. Зиновьев, Г. Лелевич и др.) несомненны.О спланированности убийства поэта можно говорить и по следующим признакам. Рассмотрим внезапные перемещения начальников 2-го отделения милиции. Именно оно должно было заниматься расследованием обстоятельств происшествия в «Англетере», но его вытеснило Активно-секретное отделение УГРО (5-я бригада).…Кто-то явно перепотрошил интересующий нас милицейский архив. Сохранились жалкие остатки – и даже в них грубые обрывы, о чем свидетельствует трижды менявшаяся нумерация «дел». По бумажным крупицам, по крохоткам удалось установить (напомним): награжденный в ноябре 1925 года за отличную работу именным револьвером начальник 2-го отделения ЛГМ Пантелей Федорович Распопов вдруг, 22 декабря, смещается со своего поста и на его место назначают Александра Семеновича Хохлова, человека неуживчивого, диктатора по натуре. При Хохлове 2-е отделение ничего не предприняло для расследования декабрьского события, и «дело» закрыли. Но начальник губернской милиции, аферист Герасим Егоров (напомним, в 1929 г. арестован и позже оказался за решеткой), вскоре удаляет «послушника» Хохлова, назначив на его место своего верного помощника по административному отделу Ленгубисполкома (АОЛГИ) некоего Шугальского. Точная дата его назначения нам неведома, но в ленинградском мартовском номере 1926 года журнала «На посту» он фигурирует в качестве начальника 2-го отделения ЛГМ. Есть над чем призадуматься…Не будем возвращаться к участковому надзирателю Н.М. Горбову, его фальшивому протоколу, подписанному не жильцами или сотрудниками «Англетера», а понятливыми литераторами-понятыми. Обращает внимание анонимность хода освещения событий в печати после англетеровской трагедии: не названа фамилия специалиста, фиксировавшего час смерти поэта (им мог быть районный врач губернской милиции Кирилл Михайлович Афаносьевский); сообщение о судмедэкспертизе не сопровождается ссылкой на имя врача, проводившего вскрытие тела поэта; газеты скрывают ход милицейского следствия, отделываясь крайне тенденциозными или глумливыми публикациями (кроме статьи Бориса Лавренева); группа писателей, близких к сексоту ГПУ Эрлиху (Николай Тихонов в том числе), под благовидным предлогом организует контроль-цензуру за прохождением «есенинских» материалов в редакциях; Эрлих ссылается на гостей 5-го номера, а те почему-то отмалчиваются (кроме Ушакова и Мансурова).О спланированности бесчеловечной акции свидетельствует и стихотворение «До свиданья, друг мой, до свиданья…», приписываемое Есенину. Эта элегия, пожалуй, последний бастион сторонников казенных небылиц. О ней, как мы уже говорили, много написано, сказано, она даже положена на музыку. Так как дискуссии продолжаются и после наших печатных и устных выступлений, повторим хотя бы тезисно наблюдения об искусной подделке.Современные научно-криминалистические знания позволяют однозначно установить, – Есенин или не Есенин сочинил «До свиданья…». Сегодня и не такие головоломки решают. Да, подлинным и непредвзятым профессионалам провести экспертизу листка со строками загадочной элегии, написанной, как 70 лет уверяют, кровью самого Есенина, не представляет сверхтруда. Нофокус в том, кто и с какой целью ищет ответ. Экспертиза вызывающего споры стихотворения сравнительно недавно проводилась, но тенденциозно, без создания независимой комиссии и без контроля общественности. Разве можно назвать выводы экспертов объективными, если они работали (по разным направлениям) в одиночку. Миллионы людей в России и за рубежом следят зато вспыхивающими, то угасающими дискуссиями вокруг этой проблемы, а некто предлагает им келейное одностороннее решение.О том, насколько сомнительны заключения экспертов, можно судить уже по тому, что они брали, например, для изучения фальшивый акт судмедэкспертизы тела поэта, приписываемый А.Г. Гиляревскому, и на его основе делали далекие от науки выводы. Сегодня, как мы уже говорили, известны подлинные акты (1926–1928 гг.) этого врача, их-то и необходимо использовать для сравнительного анализа.Другой факт: существующая уже давно «Комиссия по расследованию обстоятельств смерти Есенина…» привлекла для экспертизы протокол милиционера Н.М. Горбова и заверила общественность: документ подлинный, составлен на уровне правил и требований середины 20-х годов. Возможно, документ подлинный (копии автографов Горбова у нас имеются), но подлый, учитывая тайную службу составителя протокола, упрятанного в 1929 году за решетку по причине его излишней осведомленности во многих ленинградских секретах. «Акт» Горбова – фальшивка, состряпанная сознательно уклончиво, непрофессионально, без соблюдений элементарных стандартов такого рода материалов. Не надо делать вид, что в изучении трагедии великого сына России сегодня ничего нового не произошло. Такая ложь – кощунственное издевательство над русской культурой. ГЛАВА XI СЛЕДЫ ВЕДУТ В МОГИЛЕВ Систематизируя разыскания о лицах, так или иначе связанных круговой порукой в создании мифа о самоубийстве Есенина, мы обратили внимание на часто мелькающий у многих из них адрес периода революции и Гражданской войны: Белоруссия, точнее, города Могилев, Минск, Гомель и некоторые другие. В этих местах пересекались дороги, пожалуй, главных исполнителей кровавого заговора.Журналист Георгий Устинов, как уже упоминалось, редактировал в Минске в конце 1917-го – начале 1918 года ежедневную газету «Советская правда». После того как красные оставили Белоруссию, написал воспоминания, в которых козырял своим знакомством со здешними видными зачинщиками революционный смуты (Могилевский, Позерн, Ландер и др.). В редакцию «Советской правды» стекались многие из тех, кто ненавидел Российскую империю и лелеял мечту не только о свержении царя, но и своем куске добычи.Из Минска родом фотограф Моисей Наппельбаум (1869–1958), большой мастер своего дела, искусный ретушер, по нашему мнению скрывший в книге «От ремесла к искусству» свою причастность к революционному подполью. Правда, в одной из глав он почти открылся: «Меня захватила революционная борьба, которой был насыщен воздух в 1905 году, я ходил на митинги, взволнованно следил за развитием событий…» И все-таки остался непроницаемым для его биографов, предпочтя репутацию художника с объективом. Переменив много городов и весей, побывал в Америке. К нему благоволили Ленин, Троцкий, Свердлов и Дзержинский. Их революционные лики он не раз запечатлевал на портретах. Каким образом Моисей Наппельбаум, москвич, «кстати» оказался с фотокамерой в 5-м номере «Англетера» – загадка. Ее постаралась замолчать(?) дочь фотографа Ида Наппельбаум (жена литератора Михаила Фромана) в воспоминаниях «Угол отражения. Краткие встречи долгой жизни» (Спб., 1995). Книга очень осторожная, автор обходит наиболее «острые углы» эпохи 20-х годов, нередко описывает факты в ракурсе своего пристрастного видения, исключает рассказ о годах, когда она после войны хлебнула тягот концлагерей (не аукнулась ли ей приятельская связь Фромана с гэпэушниками типа Медведева и Эрлиха).Открыто нами и подлинное лицо критика и педагога Павла Медведева, на поверку оказавшегося в 1925 году ответственным организатором комсомола 3-го Ленинградского полка войск ГПУ, в период революционных событий и в последующее время oбретавшегося на Витебщине (здесь, кстати, провела свое детство Галина Бениславская). Точно выяснить круг обязанностей и места службы П. Медведева – «медведя в очках» – трудно, но, по косвенным данным, в начале гражданской междоусобицы он служил солдатом 132-й пехотной дивизии Западного фронта, являлся членом комитета (3-й созыв) 10-й армии. Шустрый товарищ, находил выход своей энергии в печатании корреспонденций во фронтовых газетах; позже, перейдя на службу в ЧК – ГПУ, об этой стороне своей биографии помалкивал.В 10-й армии служил стукач Георгий Колобов (кличка Почем Соль), позже лукавый знакомец Есенина. Как и Медведев, армейский активист, одно время член «Комитета спасения революции» на Западном фронте, был корреспондентом ряда газет. Возле Колобова мелькает и солдат Николай Савкин, злобный, мстительный недруг Есенина.Читатель, возможно, помнит Леонида Станиславовича Петржака, в 1925 году начальника подотдела уголовного розыска при Ленинградском губисполкоме, ближайшего дружка главы губернской милиции Герасима Егорова. Оказывается, Петржак в молодости работал в Гомеле на заводе «Арсенал» – тоже из белорусских мест. Но еще интересней, что в Гомель по партийно-подпольным поручениям наезжала Анна Яковлевна Рубинштейн (об этом она пишет в своей «Автобиографии»). То есть имеются основания предполагать их давнее знакомство, скрепленное общими боевыми операциями. Попутно нелишне заметить в Гомеле в феврале 1917-го фигуру Якова Агранова, позже известного своими зверствами чекистского предводителя, которого судьба сводила на Лубянке с Есениным.Наконец об осином гнезде Октябрьского переворота – городе Могилеве. Именно здесь Николай II сдался на милость масонов-генералов Алексеева, Рузского и других, именно здесь была разгромлена Ставка Верховного главнокомандующего и убит генерал Духонин – можно не продолжать: многие важнейшие революционные события вершились на Могилевщине. Недаром знавший не понаслышке местную предгрозовую обстановку Ольминский считал, что «…Могилев был в то время третьим (после Петрограда и Москвы) центром, решавшим исход революции». Нельзя умалчивать о значительных красных силах, копившихся в этом районе. Могилев стал вторым Версалем для России. Здесь выковывались биографии П.Н. Лепешинского, А. Ф. Мясникова и многих других «глашатаев» революции.Несколько могилевцев пополнили ряды ярых есенинских нетопырей. Среди них Г. Лелевич, предпочитавший лирике Сергея Есенина фельетонную бойкость Василия Князева, классической русской литературе – пролеткультовскую трескотню. Из дневника ленинградского критика Ин. Оксенова узнаем, что Лелевич, комиссаривший в российской печати, вмешивался в содержательную направленность посмертных статей о поэте, стремясь возможно больше исказить его человеческое и творческое лицо. После XIV съезда РКП(б) карьера двадцатичетырехлетнего «неистового пропагандиста» мировой революции пошла на спад, и кончил он так же печально, как и многие его бывшие сообщники по «опертройкам».В могилевский реестр можно занести и Валентина Вольпина, автора пресловутой «Памятки» о Есенине. Он – напомним – неплохо знал местную литературную жизнь, с семнадцати лет – с 1908 года – печатаясь в газете «Могилевский вестник», участвуя в работе здешних революционных кружков. Окончательно говорить о сознательном антиесенинском характере выступлений Вольпина у нас нет достаточных оснований. Он в соавторстве составил библиографию для четвертого тома собраний сочинений поэта (1927), но приглядеться пристальнее к окружению этого человека, считающегося ныне нейтральной фигурой, не помешает.Еще одна новость: мать сексота Эрлиха – Анна Моисеевна, как удалось установить, родилась в местечке Дубровны (Дубровно) Горецкого уезда Могилевской губернии. Разумеется, этот факт ни о чем не говорит, но, не сомневаемся, скажет, когда мы узнаем ближайший круг ее родственников и знакомых, повлиявших на формирование ее нравственно уродливого сына.Иногда земляческие узы бросают неожиданный отсвет на лиц, замешанных если не в убийстве Есенина, то в укрывательстве убийства. С Горецким уездом связана биография неоднократно упоминавшегося «Петрова», сыгравшего, может быть, одну из самых главных ролей в спектакле абсурда, разыгравшемся в поздний воскресный вечер. ГЛАВА XII РЕЖИССЕР КРОВАВОГО СПЕКТАКЛЯ Занимаясь есенинским «следствием», мы не подозревали о существовании этого человека до тех пор, пока не встретились (1995 г.) в Петербурге со вдовой коменданта «Англетера» Антониной Львовной Назаровой (1903–1995).70 лет не рассказывала она о декабрьском происшествии 1925 года. Ее заставляли молчать годы страха, незавидная судьба ее мужа, Василия Михайловича, чекиста, управляющего «Англетером» («Интернационалом»). Познавший вскоре после «дела Есенина» «Кресты» и Соловки («Не болтай лишнего»), вернувшийся оттуда духовно сломленным и физически разбитым, В. М. Назаров, кажется, навсегда научил «не распространяться» свою послушную спутницу жизни.100-летний юбилей С.А. Есенина и новые общественные веяния дали старушке А.Л. Назаровой нравственные силы сказать известную ей правду. Если бы она не заговорила, «тайна „Англетера“ оставалась бы во многом нераскрытой. Это она помогла включить в ряд преступников управляющего домом 8/23 по проспекту Майорова (соседнего с „Англетером“) Ипполита Павловича Цкирия, сотрудника ГПУ, знавшего истинные обстоятельства гибели поэта. Антонина Львовна помнила лишь его фамилию, склонность к застолью на грузинский лад и слабость к хорошеньким женщинам – не более. Причастность же И.П. Цкирия к ведомству Дзержинского и его осведомленность в кошмарной истории доказаны без ее участия.В беседе с нами А.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50