Момент
триумфа - момент спасения. Мне нужно было множество таких моментов, и
последний - должен быть самым длинным, так как его должно хватить до конца
жизни.
- Итак, мы рядом с тобой, Сестра, ты и я, простой смертный, но ведь
ты велела мне уйти. А я не могу. Я приду к тебе, и если ты захочешь убить
меня, попробуй. Вот так-то.
Я допил свою бутылку.
Снова засверкали молнии и ударил гром.
- Это почти божественное опьянение, - сказал я грому.
И тогда она подмигнула мне: вдруг высоко над ней загорелась Красная
звезда. Ангельский меч. Крыло феникса. Душа в огне. Она подмигнула мне
через сотни миль. А потом ветер, что дует меж миров, подул на меня. Он был
наполнен слезами и кристаллами льда. Я стоял и впитывал его.
- Не уходи, - сказал я, и не отрываясь смотрел вдаль пока снова не
опустилась тьма, а я вдруг понял, что стою весь мокрый, как эмбрион,
которому только еще предстоит вздохнуть и закричать.

Большинство мальчишек сочиняют для своих приятелей придуманные
автобиографии, которые им нравятся больше, чем настоящие, а те, или
преисполняются соответствующим восхищениям, или отвечают еще более
грандиозным и изысканным враньем. Но малыш Джимми, как мне рассказывали,
всегда внимал своим маленьким друзьям широко открыв свои темные глаза, а
ближе к окончанию их историй уголки его рта начинали дрожать. Когда же они
заканчивали, его веснушки расползались в широкую ухмылку, а рыжая голова
наклонялась набок. Его любимое выражение, как я понял, было "Заливаешь!" и
его нос был сломан дважды еще до того, как ему исполнилось двенадцать.
Именно поэтому, без сомнения, он и обратился к книгам.
Тридцатью годами и четырьмя научными степенями позже, он сидел
напротив меня в моем номере в Лодже, и я называл его Док, потому что все
его так называли, поскольку у него был документ, дающий ему право резать
людей и лечить их, причем не только тела, но и души, а еще потому что он
выглядел так, что его нужно было называть именно Док, когда он ухмылялся,
склоняя голову набок, и говорил "Заливай!"
Мне хотелось стукнуть его в нос.
- Черт возьми! Это правда! - говорил я ему. - Я сражался с огненной
птицей!
- У нас у всех были галлюцинации на Касле, - сказал он, поднимая один
палец. - Из-за переутомления, - два пальца, - потому что высота влияла на
наше восприятие и, следовательно, на наш мозг, - три, - из-за
перевозбуждения, - четыре, - и частично из-за кислородного опьянения.
- У тебя уже кончаются пальцы, и если ты посидишь немного на второй
руке, то сможешь дослушать меня до конца, - сказал я. - Она налетела на
меня, я взмахнул ледорубом и она сбила меня с ног и разбила очки. Когда я
пришел в себя, ее не было, а я лежал на уступе. Я думаю, что это было
существо, состоящее из энергии. Ты видел мою энцефалограмму, там есть
отклонения от нормы. Я полагаю, у меня был первый шок, когда оно меня
коснулось.
- Ты потерял сознание от того, что ударился головой о камень...
- Это из-за нее я упал на камень!
- С этим я согласен. Камень был настоящим. Но нигде во вселенной
никто никогда не видел "энергетических существ". - Ну и что? Тысячу лет
назад ты тоже самое мог бы сказать об Америке. - Возможно, я бы так и
сказал. Но я согласен с выводами врача из Центрального госпиталя
относительно твоей энцефалограммы. Травма глаз. Зачем придумывать
экзотические объяснения, если есть очевидные. Простые объяснения чаще
всего оказываются верными. У тебя была галлюцинация, ты споткнулся и упал.
- О'кей, - сказал я, - всякий раз, когда я начинаю с тобой спорить,
мне требуется вещественные доказательства. Подожди минуточку.
Я открыл свой шкаф и достал с верхней полки пакет, положил его на
кровать и развернул одеяло.
- Я сказал тебе, что взмахнул ледорубом, - сказал я, - так вот, я ее
задел - и сразу же потерял сознание. Смотри!
У меня в руках был ледоруб. Казалось, он побывал в открытом космосе:
коричневые, желтые и черные пятна, весь выщербленный.
Он взял ледоруб в руки, долго смотрел на него, потом начал говорить
что-то насчет шаровой молнии, передумал и, покачав головой, бросил ледоруб
обратно на кровать.
- Не знаю, - наконец, сказал он, и на этот раз веснушки не поплыли в
разные стороны, а остались на месте, и только побелевшие костяшки
переплетенных пальцев выдавали его напряжение.

4
Мы планировали предстоящее восхождение. Мы чертили карты, изучали
фотографии, прокладывали маршрут. Мы составили план нашего восхождения и
начали тренировочную программу.
Хотя Док и Стэн поддерживали хорошую физическую форму, ни один из них
после Касла не участвовал в восхождениях. Келли был в превосходной форме.
Генри начал прибавлять в весе. Малларди и Винс, как всегда, казалось были
способны перенести чудовищные нагрузки, и при этом они сохранили прежнюю
виртуозность. К тому же за прошедшие годы они совершили пару восхождений,
но в последнее время они не отказывали себе ни в чем, и необходима была
небольшая тренировка. Так что мы выбрали удобную, приличного размера гору
и за десять дней напряженных тренировок дружно восстановили свою прежнюю
форму. Затем мы перешли на витамины, гимнастику и специальную диету,
завершая последние приготовления. Док изготовил из какого-то сплава семь
блестящих коробочек размерами шесть на четыре дюйма, тонких, как первая
книжка стихов, и дал каждому из нас для защиты от энергетических птиц,
существование которых он отказывался признать.
В одно прекрасное и горькое утро мы были готовы. Репортеры полюбили
меня снова. Нашу галантную компанию непрерывно фотографировали, пока мы
грузились во флайеры. Они должны были доставить нас к подножию Серой
Сестры, чтобы наша многолетняя команда, собравшаяся в таком составе
несомненно в последний раз, пошла на штурм ожидающих нас серых лавандовых
склонов, освященных ослепительными лучами солнца.
Мы приблизились к горе, и опять я подумал о том, сколько же может
весить такая громада.
Я уже рассказывал о первых девяти милях подъема. Не буду повторяться.
У нас ушло на это шесть дней и добрая часть седьмого. Ничего необычного не
происходило. Туман и неприятные холодные ветры остались далеко позади.
Стэн, Малларди и я стояли, дожидаясь Дока и остальных в том месте,
где на меня напала огненная птица.
- Пока наше восхождение напоминает мне пикник, - сказал Малларди.
- Угу, - пробурчал Стэн.
- И никаких птиц.
- Да, - согласился я.
- Ты не думаешь, что Док был прав и у тебя действительно были просто
галлюцинации? - спросил Малларди. - Я, помнится, видел подобные штуки на
Касла...
- Насколько я помню, - сказал Стэн, - это были нимфы в океане пива.
Кому захочется добровольно повстречаться с огненными птицами?
- Это уж точно.
- Смейтесь, гиены, - сказал я. - Подождите, я на вас посмотрю, когда
их прилетит целая стая.
К нам присоединился Док и стал оглядываться по сторонам.
- То самое место?
Я кивнул.
Он измерил уровень радиации и кучу еще каких-то параметров, но не
нашел ничего необычного, что-то проворчал и взглянул на верх.
Мы сделали то же самое. А потом начали подниматься.
Три дня подъем был очень тяжелым, и нам удалось пройти только пять
тысяч футов.
Когда мы расположились на ночлег, все так устали, то сон пришел очень
быстро. Как и Возмездие.
Он пришел опять, только стоял он на сей раз не так близко. Он горел
футах в двадцати от меня, паря в воздухе и направляя острие своего меча на
меня.
- Уходи, - повторил он трижды без всякого выражения.
- Убирайся к дьяволу, - попытался сказать я в ответ.
Он попробовал сделать шаг вперед. Но не сумел.
- Спускайся вниз. Отступи. Тебе нельзя идти дальше.
- И не мечтай, я все равно полезу наверх. До конца, до самой вершины.
- Нет. Идти дальше нельзя.
- Подожди, ты увидишь, - сказал я.
- Возвращайся назад.
- Если ты собираешься стоять здесь и следить за нашим движением, это
твое дело, - сказал я ему. - А я буду спать.
Я подполз к Доку и потряс его за плечо, но когда я взглянул назад,
мой пылающий посетитель исчез.
- В чем дело?
- Слишком поздно, - сказал я, - он был здесь и исчез.
Док сел.
- Птица?
- Нет, существо с мечом.
- Где оно стояло?
- Вон там, - показал я ему рукой.
Док достал свои инструменты и минут десять производил разные
измерения.
- Ничего, - наконец сказал он. - Может быть тебе это приснилось.
- Угу, точно, - сказал я. - Спокойной ночи, - с этими словами я
улегся спать, и на сей раз я спал спокойно без огненных визитов до утра.
Через четыре дня мы добрались до отметки в шестьдесят тысяч футов.
Мимо нас проносились камни, словно артиллерийские снаряды, а небо
напоминало огромный прохладный бассейн, где плавали бледные цветы. Когда
мы поднялись на шестьдесят три тысячи футов, двигаться вперед стало
заметно легче, и за два с половиной дня мы добрались до высоты семьдесят
пять тысяч футов. Никакие огненные штуки не заявлялись ко мне в гости с
требованиями повернуть назад. А затем появились непредвиденные трудности,
совершенно естественные проблемы, которых нам хватало с лихвой и без
огненных гостей. Мы вышли на большой горизонтальный шельф.
Он был, наверное, с четыреста футов шириной. Когда мы начали его
переходить, оказалось, что он не примыкает естественным образом к склону
горы, а ниспадает вниз, в огромную расщелину. Нам придется спуститься,
футов на семьсот, прежде, чем мы сможем снова двигаться вверх. Хуже того,
дальше нам придется подниматься по ровному, почти вертикальному участку, а
он тянулся на мили. А вершины все еще не было видно.
- Ну, куда же мы пойдем? - спросил Келли, приближаясь ко мне.
- Вниз, - решил я, - и нам придется разделиться. Мы пойдем вдоль
большой расщелины в разных направлениях, чтобы посмотреть, какая дорога
лучше. Встретимся на середине пути.
Мы стали спускаться. Док, Келли и я пошли налево, остальные двинулись
в противоположном направлении.
Через полтора часа наша тропа кончилась. Мы стояли на уступе, а под
нами была пустота. За все время нашего спуска нам нигде не удалось найти
хоть какую-то возможность для подъема. Я лег на уступ, свесив голову и
плечи вниз, а Келли держал меня за ноги. Я постарался заглянуть как можно
дальше вправо и вверх. Ничего подходящего мне увидеть не удалось.
- Надеюсь, остальным повезло больше, - сказал я, когда Келли с Доком
втащили меня назад.
- А если нет?.. - спросил Келли.
- Нужно ждать.
Они нашли. Правда, довольно рискованный вариант.
Нигде не было удобного пути, ведущего непосредственно из расщелины
наверх. Тропа кончалась у сорокафутовой стены, поднявшись на которую,
можно было посмотреть вниз. Малларди, как и я, свесился вниз и смог
рассмотреть, что делается футов на двести налево и на восемьдесят вверх,
но, в отличие от меня, он нашел более-менее подходящий маршрут, ведущий на
запад и вверх и исчезающий в неизвестности.
Мы переночевали в расщелине. Утром я укрепил страховочный конец в
скале и с помощью пневматического пистолета полез наверх. Док страховал.
Дважды я сорвался, но к ленчу смог проделать тропу на сорок футов. Потом я
остался лелеять свои синяки, а Генри сменил меня. Через десять футов на
смену ему пошел Келли, и мы все страховали его. Потом пришел черед Стэна и
Малларди. Тогда на стене должны были находиться сразу трое, потом четверо.
К закату мы поднялись на сто пятьдесят футов и все покрылись мелкой белой
пылью. Было самое время принять ванну. Мы заменили ее ультразвуковым
душем.
На следующий день, к ленчу, мы уже все были на стене в одной связке
и, обнимая холодный камень, медленно, с трудом поднимались наверх, и
старались не смотреть вниз.
К концу дня мы закончили самый трудный участок. Дальше уже можно было
за что-то цепляться руками и чувствовать что-то (не так, чтобы очень
много) под носками наших башмаков. Но этого, впрочем, было маловато для
продолжения пути при отсутствии яркого дневного света. На ночь нам
пришлось еще раз вернуться в расщелину.
Утром мы прошли стену.
Наш путь продолжал круто забирать вверх и шел все дальше на запад. Мы
прошли милю и поднялись при этом на пятьсот футов. Со следующей милей мы
преодолели футов триста. А еще через футов сорок над нами оказался выступ.
Пользуясь пистолетом, Стэн забрался на него, чтобы посмотреть, что нас
ждет дальше.
Он жестами позвал нас к себе, и мы последовали за ним; то, что мы
увидели, вполне нас устроило.
Прямо перед нами было место, будто специально для лагеря
предназначенное, хоть и несколько неровное, но зато достаточно широкое.
Путь наверх и дальше: мороженое, утренний кофе и сигарета после
обеда. Место было красивым, просто роскошным: склон уходил вверх под углом
градусов в семьдесят, с большим количеством маленьких уступов - хороший,
чистый камень.
- Полный кайф! - сказал Келли.
Мы не стали ему возражать.
Мы хорошо поели и попили, и решили весь день посвятить отдыху. Мы
находились в сумеречном мире, разгуливая там, где еще не ступала нога
человека, и чувствовали свою уникальность. Было здорово просто вытянуться,
расслабиться и попытаться забыть про свои синяки.
Я проспал весь день. А когда проснулся, небо было усыпано тлеющими
огоньками. Я лежал, и мне не хотелось шевелиться. И сон пропал, столь
великолепным был вид, простиравшийся надо мной. Пролетел метеор, оставляя
за собой бело-голубой след. Потом еще один. Я обдумал наше положение и
решил, что игра стоила свеч. Холодное, жесткое, прекрасное ощущение высоты
охватило меня. Я пошевелил пальцами ног.
1 2 3 4 5 6