его высокая фигура отбрасывала на пол длинную косую тень.
Снизу доносились голоса и звон посуды. Но здесь, на верхнем этаже, было очень тихо. Потом из открытой двери послышался кашель и чьи-то шаги.
Филипп, подойдя к двери, вытащил нож и тихонько постучал.
– Али? – спросил он осторожно.
– Заходи, – раздался голос нищего, ответившего по-арабски.
Филипп немного успокоился, но нож не убрал. У него не было оснований подозревать нищего в дурных замыслах, но за годы пребывания на Востоке ему пришлось научиться никому не доверять. Он проскользнул в дверь и плотно прикрыл ее за собой.
На низком столе в центре комнаты тускло мерцал светильник. Филиппа, привыкшего к роскоши палат эмира, поразила скромность обстановки комнаты: узкая кровать, два жестких стула, обтрепанный сундук у окна. Филипп, закрывая дверь, увидел нищего, сидящего за столом.
– Вам не нужен нож, сир Филипп, – обратился к нему нищий на чистейшем франкском языке.
– Кто ты? – недоверчиво спросил Филипп. Он все еще не мог поверить, что слышит родную речь из уст какого-то турецкого бродяги.
– Я Джон де Витри, – сказал нищий. – Рыцарь ордена госпитальеров.
– Де Витри! – воскликнул в изумлении Филипп, тотчас же вспоминая приемную во дворце Иерусалима, компанию разодетой молодежи с надушенными платками и голос, голос Джосселина, рассказывавшего что-то о брате-госпитальере молодого Жака де Витри.
– Я знал вашего брата, сир Джон, – тихо проговорил он.
– Да, Жак. Жаль. Он был убит при Хиттине. – Де Витри предложил ему свободный стул.
Филипп сел, вложив свой кинжал в ножны.
– Что вы делаете в Дамаске, де Витри? – спросил он. – Вы скрываетесь здесь после побега из плена?
– О нет. Я приехал сюда по собственному желанию. Из замка Крэк де Шевалье.
– По собственному желанию?
Де Витри рассмеялся.
– Видите ли, сир Филипп, мы поддерживаем постоянную связь с Дамаском. Я уже не раз приезжал сюда, потому что в совершенстве знаю арабский язык.
– Но зачем вы здесь?
– Во-первых, нам нужно знать, что здесь происходит, а во-вторых, мы организуем побеги пленников. Вы следующий в нашем списке.
Филипп растерянно пожал плечами, потом рассмеялся.
– Я думаю, вам лучше объясниться яснее, сир Джон, – сказал он.
– Все очень просто, – начал де Витри. – У ордена госпитальеров достаточно денег, а даже самый преданный своему народу и религии мусульманин сделает за деньги все.
Нам удалось освободить уже нескольких баронов. Видите ли, основная трудность – нехватка лошадей. Ведь не так трудно выйти за стены крепости? – Филипп кивнул. – Но зато пешком нельзя далеко уйти. Вот в этом-то и состоит наша помощь. У нас здесь есть одно место, где мы держим хороших, свежих лошадей. Одна из них предназначена для вас. Через два дня быстрой езды вы уже будете в Крэке.
– Мне нужны две лошади, – перебил его Филипп.
– Две?
– Да, со мной поедет Жильбер д'Эссейли. Он тоже здесь, в Дамаске.
Де Витри с сомнением покачал головой.
– Но у меня указания только насчет вас, сир Филипп. Великий Магистр особо настаивал, чтобы освободить вас.
– Кто?
– Сир Роджер де Мулине. Его не убили с другими госпитальерами при Хиттине, знаете ли. Он очень волновался за вас, сир Филипп. Видите ли, у вас много влиятельных друзей. Сир Вальян де Ибелин и Ги Лузиньянский настаивали, чтобы вам была оказана помощь при побеге.
При этих словах брови Филиппа от удивления слегка приподнялись, но больше никоим образом он не выразил своих чувств, которые в нем вызвало сообщение о том, что такие важные лица лично заинтересованы его судьбой. С годами он все более походил на своего отца.
Через пять минут он уже убедил де Витри позволить взять ему еще одну лошадь: он бы мог убедить кого угодно, а не только этого молодого госпитальера.
Де Витри очень подробно описал Филиппу место, где их будут ждать лошади, и сообщил пароль, услышав который, человек, присматривающий за лошадьми, передаст им коней. Потом он рассказал Филиппу, как добраться до крепости Крэк, и объяснил, что необходимо взять с собой в путь достаточное количество воды и пищи.
– А вы, де Витри? – с любопытством спросил Филипп.
– Мне нужно остаться здесь. У меня еще полно дел.
Филипп, схватив его руку, крепко сжал ее.
– Вы храбрый человек, сир Джон, – сказал он. – Однажды я найду способ, как отблагодарить вас.
– Сначала выберитесь из Дамаска, а уж потом поговорим о благодарности, – улыбнулся де Витри.
Филипп, выйдя из гостиницы, поспешил назад, в дом Усамаха, решив утром разыскать Жильбера. Они должны покинуть Дамаск будущей ночью. Филипп не беспокоился о возможности исполнения такого замысла: дом, где жил Жильбер, находился под самой городской стеной. А перелезть через стену с помощью веревки двум сильным мужчинам не составит труда.
Пока Филипп шел по темным улицам, он обдумывал детали предстоящего побега и даже не заметил, как очутился у дверей дома Усамаха. Еда, фрукты, вода, веревка, оружие – он уже хорошо продумал, где достать все это. Все должно быть готово к завтрашнему вечеру.
Рано утром на следующий день он встретил Жильбера на базаре. Положение христианских рыцарей в Дамаске было особенным. Пока они не пытались бежать, их не трогали и турки относились к ним довольно дружественно, уважая в них достойного врага, но те, кто оказывался пойман при попытке к бегству, не могли рассчитывать на пощаду.
Итак, Филипп имел возможность часто видеться с Жильбером и открыто разговаривать с ним. Жильбер почти не изменился за четыре года плена.
Он оставался все тем же нескладным молодым человеком, когда-то вместе с другими рыцарями отправившимся в поход из Бланш-Гарде: неуклюжий, медлительный, смотрящий на окружающий мир с недоверием и пессимизмом.
Как и Филипп, он был одет в изношенную одежду: таким образом, им удавалось не привлекать к себе особого внимания на улицах города, поскольку, если христианин позволял себе привлечь к своей особе взгляды турков, он рисковал получить оплеуху или увесистую затрещину, а бывало, что и похуже.
Укрывшись в тени высокой стены, они начали свой тихий разговор.
– Нам нужно бежать сегодня ночью, – сказал Филипп и почувствовал, как Жильбер вздрогнул от неожиданности. – Не выдавай своего волнения, – пробормотал он своему другу.
– Я стараюсь, Филипп. Но меня все это беспокоит. Не будь дураком. Нам ни за что не сбежать из этого логова нехристей. А если нас поймают… Помнишь, что они сделали с Жаком де ла Торт в прошлом месяце?
Филипп старался об этом не вспоминать. Жак был его хорошим другом.
– Все иначе, Жильбер, – постарался он успокоить приятеля и рассказал ему о де Витри. – Единственная трудность состоит в том, как тебе незаметно ускользнуть из дома. Я достану веревку. Но нам лучше не рисковать, оставив веревку свисающей со стены. Ее могут заметить часовые. Можем мы как-нибудь снять ее после того, как ты спустишься вниз?
Жильбера немного воодушевила история о де Витри, и он отнесся к этому плану со всей серьезностью.
– В моем доме есть один слуга-сириец, – сказал он. – Он христианин и может для меня сделать все в благодарность за мое с ним хорошее обращение. Ему там очень туго приходится, можешь мне поверить. На прошлой неделе его сильно выпороли за то, что он разбил на кухне кувшин, и поэтому сейчас он просто ненавидит всех арабов вместе взятых.
Филиппу не очень понравилась эта идея.
– Он очень рискует, согласившись помочь нам, Жильбер, – с сомнением в голосе возразил он. – На этот раз, если его поймают, ему не отделаться поркой.
– Знаю. Но все же мне кажется, что он согласится. Если мы не прибегнем к его помощи, что нам остается делать?
Они решили встретиться снова в полдень, когда Усамах будет наслаждаться послеобеденным отдыхом у себя в спальне, и Филиппу не нужно будет писать под его диктовку. Тогда Жильбер сможет сказать, удалось ли ему договориться с сирийцем, и если сириец согласится, они сбегут этой же ночью.
Филипп вернулся к Усамаху. Он едва не поведал ему о своих планах – юноша был уверен, что старый эмир не станет мешать ему. Несколько раз он уже раскрывал рот, но потом решал, что лучше не рисковать. К тому же у Усамаха будет спокойно на душе, если он ничего не будет знать: восточный тип мышления имел свои особенности, и Филиппу это было хорошо известно.
После полудня он снова встретился с Жильбером, на этот раз в саду Усамаха.
– Малик согласен, – сообщил Жильбер, когда они убедились, что никто не слышит их разговора. – Но он хочет, чтобы мы ему заплатили.
– У меня нет денег, – сказал Филипп. – Только жемчуг. – И он рассказал Жильберу о подарке Усамаха. – А жемчужины не принесут Малику никакой пользы. Раб, пытающийся продать черную жемчужину, немедленно вызовет подозрения. Они слишком дорого стоят.
– А если ему отдать крест, что у тебя на шее? – предложил Жильбер.
Филипп тронул тонкую золотую цепочку у себя на груди, на которой висел маленький золотой крест. Этот крест дал ему отец. Когда-то его носила мать. И ему совсем не нравилось, что эту драгоценность придется отдать какому-то неизвестному сирийскому рабу.
– Но у нас нет другого выхода, – мягко сказал Жильбер, угадав мысли своего друга.
– Хорошо. Он получит крест.
Когда они обо всем договорились, Жильбер ушел, а Филипп вернулся в дом.
Он еще раз обдумал все мелочи, еще раз проверил, все ли готово к побегу, иначе их план будет обречен на неудачу. Им придется пойти на большой риск. Их могут заметить, когда они будут перелезать через стену или когда будут искать лошадей, если, конечно, до этого дойдет дело.
Надев на себя кольчугу, Филипп натянул сверху темное, потрепанное платье. Он бы мог надеть еще и доспехи, но они слишком выделялись бы под верхним бельем, поэтому он решил лишь взять их с собой. Он приготовил большой сверток, куда положил свой драгоценный меч, который он натачивал каждый день, одновременно смазывая жиром ножны, доспехи, моток веревки, мехи с водой и сумку с запасами еды: финики, фиги и немного холодного мяса.
Филипп в этот вечер больше не встречался с Усамахом. Юноша очень привязался к эмиру, и ему хотелось попрощаться с ним, но он пересилил себя. Возможно, так было лучше. Старик был слишком умен и проницателен, чтобы не заподозрить неладное. К тому же он слишком хорошо знал Филиппа и догадывался о его настроении даже тогда, когда он старался скрыть свои чувства.
Спустя час после захода солнца Филипп выскользнул из боковой дверцы, ведущей из сада на улицу. На его плече лежал большой продолговатый сверток, и никто бы не остановил обычного раба, несущего сумку для своего господина, – такое объяснение придумал Филипп на случай, если кто-нибудь поинтересуется, что он делает в городе в такой поздний час.
На темных улицах было немного народу, и никто не обратил внимания на согнувшуюся под тяжестью свертка фигурку, раболепно прижимающуюся к стене, чтобы не мешать другим прохожим, попадающимся навстречу.
Филипп остановился возле дома Шухаб аль-Дина, где жил Жильбер. Потом он пересек улицу и, распахнув дверь ногой, вошел в сад.
Справа от него находилась кухня, и оттуда доносились голоса. Если его увидят, он скажет, что принес подарок Шухабу от эмира Усамаха. Он уже не раз приходил сюда с подобными поручениями, и слуги знали его в лицо.
Но никто его не заметил. Филипп быстро подошел к лестнице. Прислонив к стене сверток, он осмотрелся. Теперь ему следовало быть более осторожным.
На лестнице было темно, но из-под двери комнаты Жильбера выбивался тоненький лучик света. Филипп костяшками пальцев тихонько постучал в дверь. Она со скрипом отворилась, и Жильбер втянул его внутрь.
– Все готово, Филипп?
– Да. А где твой сириец?
– Он все сделает так, как мы договорились. Я сказал ему, чтобы он пришел сюда через полчаса. Через несколько минут здесь по стенам будут проходить часовые. Потом мы услышим муэдзина, и они пройдут обратно. Их путь сначала в одну сторону, а потом обратно занимает ровно полчаса, и нам этого хватит.
– Ты уверен в этом? – спросил Филипп, хотя он знал, что педантичный Жильбер не может допустить ошибки в том, что имеет для них жизненно важное значение.
– Абсолютно, – заверил его Жильбер. – Я слышу их крики на протяжении вот уже четырех лет, – с горечью в голосе добавил он.
– Что ж, сегодня ты их услышишь в последний раз, – утешил его Филипп.
Филипп надел доспехи: теперь это стало безопасно – в такой темноте никто не разберет, что на нем надето. Потом он натянул на голову кожаную шапочку, и, если не считать шлема, он был при полном вооружении. Вокруг талии он застегнул тяжелый пояс с мечом – как приятно было вновь ощутить холод бьющегося о ногу клинка.
– Кольчуга будет немного звенеть, – заметил Жильбер. Он потерял почти все свое вооружение при Хиттине, и из оружия ему удалось раздобыть только длинный нож.
– Если нас заметят, когда мы будем перелезать через стену, уже не будет иметь никакого значения, как мы одеты и будет ли звенеть кольчуга, – мрачно отозвался Филипп.
Оба они знали, что в случае поимки им нечего рассчитывать на милость турок и никто уже не сможет защитить их. Филипп сжал кулаки. Четыре года унижений – не лучше ли погибнуть, чем влачить это жалкое существование рабов? Жильбер прочитал все это на лице Филиппа и грустно вздохнул. Это уже был не тот Филипп, не тот улыбающийся молодой оруженосец, которого он встретил в Иерусалиме в доме сира Фулька. Последние годы сильно изменили его друга.
Со стороны двери послышался слабый шорох. Жильбер испуганно вздрогнул.
– Наверное, это Малик, – сказал он.
Щеколда тихонько стукнула, когда он отпирал дверь. В это время Филипп, прижавшись к стене, вытащил нож. Этой ночью он не хотел, чтобы его застали врасплох.
Да, это явился Малик. Юркая фигурка бесшумно проскользнула в комнату, опасливо вращая головой во все стороны, что выдавало страх сирийца.
– Похоже, кнут выбил из него всю смелость, – пробормотал себе под нос Жильбер.
Филипп, услышав его слова, кивнул. Ему сразу не понравился этот сириец.
Будь его воля, он бы ни за что не доверил этому человеку держать конец веревки, пока они будут спускаться по крепостной стене Дамаска.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41