– Посмотрите вы, – предлагаю я Николаю Павловичу, уступая место у микроскопа.
Он тоже так долго молчит, что я не выдерживаю:
– Два вида?
– Два, – отвечает он, поднимая на меня недоумевающие глаза. – Вибрионы, а эти, более крупные, похоже, какие-то риккетсии?
Несколько минут мы молча смотрим друг на друга.
«Этого еще не хватало, – читаю я в его взгляде. – Два загадочных вируса, а теперь, кроме вибрионов, появились еще какие-то совершенно непонятные риккетсии…»
– Что же будем делать? – спрашиваю я довольно растерянно.
– Может быть, именно эти риккетсии вызывают болезнь Робертсона, а не вирусы и не вибрион? – отвечает он встречным вопросом. – А мы их раньше не замечали?
Я качаю головой. Нет, это исключено. Ни в одной из проб, взятых у погибшего охотника, мы не встречали никаких риккетсии.
Но нужно еще и еще раз проверить, ведь материалы у нас сохранились.
– Не думаю, но проверим, – отвечаю я. – А пока надо везти ее в поселок. Там и уход будет лучше, и доктор Шукри нам поможет разобраться…
А сам думаю: «Может, сразу везти ее домой, в Ташкент?» Хотя, если это болезнь Робертсона, и там никто не сможет помочь…
Я сначала колебался: говорить ли Марии о странных результатах анализа? Но, зная ее характер, решил все-таки ничего не скрывать. И не ошибся. Узнав, что обнаружены еще какие-то риккетсии, Мария так заинтересовалась, что словно забыла о своей болезни. Она даже потребовала, чтоб мы разрешили ей подняться, пойти в лабораторию и своими глазами взглянуть на этих неведомо откуда взявшихся риккетсии! Но тут мы все так дружно на нее напустились, что после нашей атаки Мария даже не решилась возражать против перевозки ее в больницу.
После всех происшествий я не мог решиться оставить в лагере без охраны немногие уцелевшие у нас материалы. От Хозяина можно было ожидать новых пакостей. Поэтому мы решили, что пока в лагере останется Николай Павлович, заложит на всякий случай проверочные опыты на вирусы – вдруг и они тоже обнаружатся у Марии, – а завтра его сменит до вечера Селим, которому мы могли вполне довериться и которому могли доверять.
Пришлось немало поломать голову, как пристроить Марию в седельную сумку, ведь никакой повозки у нас не было. Но, кажется, она чувствовала себя довольно свободно, потому что по дороге еще пыталась втянуть нас с Женей в научную дискуссию.
– Все-таки я абсолютно уверена: риккетсии не имеют никакого отношения к болезни Робертсона, как и вибрионы. Зря вы, конечно, не дали мне самой взглянуть, я бы сразу разобралась. Но голову даю на отсечение: ни в одном материале, которые мы получили от доктора Шукри, не было никаких риккетсии, только вибрионы. А они безвредны, мы уже твердо знаем. Все дело в этих вирусах…
– В обоих? – перебил ее Женя.
– Нет, конечно, в одном из них.
– А откуда же их взялось два? – напал на нее муж. – Все ты: то напутала с вирусами, теперь с этими риккетсиями. Молчала бы…
Она притихла и даже, кажется, задремала. Видно, ей было лихо. Но перед въездом в поселок Мария вдруг потребовала, чтобы мы дали ей пересесть в седло.
– Это еще зачем? – возмутился Женя.
– Не могу же я в таком виде появляться в поселке, – сердито ответила Маша. – Что подумают люди? Представляете, какая сразу поднимется паника? Ну, не упрямьтесь. Тут недалеко. А в больнице обещаю вам быть паинькой.
Как мы ни урезонивали ее, Мария настояла на своем и пересела в седло. Но доктор Шукри, увидев нас из окна, сразу догадался, что произошла беда, и выскочил навстречу, даже не сняв халата.
Я коротко объяснил ему, что случилось, и он тут же начал отдавать распоряжения сбежавшимся санитаркам.
После того как Машу перенесли в палату и доктор Шукри сам внимательно осмотрел ее, Женя остался возле заболевшей жены, а мы прошли в маленькую комнату, служившую кабинетом главному врачу.
– Что вам сказать? – задумчиво проговорил Шукри, плотно прикрывая дверь. – По первым симптомам трудно судить. Вы не хуже меня видите, что это похоже на болезнь Робертсона. Но… Меня, признаться, немножко успокаивает эта сыпь. Я, к сожалению, видел многих погибавших от болезни Робертсона. Но ни у кого из них не было такой сыпи. Иншалла! Но мы не имеем права ошибаться! Потерять эту милую, такую мужественную женщину было бы ужасно. Нет, аллах этого не допустит!
Я молчал, думая: что же делать? Вся ответственность за решение по-прежнему лежала на мне. Аллах тут не поможет.
– Давайте все-таки повторим анализы, – прервал мои размышления доктор Шукри. – Откуда они могли взяться, эти риккетсии? Как они выглядят?
Повторение анализов дало те же результаты. В крови Марии были и вибрионы и риккетсии. А в пробах, сохранившихся от погибшего охотника, никаких риккетсии не было.
Доктор Шукри задумался. Я молча смотрел на него, ожидая, что же он скажет.
– Боюсь ошибиться, но эти риккетсии весьма на–поминают возбудителя клещевого сыпного тифа, – наконец проговорил он. – Болезнь эта довольно распространена в здешних краях, хотя в той долине, кажется, ее не знали, аллах миловал. Если это она, то понятно и появление сыпи. Но, – он предостерегающе поднял палец, – окончательно решать пока нельзя. Признаться, пока не найден другой возбудитель болезни Робертсона, вы меня, извините, мой дорогой, еще не убедили до конца, будто вибрионы в ней неповинны. У всех заболевших этой болезнью мы находим непременно вибрионы. Есть они, как видите, и в крови этой бедняжки, не только риккетсии, которые могли попасть в организм случайно. Так что надо быть готовыми к самому худшему.
Мне нечего было ему возразить. Ведь мы в самом деле пока не нашли подлинного возбудителя болезни Робертсона. Вирусы? Но их два, и ни один еще полностью не «уличен». Так что в самом деле, видно, преждевременно полностью «реабилитировать» вибрион, может, все-таки он возбуждает болезнь?
– Что же вы мне посоветуете, Шукри-ата? – спросил я. – Везти ее в Ташкент, домой, или попытаться лечить здесь?
Он ответил мне встречным вопросом:
– А там, в Ташкенте, у вас найдется лекарство от болезни Робертсона?
– Нет.
– А от тифа, если это тиф, у нас кое-что есть и тут…
– Ясно, – согласился я. – Значит, будем ее лечить от тифа. И ждать.
Ждать было трудно. Марии становилось все хуже. Температура на третий день поднялась до 39,6. Кожа на шее, на месте укуса клещей, сильно воспалилась. Все нестерпимее становились головные боли. Порой Маша даже теряла сознание, не узнавала нас.
Неужели это все-таки болезнь Робертсона и переносят ее в самом деле риккетсии? И неужели нам суждено убедиться в своей ошибке такой страшной, непоправимой бедой?
Все мы по очереди непрерывно дежурили у постели больной. Почти каждый день в больницу заходил доктор Али, и хотя, конечно, он ничем не мог помочь, такое внимание нам было приятно.
В тревоге и неизвестности прошло еще два дня, пока, наконец, доктор Шукри после очередного осмотра больной не сказал, торжественно воздев кверху руки:
– Благодарение аллаху! Это все-таки сыпной тиф. Я больше не сомневаюсь.
У меня, признаться, сомнения еще оставались. Но кризис, кажется, и в самом деле миновал: температура начала постепенно спадать, исчезла сыпь, дело явно пошло на поправку.
А еще через три дня Мария уже настолько пришла в себя, что решительно потребовала, чтобы мы немедленно отвезли ее домой – в лагерь.
Переспорить ее, конечно, не удалось, и мы поко–рились, торжественно взяв с нее честное слово, что до полного выздоровления она не будет допущена к исследованиям.
Мне никак не давало покоя, откуда же взялись эти проклятые клещи, заразившие Марию? Их нападение тем более было непонятным, что обитают клещи дермаценторы обычно на открытых местах, в ковыльной степи. Никогда раньше в окрестностях лагеря они нам не попадались, да и вообще в долине встречались очень редко.
Но факт оставался фактом. Болезнь Марии была весьма грозным предостережением. И мы решили принять особые меры предосторожности: заново тщательно обработали защитными веществами всю территорию лагеря и ближайшие окрестности, даже за валежником для костра или за водой к реке было строжайше запрещено выходить без защитных костюмов.
И лагерь теперь мы никогда не оставляли без охраны. Принять такие меры меня заставило одно загадочное и тревожное происшествие.
Мы стали продолжать охоту за грызунами и ловлю клещей и москитов. В лагере оставалась Мария, и я каждый раз перед уходом сам, несмотря на ее возмущение, запирал лабораторию, чтобы не дать ей, пока окончательно не поправится, заниматься никакими опытами.
И вот однажды, бродя в зарослях на берегу реки в поисках клещей и звериных нор, где могли бы гнез–диться москиты, я сильно устал и решил сделать небольшой привал. Выбрав на самом берегу местечко поукромнее, я прилег в тени и, кажется, немного задремал, убаюканный неумолчным говором реки.
Проснулся я от сердитого вскрика:
– Но что я могу сделать, аллах свидетель!
Я сразу узнал скрипучий и хрипловатый голос Хозяина. Он донесся из кустов с другого берега реки, совсем узкой в этом месте.
Что это он, уже совсем спятил и разговаривает сам с собой?
Но старик там был не один. Я вдруг услышал второй голос:
– Значит, ты хочешь, чтобы тебя вышвырнули отсюда, как твоих шелудивых псов?
Кто осмелился спорить с Хозяином? Кто еще, кроме него, решился прийти сюда, в зачумленную долину?
Второй голос мне показался тоже как будто знакомым. Где я мог слышать его раньше?
– Помоги мне во имя аллаха! – громко выкрикнул старик.
– Тише! – оборвал его второй голос и стал что-то объяснять, но так неразборчиво, что до меня долетали лишь отдельные слова: «У тебя есть… они ходят по одному… зачем… собаки…» Потом голос перешел почти на шепот, и я уже ничего не мог разобрать.
Тогда я встал, взял ружье наизготовку и вошел в воду. До противоположного берега было метров пять, не больше. Но я шел очень медленно, осторожно нащупывая ногами камни понадежнее, чтобы не поскользнуться и не упасть.
Мне удалось перебраться через реку, не подняв шума. Но едва я ухватился за ветку, чтобы выбраться на берег, как из кустов на меня с рычанием кинулись два пса! Конечно же, старик выставил надежную охрану.
Отбиваясь от них, я начал отступать вдоль берега, стараясь все время держаться под прикрытием кустов. Кто знает, не попробует ли таинственный собеседник старика подстрелить меня как нежелательного свидетеля их беседы? Ведь они явно замышляли что-то недоброе и, очевидно, против нас. А подстрелить меня посреди реки было проще простого.
Но, на мое счастье, в кустах все затихло. И псы вскоре оставили меня в покое, скрылись в зарослях, видимо отозванные каким-то сигналом Хозяина.
Отойдя подальше, я поспешно перебрался на свой берег, пригибаясь, будто в самом деле где-то на фронте, под пулями, и поспешил в лагерь.
Событие было достаточно тревожным и неприятным. Видимо, мы мешали не только одному Хозяину. Были и другие, весьма заинтересованные в том, чтобы помешать нам спокойно работать. Кто? Почему?
Я решил при первом же посещении поселка поставить об этом в известность доктора Шукри и местные власти, а нам всем в дальнейшем быть настороже. Во всяком случае, осторожность не помешает.
В такой напряженной обстановке мы продолжали исследования. Первым делом я, конечно, занялся нашими собственными анализами, которые мы сделали перед тем, как слегла Мария. Все пробы оказались чистыми. У меня и у Маши, правда, как и раньше, нашлись в крови вибрионы, в безвредности которых мы теперь не сомневались. Но ни у кого из нас не бы–ло никаких вирусов.
Это было, разумеется, приятно, но на душе у меня легче не стало. Ведь загадочный «вирус Б» откуда-то появился. Он до сих пор преспокойно жил и размножался, разрушая культуру клеток в одном из наших термостатов.
А через несколько дней мы, наконец, обнаружили его и в крови одного из клещей, пойманного Николаем Павловичем на самом дальнем пастбище, в предгорьях. Мы немедленно отправились туда, тщательно осмотрели это место и поймали еще шесть клещей, подозрительных на «вирус Б».
Но загадка его появления в наших лабораторных материалах от этого не прояснялась. Ведь никогда прежде никто из нас еще не бывал на этом отдаленном пастбище, а в материалах, добытых из других мест, «вирус Б» нам ни разу не попадался. Как же он попал к нам в анализы? И какое отношение он может иметь к болезни Робертсона, если встречается так редко и в самых глухих местах, отдаленных от людских поселений?
Зато с «вирусом А» все почти повторялось, как и с вибрионами. Мы находили следы его пребывания в крови сурков, песчанок и других грызунов. Эти вирусы переносились москитами, пойманными в самых различных уголках долины.
Их нашли даже в крови муравьев! Мария в самом деле не удержалась и взяла под контроль даже этих безобидных лесных тружеников, как ей шутя посоветовал Женя.
Все как и с вибрионами. Опять подозревать всех? Только «для разнообразия» теперь «чистыми» оказа–лись клещи: ни в одном из добрых трех тысяч про–веренных нами клещей не оказалось «вируса А».
Следы обрываются
Так прошла неделя в однообразной и довольно монотонной работе. Мы ловили полевок, стреляли птиц, собирали в пробирки москитов. Мария уже совсем поправилась, возилась в лаборатории, закладывая в термостаты все новые и новые партии яиц, зараженных вирусами. А потом ждали результатов… Трудное это было ожидание.
Вечерами, чтобы скоротать ожидание, болтали у костра по возможности на отвлеченные темы. Пели, читали стихи.
Женя каждый вечер возился со своими муравьями, подкармливал их сахарным сиропом, сортировал по банкам, пытался даже устроить в лагере настоящие муравейники, притаскивая из леса сухие веточки и охапки душистой хвои.
А потом мы опять собирались вокруг костра и возвращались все к тому же проклятому вопросу: что же делать дальше?
Основное внимание мы решили уделить пока «вирусу А», раз он встречался повсюду. В термостатах уже накопилось несколько десятков пробирок и плоскодонных флаконов – «матрацев» – с культурой этого вируса, добытого из москитов и различных животных.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14