Тот сразу же сообщил об этом Раме. А Рама подумал: уж не подослан ли Вибхишан выведать состояние войска?
Но Хануман сказал:
— Это правдивый и честный ракшас. Когда во дворце Равана готовы были убить меня, он спас мне жизнь.
Сомнения Рамы рассеялись. Рама и Вибхишан решили помогать друг другу, а Рама пообещал ему трон Ланки после смерти Равана.
Начались приготовления к вторжению на Ланку. Войска прибыли на берег. Стали искать средство для переправы через море. Наконец было решено построить мост. Сугрива приказал это сделать искусным строителям Нилю и Налю…»
Здесь Парвез остановился, чтобы выпить прохладного кульфи, и затем продолжал:
— …Аллах, совершеннейший из творцов, ты велик и непостижим! — Он приложил ладони ко лбу, а потом поднял руки кверху. — А сейчас, друзья мои, я поведаю о самом главном — о битве между Раваном и Рамой.
Парвез оживился, глаза у него заблестели, в голосе зазвучали воинственные ноты. Он вскочил.
«Представьте себе, — начал он, — это зрелище. Переправившись по мосту через море, воины Рамы осадили город-крепость со всех сторон. И вот начинается сражение. Бойцы рубятся весь день, и ночь, и следующий день. Повсюду горы трупов, кровь льется рекой, свист стрел, звон мечей и ржание коней перемежаются криками ужаса и победными возгласами. Здесь сражаются великие воины — Лакшман, сын Равана Мегхананд, брат Равана Кумбхакарна. Рама рубится вместе со своими воинами. Ранен Лакшман, убит Мегхананд, а потом и Кумбхакарна. Чаша весов постепенно склоняется в сторону Рамы. Всю ночь Равана терзали гнев и горе, а наутро он на своей боевой колеснице появляется на поле боя. И великая битва разгорелась с новой силой. Раван жаждет отомстить за смерть сыновей и братьев, за оскорбленную сестру. Он могуч и грозен. Никто не может противостоять ему, Сугрива, Ангад, Хануман и другие смельчаки метали в Равана копья и посылали стрелы. Ниль и Наль бросали камни, но он оставался невредим. И вот лицом к лицу сошлись для грозной битвы два героя: прекрасен и могуч Рама, грозен и ужасен Раван. Юный Лакшман стоит рядом с братом.
Рама мужественно борется с ракшасом. Раван с быстротой молнии выпускает две стрелы, и оба падают. Ракшас выхватывает меч и бросается к братьям, но тут верный Хануман налетел ураганом и так ударил Равана дубиной в грудь, что тот упал. А Рама и Лакшман тем временем пришли в себя, вскочили на ноги, и вновь началось сражение.
Наконец одна из стрел Рамы пронзает грудь Равана. Обливаясь кровью, он падает на дно колесницы, и испуганный возничий, думая, что его господин умирает, поворачивает в город. Но Раван, вспыхнув от гнева и ярости, приказывает немедленно повернуть назад.
Неожиданно перед Раваном появился брат Вибхишан. Стремясь наказать его за измену, Раван бросает в Вибхишана копье. Но Лакшман меткой стрелой дробит копье Равана и спасает Вибхишану жизнь. Тогда Раван стал осыпать противников огненными стрелами. В войске Рамы началось смятение. Но от глубокой раны в грудь Раван слабеет с каждым мгновением. Вот он уже не может больше держать лук в руках и роняет его…
Тогда Рама сказал ракшасу!
— Эй, Раван! Ты видишь, мы сильны и могучи. Ты в моей власти. Откажись от своих низких намерений, и я прошу тебя.
Но гордый Раван, с трудом подняв лук, надменно ответил:
— Меня не пугает гибель сына Мегхананда и брата Кумбхакарна. Раван верит в свое мужество и силу. Держись, я снова нападаю!
Но новая стрела вонзилась глубоко в грудь Равана. Она принесла ему гибель. Он упал на дно колесницы и умер, сжимая в руках лук…»
Дангу выпрямился, выдернул из ножен джемдер, сверкнувший словно молния в отблесках костра, подпрыгнул несколько раз, испуская победный клич: «Ах-хаг! Ах-хаг!»
— Люди, ми! Вот этими руками я прикончил дхаркотского людоеда. Ими я уничтожу грязного вора Бадмаша!
— Хан! Хан! Вах ва! Вах ва! — разнеслось нестройным хором по ам-казу. Все вскочили со своих мест, радостно подняв руки кверху.
Парвез снова освежился пиалой прохладного кульфи, подбросил несколько поленьев в догорающий костер и, подождав, пока успокоятся слушатели и наступит тишина, сказал:
— Друзья! Так могучий раджа Рама победил злого правителя Ланки Равана. Но это еще не все. На этом не кончается поучительная история, в которой добро побеждает зло. Послушайте же и о том, как встретились разлученные супруги Сита и Рама. Со смертью Равана еще не вернулась к ним прежняя радость. Сита должна была пройти испытание огнем…
— Охо-хо! Господи, помилуй! Господи, помилуй! — обронил негромко в тишине Григорий и перекрестился. — Вот как обернулось-то!
«— …Прямо на поле боя, где жены Равана, пробравшись через лужи крови и спотыкаясь об обезглавленные трупы, словно стадо слоних, лишившееся своего вожака, оплакивали погибшего супруга, Рама, как и обещал, возвел Вибхишана на трон Ланки и дал приказ Хануману идти к Сите. Хануман поспешил и, склонившись к ее ногам, сказал:
— Госпожа! Рама ожидает вас.
Сита с величайшей радостью села в паланкин. От счастья и волнения она забыла даже позаботиться о наряде. Но Шрама, жена Вибхишана, натерла ей руки ароматной мазью, смочила волосы благовонным маслом, причесала их, нарядила Ситу в дорогое сари.
Когда Сита появилась в лагере Рамы, толпы обезьян и ракшасов сбежались со всех сторон, чтобы взглянуть на нее. Она сошла с паланкина и бросилась к Раме, устремив на него свой взор, полный любви и радости. Но лицо Рамы было печально, он не двинулся к ней навстречу.
— О дочь Джанаки! Я исполнил свой обет. Я убил Равана и освободил тебя из плена, — тихо сказал он. — Я смыл оскорбление, нанесенное моим врагом. Но кто, о Сита, примет обратно жену, столь долго жившую в доме другого? Раван касался тебя, смотрел на твою красоту греховным взором. Могу ли я тебя принять теперь? Ступай куда хочешь, Сита, я отпускаю тебя!..»
При этих словах Парвеза Дангу снова вскочил. Он опять выдернул джемдер из ножен и зарычал как дикий зверь.
— Никитка, сынок! Что ты? — дернул его за руку Григорий. — Садись!
« — …Оставайся здесь на Ланке, — сказал Рама Сите, — или иди к Сугриве. Ты не жена мне больше! — невозмутимо продолжал свой рассказ Парвез.
…Сита стояла, скорбно поникнув головой. Из глаз ее потекли горькие слезы. Минуту спустя она сказала:
— О господин мой! Если другой и касался меня, то это было против моей воли. Сердцем я всегда оставалась верна тебе. Если ты решил отречься от меня, почему не поведал об этом раньше, когда присылал Ханумана? Я умерла бы тогда от горя, и не пришлось бы терпеть тебе невзгоды ради меня, строить мост через море, осаждать Ланку и сражаться с Раваном.
И, повернувшись к Лакшману, Сита сказала:
— О брат! Что ты стоишь и смотришь? Приготовь для меня погребальный костер. Если мой господин испытывает ко мне отвращение, то для меня нет другого выхода.
У Рамы не было сомнения в верности Ситы. Но поверят ли этому люди? Вот что мучило Раму. Сита это хорошо понимала. Поэтому она ничего и не пыталась сказать в свою защиту. Сердце Рамы разрывалось, но он был вынужден поступить так, чтобы не подать своему народу примера излишнего легковерия.
Скоро был приготовлен погребальный костер. Его подожгли, и к небу взлетели языки пламени. Сита поклонилась Раме, приблизилась к костру и сказала, сложив ладони, обращаясь к огню:
— О Агни, да будешь ты свидетелем тому, что сердце мое никогда не отвращалось от Рамы!
Сита вошла в огонь, и неслыханные стенания и плач поднялись и среди людей, и среди обезьян, и среди ракшасов.
И когда она скрылась в огне, заколебался костер, и из пламени встал человек исполинского роста в красном платье, с золотыми украшениями, с черными вьющимися волосами, и на руках его лежала Сита, целая и невредимая. Бог Агни — все узнали его — приблизился к Раме и сказал:
— О Рама, вот твоя Сита. Она чиста перед тобою. Грех не коснулся ее. Я — бог огня — свидетельствую о том перед народом. Возьми ее — я повелеваю тебе.
И, поставив Ситу на землю перед Рамой, он исчез в дыму костра…»
Парвез остановился, и в этот момент в наступившей тишине раздался слабый сдавленный крик и звук падения тела. Все инстинктивно обернулись. На каменных плитах ам-каза неподвижно лежала Девика. Начался переполох. Кто-то стал ее поднимать, Григорий кинулся за водой, запричитали сбежавшиеся женщины, жестикулируя, кричали мужчины. Бедняжку положили на чарпаи и стали приводить в чувство.
— Друзья! — громко произнес Парвез, перекрывая шум и гам. — Я закончил историю о великом герое древности, о Раме и его прекрасной супруге Сите. Они соединились навечно, чтобы никогда не расставаться и мудро править вместе со своим народом в Айодхе, столице страны Кошалы. Да будет мир им, и да благословит их Аллах, а мы не забудем славных деяний героя! Нет бога, кроме Аллаха, и Мухаммед пророк его!
Он подошел к Девике и погладил ее по голове. Но в этот момент у ворот караван-сарая послышалось цоканье копыт, и подъехали два запыленных всадника на взмыленных лошадях. Спешившись, они вбежали в ворота. Это были Нанди и Барк Андаз.
— Мухтарам! — возбужденно крикнул Нанди, подбегая к Парвезу. — Мы узнали, что Бадмаш со своими даку по непонятной причине возвращается обратно в Кашмир!
— Что ты говоришь? Не может быть! — удивленно крикнул Парвез.
— Да, да, мухтарам, это так! Мы узнали об этом вчера на базаре в Джампуре, и их видел хозяин караван-сарая в Сахвале. Они очень спешили, — пояснил Барк Андаз. — Мы скакали всю ночь, чтобы известить вас.
— Что же нам делать? — растерянно произнес Парвез.
— Я знаю! — неожиданно прогремел голос Дангу.
Все невольно повернулись к нему. Он стоял вытянувшись во весь свой гигантский рост. Его глаза сверкали необыкновенным блеском, ноздри трепетали. Он излучал силу и решимость.
— Ах-хаг! — разнеслось громовое над амказом. Дангу поднял руки со сжатыми кулаками. — Я знаю, что делать! — повторил он. — Будет большая охота! Как учил меня мой отец Вангди!
И он начал проверять оружие.
— Раджа джи! Как же ты… один… их много… они далеко, — неуверенно проговорил Парвез.
— Нет, не один! Никитка, сынок, и я с тобой. Тебе в помощь! — подбежал к нему Григорий.
— Возьмите с собой Нанди и Барк Андаза. Вот это уже будет сила, — усмехнулся Парвез.
— И каждый — по запасной лошади, — прибавил караван-баши.
— Это правильно. Путь неблизкий. Надо спешить. Гнусный вор и негодяй должен быть наказан по заслугам, — продолжал Парвез, — караван будет ждать вас здесь столько, сколько потребуется. Да благословит вас Аллах, и будет вам удача!
Через полчаса из караван-сарая у крепости Дал Чхатти выехал маленький отряд по дороге на Кашмир и вскоре растворился в темноте жаркой безлунной ночи.
ЗНАКОМСТВО
Была самая середина дня. Все вокруг затянула сетка мелкого упорного дождя. С гор наползал тяжелый серый туман, в ущельях слоистой дымкой грудой залегли спящие облака. Время дождей вершило свой танец воды. Проложенная в скалах падишахская дорога поднималась здесь по берегу Самани, притоку Чинаба, в сторону Кашмира на перевал Пир-Панджал. Река с шумом неслась через пороги, роя берега, кипя и пенясь водопадами в каменных теснинах. Темные дубовые леса с примесью деодара зеленым одеялом укрывали бесконечные хребты и склоны гор. Здесь царили дикость и безлюдье. Единственное человеческое прибежище этой округи — селение Бхимбар было далеко отсюда.
Безлюдье нарушали только два путника, пробираясь по падишахской дороге. Впереди на ишаке, который покорно брел по лужам и грязи, сидел старик в бедном поношенном халате с белой гуджорской шапочкой на голове, что-то тихонько напевая. По бокам ишака были приторочены два небольших мешка. За ишаком шла женщина в белом просторном халате-платье. На голове у нее была чадра с отверстиями для глаз. Иногда она немного отставала, стараясь выбрать путь посуше, но потом нагоняла ишака.
Обычная картина для тех времен Северной Индии. Видимо, небогатая семья, мусульмане — муж и жена держали неторопливый путь по каким-то своим делам. Может быть, навестить родственников в соседней деревне, а может быть, на большой торговый привоз или дальше — в Кашмир.
Лхоба уже второй день тайком следила за движением этих ми. Иногда она наблюдала с явным удовольствием, подкравшись совсем близко на коротких остановках, как женщина ми открывала лицо. Оно было совершенно необыкновенно. Светлая кожа, эти удивительные белые волосы, прямые и длинные с косой сзади. Таких она никогда еще не видела. У Дангу тоже волосы были белые, но они вились. Какой-то внутренний голос говорил ей, что эта женщина и должна быть уми ее дорогого сыночка. Та, которую ее Данг-чи-канг хотел ей показать на перевале Чуп-са и которую украл плохой ми. Но как это проверить? Она ведь не знала языка ми. Напряженно прислушиваясь к их разговорам, она иногда улавливала в речи старика знакомое слово «Дарья». Но относилось ли оно к этой женщине ми, было непонятно. Любопытство разбирало ее все больше. Почему она здесь и едет со стариком? Куда? Как с ними заговорить, чтобы не испугать их? Она лихорадочно обдумывала одно решение, потом отбрасывала его, приходила к другому, снова отбрасывала и думала, думала, не зная, на чем остановиться. Внезапно ее озарила простая гениальная мысль. Да, да! Конечно, она сделает вот так! Именно так! Это будет лучше всего. Если ничего не выйдет — она просто повернется и уйдет. Ей не следует бояться этих ми — старика и женщины. Они не опасны! Она была почти убеждена в этом. И кроме того, у нее уже есть опыт общения с ми. Бод-рха! Бод-рха! Сейчас! Вот сейчас наступил самый удобный момент! Старик в стороне, он не мешает. Никаких других ми поблизости нет. Она повела носом, прислушалась. Эти двое остановились и что-то обсуждают… Лхоба вся напряглась… Вот они внизу, совсем рядом с ней… женщина поотстала…
Лхоба отпустила ветку и…
Здесь дорога делала петлю, отходя от шумевшей реки, исчезая среди нескольких могучих ветвистых дубов, росших между глыбами скал и окаймлявших небольшую поляну.
Старик подъехал к первому дубу, остановился у камня под толстой веткой, простиравшейся над дорогой и защищавшей от дождя, и слез с ишака, бросив несколько фраз женщине.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39