Его пальцы сжались на ее животе и одновременно скрючились в лоне.— Поблизости есть родник, — буркнул он, — Мадрон-Уэлл. Это в миле или чуть дальше от церкви Мадрон.— Да. — Меган подняла голову, лицо блестело от пота. — Я знаю его.Но откуда ему известны подобные детали?— Я хотел бы сходить туда с тобой.Непослушное сердце снова ударилось в грудь, так что мягкие холмики тревожно затрепетали.— А я хотела бы позаботиться о твоем удовлетворении. Его губы нервно дернулись, скривившись в горькой усмешке.— Я уже говорил тебе, Меган. Евнухи отличаются от обычных мужчин.Его пальцы подрагивали в ней, говоря, что он лжет. Он был мужчиной и, следовательно, мог найти облегчение. Если бы только доверился ей.— Мне нужно… вернуться к себе, — пробормотала она. — Взять… — Как глупо краснеть из-за того, что ей потребовались нижнее белье и чулки, когда его пальцы все еще наполняют ее, а тело сотрясается от пережитого экстаза. — Взять плащ.— По пути зайдем в твою комнату и возьмем все, что надо.— Лучше ты тем временем прикажешь хозяину приготовить корзинку для пикника и положить туда обед.— Ты не… передумала?Он пробрался еще глубже, пальцы выпрямились, словно пытаясь пронзить ее насквозь.— Нет, я просто голодна.Он сменил направление движения и стал выходить из нее. Она застыла, мысленно следуя медленному отходу: один сустав, второй…— Я вчера не ужинала.Его пальцы блестели в неярком свете. Меган подняла глаза и встретила его взгляд. Легкая улыбка тронула его губы.— Не хочу, чтобы ты голодала из-за меня.— В таком случае предлагаю вам накормить меня, сэр.— Я не знал, что на свете существуют женщины, подобные тебе.— Я не знала, что на свете существуют мужчины, подобные тебе.Он мгновенно помрачнел, замкнулся.— В твоей христианской Библии упоминаются евнухи, Меган.— Но не мужчины, готовые на все, чтобы женщине было хорошо с ними.Мохаммед вскочил на ноги одним гибким движением. Он был уже готов к любовной схватке, но отступил и, наклонившись, поднял сброшенные накануне белый тюрбан и длинную рубаху. При каждом движении мускулы спины, ног и ягодиц перекатывались под кожей круглыми булыжниками. Небрежно бросив губку на бюро, он надел рубаху, вынул из верхнего ящика щетку с деревянной ручкой и провел по волосам. Пряди легли шелковистыми волнами.Короткая боль стиснула грудь Меган. Какие красивые волосы! А у нее — прямые безжизненные космы!Но чувство зависти тут же сменилось тихой радостью. Как приятно видеть мужчину за утренним туалетом! И привычки у него как у англичанина: так же причесывается, чистит зубы…Меган прикусила губу, чтобы не запротестовать, когда он обернул тюрбан вокруг головы. Когда же Мохаммед открыл второй ящик и вынул широкие белые шаровары, она не сумела удержаться.— Не надо!Мохаммед вдруг застыл.— Что именно? — спросил он не оборачиваясь.— Мне казалось, что у арабов под рубашками ничего нет. Говорят, что и шотландцы ничего не надевают под свои килты. Женщине… забавно воображать, будто стоит задрать мужской подол, и она получит все необходимое.Мохаммед обернулся так поспешно, что белая рубашка взвилась в воздух.— Ты… смеешься надо мной!Он, казалось, до этой минуты не сознавал, что женщина способна на подобные выходки.— Отнюдь, — капризно хмыкнула она, ощущая себя юной и беззаботной. — У англичанок нет чувства юмора, особенно когда они сидят голыми перед полностью одетыми джентльменами. Впрочем, вероятно, в вашей стране об этом не ведают.— Арабские наложницы и рабыни не ездят на пикники.В качестве жены викария она устраивала немало пикников, но никогда не ездила на прогулку одна с мужчиной, без сопровождения компаньонки.— Вряд ли приятно гулять по пустыне, — мягко напомнила она.— Что должен приготовить хозяин?Его растерянность показалась ей очаровательной.— Подозреваю, что гостиница подобного размера вряд ли может похвастаться разнообразным меню. Вполне достаточно сыра и мясного пирога.— Но ты будешь здесь, когда я вернусь?Меган ощутила незнакомый трепет в груди. Несмотря на внешнюю суровость, Мохаммед так уязвим и беззащитен!— Если меня не будет здесь, значит, постучишь во вторую комнату слева по коридору, — спокойно пояснила она. Он повернулся к двери, тихо шелестя одеждами.— Мохаммед!Он остановился, но не оглянулся.— Что?— Откуда ты знаешь о Мадрон-Уэлл? Это местная достопримечательность.— А ты? Тебе откуда о нем известно?Вряд ли тень, снова окутавшая его лицо и вторгшаяся в комнату, имела какое-то отношение к пролетавшему облаку. Он сказал, что между ними больше не будет притворства и лжи.— Я родилась в Лендз-Энд, — негромко ответила она. — Моя мать, как и большинство здешних жителей, придерживалась древних обычаев. Она окрестила меня в колодезной воде.— Чем бы ты хотела запить наш обед? — спросил он в прежней деловитой манере. Меган подавила обиду.— Благодарю, я довольствуюсь сидром.Он открыл дверь и выскользнул из комнаты. Тихий щелчок возвестил о его уходе. Она сгорбилась под бременем лет, неожиданно почувствовав себя старой и никому не нужной.Куда девалась радость жизни? Чем она расстроила Мохаммеда? Что, если он не вернется?Меган встала, подняла черное шерстяное платье и оделась. Подушку и простыню усеяли шпильки. Она собрала все до единой. Сунула ноги в башмаки и схватила шляпу вместе с булавкой.Внезапно внимание ее привлекла маленькая коричневая жестянка на тумбочке, на ней не было надписи. Ничто не указывало на содержимое.Повинуясь непонятному порыву, Меган открыла крышку.Коробочка была наполнена чем-то вроде свернутых сосисок. Французские конверты! Она часто гадала, как они выглядят. Не слишком большие. Как может поместиться туда такая внушительная плоть, как у Мохаммеда? Меган схватила кондом и закрыла жестянку.Коридор оказался пустым и темным, по всей длине лежала вытоптанная шерстяная дорожка. Над каждой дверью висел масляный светильник, тускло поблескивая оловом. Она поспешила к себе. Ее встретило сверкание золота. Обручальное кольцо поджидало на тумбочке возле аккуратно застеленной кровати.При виде его она впервые за последние двадцать два года не почувствовала себя преданной, брошенной, обманутой.Меган порывисто подбежала к окну, громко стуча каблуками, и откинула потертые шторы. Слепящее сияние ворвалось в унылую комнату, доказательство того, что после тьмы всегда приходит свет. Повернувшись, она подхватила кольцо и уронила в верхний ящик комода. Сейчас она снова чувствовала себя смущенной юной девушкой в ожидании первого поклонника. И не помнила, как умылась, почистила зубы, расплела косу и расчесала волосы. Порывшись в комоде, она вынула корсет, сорочку, нижние юбки, шерстяные панталоны… Нет, она не желала носить панталоны. Хотела быть дор. ступной для Мохаммеда.Наконец Меган вынула черную юбку и корсаж. И с досадой поняла, что вся ее одежда черная. Но сейчас некогда беспокоиться о своем гардеробе. Она поспешно накинула сорочку и переплела косы.Раздался резкий стук в дверь. Меган вздрогнула.— Минуту! — воскликнул она, сжимая в зубах шпильки.Стук повторился, на этот раз громче и требовательнее. В желудке туго затянулся узел. Трепеща от предвкушения, она свернула косу узлом и заколола булавками на затылке.Стук превратился в грохот.Сейчас вся гостиница узнает, что Мохаммед рвется к ней в комнату! Она распахнула дверь. И немедленно отступила, чтобы не столкнуться с ним. Черный плащ развевался на его плечах. В руке он держал помятое ведро.— У них нет корзинок, — без предисловий пояснил он.— Вот как? — пролепетала Меган, краснея, остро ощущая солнечное тепло, гревшее спину и беспощадно обнажавшее облупленную краску на стене. Раньше ее нагота оставалась в тени, теперь же тонкий батист не скрывал тех перемен, которые натворило с ее телом время: слишком мягкие груди, слишком округлые бедра.— Если хочешь, можешь подождать внизу…— Я никогда не наблюдал за одевающейся женщиной.Ее румянец стал еще гуще.— Ни один мужчина еще не видел, как я одеваюсь.— Ты не наденешь корсет на наш пикник, — повелительно объявил он.Меган недоуменно подняла брови:— Прости?— Корсеты сдавливают тело.— Но и поддерживают… женскую грудь.— Ты не нуждаешься в такой поддержке, Меган.— Это мне решать.— У мужчин тоже есть фантазии. — Взгляд черных глаз оставался настороженным. — Мне хотелось бы за обедом смотреть на тебя и знать, что вижу настоящую плоть, а не мираж, созданный китовым усом.Меган мысленно сражалась и с женой викария, коей была так долго, и с женщиной, которой хотела стать для этого араба. Вчерашней ночью она не надела корсета, но…Она глубоко вздохнула:— Ты натянул штаны, когда вернулся к себе?— Я таков, каким ты меня видела.Неужели его плоть до сих пор остается восставшей? Она инстинктивно опустила глаза: перед рубахи откровенно вздыбился. Он готов для нее и полностью доступен, если она захочет его иметь. Кипящая кровь обожгла ее щеки и забилась в висках.— Я не могу выйти на улицу в одном платье, — твердо заявила она, поднимая на него глаза. — Необходимо надеть турнюр и нижние юбки, иначе подол будет волочиться по земле.Мохаммед поставил ведро на аккуратно застеленную кровать.— Прекрасно, я помогу тебе.И сдержал слово.У Меган никогда не было горничной. Ей никто не помогал одеваться с самого раннего детства, такого раннего, что она уже и не помнила, когда принимала чью-то помощь.Он застегнул лиф платья; пальцы невольно гладили ее грудь. Змея желания подняла голову.— Спасибо, — пробормотала Меган, задыхаясь от соблазнительного пряного аромата мужского тела, принадлежавшего исключительно Мохаммеду, и никому иному.Когда она попыталась отстраниться, он вцепился в ее пуговицу.— Ты сказала, что не из этих мест. — Пахнущее миндалем дыхание обдало ее лицо. — Почему же солгала?— Последние тридцать лет я жила в Бирмингемшире, — правдиво ответила она. К чему обманывать? В этом больше нет нужды. Она уже немолода, небогата, не представляет интереса ни для кого, кроме этого мужчины. — Лендз-Энд давно уже не мой дом.— И все же ты здесь.— И все же я здесь. Мой муж оставил меня без гроша. Викарий, заменивший его, был холостяком и оказался настолько добр, что позволил мне стать экономкой. В прошлом месяце он женился. Для двух женщин в доме попросту не хватало работы, поэтому я… сама сказала, что хочу уволиться. Родители оставили мне маленький участок земли.И тут в ней взыграла гордость. Она не могла заставить себя объяснить, Что этот так называемый участок размером не более спичечного коробка и что Брануэллы даже в этой обители нищеты считались бедняками.— Больше мне некуда идти.— Ты успела попрощаться с родителями?— Нет, — вздохнула Меган, знакомое сожаление на миг вернулось к ней.— Ты приезжала на их похороны?— Родители так и не простили мне брака с чужаком. Мой муж не был корнуэльцем, этого оказалось достаточно, чтобы проклясть дочь. К тому времени как я узнала об их кончине, оба уже лежали в земле.— А если бы тебе сообщили сразу? Приехала бы?— Не знаю.— Тебе понравилось, когда я проник языком в твой рот? Она едва не потеряла сознания при мысли о его языке и одновременном биении упругого жезла в ее лоне.— Да.— Я тоже нашел это восхитительным. — Два ярких пятна расцвели на его щеках, Мохаммед опустил руки и отступил. — Коляску сейчас подадут.Меган схватила плащ с ржавых крючков, служивших гардеробом, и нахлобучила шляпу. В последнюю минуту вспомнив что-то, она взяла перчатки и вынула из кармана оставленного на кровати платья французский конверт. Глава 5 С терновых кустов свисали обрывки ткани: прошлогодние приношения матерей, лохмотья свивальников, предназначенные умилостивить древних богов. Мохаммед смотрел на чистую весеннюю воду, задаваясь вопросом, зачем привез Меган к Мадрон-Уэлл. Вода бурлила и кипела, вырываясь из-под камней. Она-то не стеснялась говорить правду.Хилла-ридден, преследуемый — так в западном Корнуолле называли человека, чья жизнь была исковеркана кошмарами. Легенда гласила, что такой человек мог излечиться, искупавшись в Мадрон-Уэлл.Он жаждал исцеления. Жаждал искупаться в Мадрон-Уэлл и смыть прошлое.— Говорят, году в 1650 — м сюда пришел калека по имени Джон Трилайли, — начала Меган. Поля ее шляпы и складки вуали защищали лицо от посторонних взглядов. — Три раза подряд он видел во сне, что должен окунуться в источник, но не мог идти сам, и никто не соглашался привезти его. Поэтому он полз всю дорогу и омылся этими водами. Говорят, что он исцелился и ушел на своих ногах.— И ты веришь этому? — бесстрастно осведомился Мохаммед.— Ну… эта история выглядит правдоподобнее, чем многие сказки.Меган подняла глаза. Солнечные лучи беспощадно высветили тонкие линии, прорезавшие ее белую кожу.— Разве в твоей стране нет подобных сказок? Аравия была пропитана ими — джиннами, гуриями, волшебными оазисами. Мохаммед собрался рассказать ей об Аравии.— Иногда евнухи женятся, — выпалил он вместо этого.Зеленые глаза остались безмятежно спокойными.— Что ты имел в виду, когда упомянул, будто плоть евнухов, подобных тебе, может восстать? Разве есть и такие, которые… не могут этого?Где-то чирикнула птичка, ручеек, звеня, бежал по камням. Все это казалось таким далеким… те годы, когда он был здоровым и нормальным… да и тот день, который все изменил.— Существует три вида кастрации, — начал он. — Есть sandali, или castrati, У них удаляются и пенис, и яички. Их аккуратно отрезают бритвой, у некоторых удален только пенис. У подобных мне яички либо отрезаются, либо раздавливаются.Он говорил, не повышая голоса, словно все это происходило с кем-то посторонним, словно совершаемые над людьми преступления считались не чудовищными, но чем-то вполне естественным. Вероятно, так оно и было в Аравии.И только теперь в ее глазах появился давно ожидаемый ужас.— Но как эти несчастные… облегчаются?— Они мочатся через соломинку или садятся на корточки, как женщины.— Значит, эти люди — мужчины, лишенные своего достоинства, — должны страдать без всякого утешения?— Степень желания у евнуха соответствует возрасту, в котором он был оскоплен, — стоически продолжал Мохаммед, не в силах солгать и сказать, что евнух никогда не испытывает желания, потому что это было бы не правдой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10