Правые руки обоих мужчин приветственно взметнулись вверх, а затем с глухим стуком ударили по плечам друг друга.Таким ударом вполне можно было бы свалить лошадь, но ни тот, ни другой не дрогнули.Наконец молчание нарушил О'Нил:— Я на ней играл, как на ирландской арфе.Выждал момент, когда она размякла, и дал волю своему красноречию. Объяснил ей, что попытка закабалить Ирландию была ошибкой, хотя ее люди в Дублине слепо стремятся именно к этому. Сказал, что в правительстве Дублина царят корысть и подкуп. Английских лордов обуревает алчность — подавай им ирландские земли; и за монеты, всунутые в нужную руку, им удается отхватить по пять тысяч акров на каждого. Но в глазах любого человека они — не более чем гулящие помещики, а их подручные обращают ирландцев в рабов! Я открыл ей глаза на то, что англичане в Дублине обкрадывают английское правительство с таким же бесстыдством, как и Ирландию. Я потребовал назначения честного правителя, а со своей стороны пообещал, что обеспечу нейтралитет всех кланов.Хок кивнул, ожидая, что последует дальше.Шею О'Нила удалось вытащить из петли, но кого он успел предать, лишь бы обезопасить свое положение?— Я не стал утаивать, что существует католическое подполье, которое действует согласно предписаниям, ежедневно поступающим из Франции и Испании. Растолковал, что ее английские лорды-католики вынашивают планы восстановить в Англии католицизм и вместо нее возвести на трон Марию Шотландскую. Она потребовала, чтобы я назвал имена, — и я их назвал: Генри Гарнет, Роберт Саутвелл, Трокмортон из Майл-Энд и Бэйбингтон. Я уведомил ее, что для тайных встреч католиков используется матросская таверна в Холборне.Что ж, значит Шейну придется предупредить ирландских католиков, которые там собирались, о возможной опасности; он не сомневался, что О'Нил не задумываясь принес бы в жертву их всех до единого.— Она просила меня сегодня же повторить все это Уолсингэму; поэтому, если ты должен уладить какие-либо дела до того, как он получит эти сведения… займись-ка ими поскорее.Шейн подумал, что О'Нил совсем лишился рассудка: как видно, он считает себя бессмертным, если рискует предстать перед Уолсингэмом, прекрасно сознавая, какое досье собрано на него в ведомстве этого вельможи. Тем не менее О'Нил накинул плащ и наклонился, чтобы засунуть в сапог кинжал, а потом голыми пальцами погасил все свечи в комнате. Они не хотели рисковать, показываясь на людях вместе, поэтому О'Нил поспешил к дому Уолсингэма через Чипсайд и Стрэнд, а Шейн направился к Грйсчерч-стрит и зашагал вдоль реки, однако через некоторое время резко повернул и двинулся за отцом, держась от него на почтительном расстоянии. Внезапно он напрягся, потому что из теней вынырнула темная фигура крадущегося человека, который, очевидно, преследовал О'Нила. Шейн сразу же отбросил мысли насчет грабителя или карманника: то был шпион, которого Шейн невольно навел на след О'Нила. Теперь связь между ними станет известной, и на прибежище в публичном доме — прибежище, которое столь верно служило ирландцам — можно смело ставить крест.Шейн разразился злобным проклятием себе под нос: у него не оставалось иного выхода, кроме как прикончить соглядатая.Неожиданно ему пришлось замедлить шаг: из дверей ближайших домов высыпала стайка чипсайдских потаскушек. Окружив его, они наперебой принялись зазывать его к себе:— Не хочешь ли, милок, отполировать дверной молоточек?Его взгляд обдал их таким смертельным холодом, что они мигом убрались восвояси.Когда О'Нил огибал кладбище при соборе Святого Павла, преследователь прибавил ходу, чтобы сократить расстояние между ними, и Шейн с ужасом увидел, как блеснула сталь в руке незнакомца.— Тайрон! — Предостерегающий возглас громом раскатился по улице.О'Нил круто обернулся, поскользнулся на мокром булыжнике, и его гигантское тело тяжело рухнуло на мостовую.Однако теперь и нападавший был осведомлен о том, что имеет дело не с одним противником, а с двумя, и вполне можно было предположить, что он откажется от своего намерения и кинется наутек. Однако, вопреки всяким ожиданиям, неизвестный бросился на самого Шейна с таким ожесточением, словно то был сам дьявол, вырвавшийся из преисподней. Шейн занес руку с кинжалом, чтобы поразить неприятеля, — и, к полнейшему своему изумлению, почувствовал, что ему под мышку вонзился нож — на всю длину клинка.Кинжал не выпал из руки Шейна, и его удар был точным и уверенным — прямо в сердце.Крик убийцы оборвался, когда кровавая пена хлынула у него изо рта.Внезапно послышался топот бегущих людей: как видно, короткий предсмертный вопль привлек внимание городских стражников.Шейн и О'Нил прекрасно понимали: их вот-вот арестуют за убийство. Полдюжины рослых здоровяков приближались, восклицая: «Именем королевы!» О'Нил вскочил на ноги в мгновение ока. Он поднял убитого и, обхватив его длинной рукой за плечо, придал трупу вертикальное положение. Шейн запахнул свой темный плащ, чтобы спрятать от чужих глаз кровавую рану. О'Нил выпрямился во все свои шесть с половиной футов и, словно башня возвышаясь над стражниками, пояснил:— Мы возвращаемся с вечерней встречи с лордом-канцлером. Боюсь, мой друг хватил лишку спиртного.Затем он обратился на гэльском наречии к дюжему темноволосому стражнику, и Шейн с облегчением увидел, что тот понял. Дозорные опустили свои фонари и позволили троим гулякам продолжить путь к реке. Отец и сын не то донесли, не то доволокли мертвеца до таверны Мермейд-Инн и там столкнули труп с мостков в быстротекущую Темзу. И только после этого Шейн, ослабевший от потери крови, привалился к стене.О'Нил обхватил его рукой и подвел к береговому спуску пристани у моста Блэкфрайерс-бридж.— Идите, — выдохнул Шейн. — Я доберусь домой.Несколько долгих минут О'Нил размышлял, а потом неохотно буркнул:— Я передам тебя на попечение Барона.В его голосе явственно слышалось недовольство. Шейн засмеялся вслух — и сразу же потерял сознание.
Сабби развлекалась тем, что примеряла новые платья, прихорашиваясь перед высоким овальным зеркалом. Прелестные одежды тешили ее душу; напевая себе под нос незатейливую мелодию, она развесила целый ряд новых и дорогих нарядов. Ей вдруг пришло в голову, что уже очень долго она не была так счастлива, как сейчас. Время от времени она принималась строить догадки, что могло задержать Шейна; потом ей вздумалось взять двух его волкодавов и выйти погулять, чтобы обследовать парк, окружающий Темз-Вью. Собаки рванулись в тенистый полумрак, и на какое-то ужасное мгновение Сабби испугалась, что они убегут неведомо куда; однако, к немалому ее облегчению, они повернули назад, пронеслись мимо нее и стали описывать круги, принюхиваясь к каким-то невидимым следам.«Слава Богу, Шейн хорошо их натаскал», — подумала Сабби. Она надеялась, что встретит его на пути от пристани к особняку, но, промаявшись у берега около часа, она повернула к дому; ее радостное возбуждение стало мало-помалу улетучиваться.Она вошла в библиотеку и пролистала несколько прекрасных книг, стоявших на одной из полок. Выбрав ту, что показалась ей наиболее интересной, она взяла ее с собой наверх.По прошествии некоторого времени Сабби почувствовала, что неспособна сосредоточиться на книге. Поднявшись с кресла, она подошла к окну, но уже стемнело, и ей оставалось только уткнуться взглядом в черноту ночи. С тяжелым сердцем она начала расхаживать по спальне.Но Сабби была не единственным человеком в Темз-Вью, который в этот час мерил шагами комнату. Барон проклинал себя за то, что не пошел сопровождать Шейна. Конечно, Шейн мог постоять за себя в любых переделках, но во всем, что касалось О'Нила, Барон не мог оставаться спокойным. Быть сыном Эрина — это и счастье, и проклятие, думал он. В ирландской душе есть такие темные закоулки, что сам черт ногу сломит.Он пытался стряхнуть свои страхи, но это ему никак не удавалось.А у Сабби тем временем накипала досада: как мог человек, столь недавно ставший ее любовником, так бессовестно ею пренебрегать!Однако она готова была признать: раздражение просто помогало ей скрыть от самой себя гнетущее беспокойство. В конце концов пришлось назвать вещи своими именами. Чего она боится? Ответ пришел быстро: она боится за него. А почему, собственно, она должна заботиться о его безопасности? Разве она не жаждет мести? Разве она не желает навредить ему?Ответ также не заставил себя долго ждать: да, она хотела навредить ему, но, по непонятным причинам, не хотела, чтобы ему навредил кто-либо другой!Она решила разыскать Барона. Если Шейн ввязался в очередную тайную авантюру, то, вероятно, он будет отсутствовать несколько дней, и ей следует вернуться в Виндзор сегодня же, пусть даже в столь поздний час. Она услышала громкие голоса в восточном крыле особняка и поспешила туда.— У него рана в боку, под плечом, а такие раны смертельны, парень, тебе бы следовало это знать! — орал рыжеволосый гигант, который, по словам Шейна, носил титул графа Тайрона. — Я должен идти… я и так уж слишком много времени потратил попусту.Барон уставился на него тяжелым взглядом.— Попусту?! Он ваш сын!Сабби остановилась как вкопанная у входа в комнату Барона. Значит, Барон все-таки может говорить, и слова, которые он произносил, звучали невероятно, но сердце у нее замерло от слов его собеседника. Ее глаза метнулись к неподвижной фигуре, распростертой на столе между двумя мужчинами.— Он умер! — в ужасе закричала она, рванувшись вперед, и тут же яростно обрушилась на О'Нила:— Это все из-за вас! Не знаю, своей ли рукой или чужой, но это натворили вы!Взгляд, которым он на нее воззрился, был страшен, но она не дрогнула и не отступила.Он глумливо усмехнулся:— Королева поощряет в англичанках независимость. А мы, ирландцы, умеем сделать наших женщин шелковыми. Мы хорошо знаем, когда за косы оттаскать, когда в постели приласкать. Главное, чтобы и то и другое регулярно.Барон быстро освобождал Шейна от одежды, уже не обращая внимания на прочих присутствующих в комнате. Услышав слабый стон, Сабби закричала:— Он жив! Позвольте мне помочь вам!О'Нил поднял плащ и презрительно бросил:— Что ж, раз подоспела эта его шлюха, ты сможешь обойтись и без меня.Она наблюдала, как Барон раскладывает на прикроватном столике ножи, ножницы и странные хирургические инструменты. Он открыл специальный шкаф, где у него хранились бинты, пакетики с отмеренными дозами лекарств и мази всех цветов во флаконах и баночках причудливых форм. Сабби видела, как он бросил в серебряную миску с горячей водой какие-то кристаллы, и вода приобрела темно-пурпурный цвет. Затем он промыл зияющую рану, из которой все еще вытекала кровь.— Он выживет? — спросила она, едва шевеля губами. В комнате наступила тишина. — Говорите, черт вас побери! Он меня обманул: сказал, что вы не можете говорить, но я же слышала ваши слова!Когда наконец раздался ответ, Сабби невольно поразилась, как красиво звучит его голос. Богатый, явно свидетельствующий о превосходном воспитании, добрый, сильный и несущий утешение.— Он вас не обманул. Он сказал: «Барон не говорит», а вовсе не «Барон не может говорить». — Он помолчал. — О'Нил прав. Глубокие раны под мышкой почти всегда смертельны, и все-таки… он один из самых сильных людей, каких я когда-либо встречал.— Значит, вы думаете, что у него есть шанс выжить?— Это ваш долг и мой — постараться, чтобы он выжил, — сказал Барон спокойно и убедительно. Он перевязал рану и так туго стянул бинтами грудь Шейна, что почти не оставил тому возможности дышать.— Он же вздохнуть не сможет! — запротестовала Сабби.Барон терпеливо объяснил:— Это только на то время, пока я буду переносить его в кровать. Иначе у него вытечет вся кровь.Когда Шейн был уложен на кровать, Барон снова — уверенными, бережными руками — перевязал рану и снова плотно забинтовал грудь, но все-таки не настолько плотно, как в прошлый раз. Теперь Шейн, который все еще пребывал в бессознательном состоянии, мог дышать, хотя и не слишком глубоко.— Что я могу сделать? — робко спросила она.— Не позволяйте ему подниматься с кровати, — прозвучал простой ответ. — Я пойду наберу кое-каких трав, которые придадут ему сил. Как только он придет в сознание, сразу же позовите меня.Сабби вгляделась в раненого. Казалось, на него была надета маска смерти — таким бледным и неподвижным было его лицо. Теперь она поняла, откуда у него ирландское имя — Шейн. Он ирландец. Он ирландский принц. Все это казалось таким очевидным, как будто она знала — их судьбы связаны воедино, на благо или во зло от начала времен.Внезапно он сбросил покрывало и заметался. Глаза он не открыл, и она не знала — пришел он в сознание или нет. Она укрыла его снова и попробовала удержать от резких движений, но не могла с ним совладать. Тогда она начала тихо-тихо напевать ему что-то монотонное — успокаивающим, ласковым голосом, вкладывая всю душу в отчаянную попытку подчинить его этим умиротворяющим звукам.Вскоре она заметила, что старается не зря: он затихал, когда звучал ее голос, и начинал метаться, стоило ей умолкнуть. Его лицо уже не было смертельно бледным, но на смену бледности пришел лихорадочный румянец, и, дотрагиваясь до его тела, она чувствовала, что он весь горит.Вошел Барон с большим кубком в руках, который он передал Сабби, а сам осторожно поднял с подушек голову Шейна. Сабби поднесла кубок к губам раненого, и оба терпеливо дождались, пока он не выпил половину приготовленного зелья. Сабби принесла из ванной комнаты кувшин охлажденной розовой воды и бережно обмыла лицо, шею и грудь Шейна.Затем Барон снова поднял его голову, и они сумели сделать так, чтобы он проглотил остаток эликсира. Барон не отлучался из спальни в течение двух часов, пока микстура не возымела действия: жар начал спадать. Сидя по обе стороны от Шейна, Барон и Сабби удерживали его в неподвижности.Когда наступил кризис и сухой жар спал, выступила испарина — из всех пор тела сочилась влага, настолько обильная, что промокли простыни. Сабби принесла свежие и с помощью Барона сменила белье в постели.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48