— На нас смотрят, дорогая, — сказала она тихо. — По крайней мере… хоть для вида.
— Я больше не заигрываю с толпой, мама.
Флер повернулась и отошла.
Белинда осталась стоять с неловко протянутой рукой, даже не осознавая, что поставила себя в глупое положение. Единственное, о чем она могла сейчас думать, — это о своей дочери.
Блестящая Девочка.
Это имя она придумала. Как оно подходило красивой Флер.
Творению, созданному ею. Творению, которое Алексей хотел разрушить. Но Флер не была дочерью Алексея, Флер была дочерью Флинна… Ее дочерью… И каким-то образом дочерью Джимми тоже.
Белинда просунула пальцы под мех и коснулась маленького амулета на цепочке, который снова стала носить под платьем. В золотые денечки, в «Саду Аллаха», ей подарил его Флинн. Но это еще не было началом.
Начало… Она вспомнила его так ясно, как сегодняшнюю утреннюю газету. Тот день, когда все началось.
Это было в сентябре, в четверг. Было жарко даже по меркам Южной Калифорнии. В этот день она встретила Джеймса Дина…
ДИТЯ БАРОНА
И вот он я, который не в состоянии понять самого себя. Все еще не знаю, кто я такой. Все еще охочусь за собственной душой.
Эррол Флинн Грехи мои тяжкие
Глава 2
1955 год. Джонас Солк — самый любимый мужчина в Америке. Дети снова могут купаться в городских бассейнах, ездить в летние лагеря, и при этом родительские сердца не замирают от ужаса. Благослови Господь Джонаса Солка, освободившего Америку от страха.
Айк и Мами в Белом доме, Энтони Иден на Даунинг-стрит , 10 (хотя большинство людей считает не правильным, что Черчилля там больше нет), Хуан Перон прячется в Парагвае.
Уолт Дисней являет миру своего ушастого мышонка, а на Мэдисон-авеню расхваливают достоинства шариковых дезодорантов и сигарет с фильтром. Америка чистит зубы пастой «Ипана», покупает фотоаппараты «Полароид»…
Это было не лучшее время для вступления в брак. Принцесса Маргарет решила не бросать все ради любимого мужчины, обрекая таким образом полковника авиации Питера Таунсенда на мученическую жизнь…
Белинда Бриттон думала о Мэрилин, листая номер журнала «Современный экран», который взяла на полке в аптеке Шваба на Бульваре Заката. Она не могла дождаться, когда увидит новую картину с Мэрилин «Семь лет чесотки». Переворачивая страницу за страницей, она поймала себя на мысли, что ей не хотелось бы проделывать ничего подобного с Томом Юэллом. Он не слишком хорош собой. Она предпочла бы увидеть Мэрилин снова с Бобом Митчумом, как в фильме «Река не течет вспять». Или с Роком Хадсоном. Нет, лучше с Бертом Ланкастером.
Год назад Белинда по-детски, до ужаса влюбилась в Берта Ланкастера. Когда она смотрела «Отсюда и в вечность», ей казалось, это ее тело, а не Деборы Керр, обнимает он в набегающих волнах, и ее целует в губы. Белинда подумала: интересно, а Дебора Керр открывала рот, когда Берт целовал ее? Почему-то она в этом сомневалась. На ее взгляд, Дебора была не того типа. Вот если бы Белинда играла вместо нее, она совершенно точно открыла бы рот навстречу языку Берта Ланкастера, уж будьте покойны.
Несколько недель подряд она воображала съемочную площадку, камеру, которая крутилась без остановки, и Берта Ланкастера, который тоже не останавливался. Вот он опустил верх ее купального костюма, освободил груди, потом стал их гладить, называя ее Карен, потому что именно так звали по сценарию героиню фильма. Но оба, и она и Берт, знали: он не с Карен занимается любовью, а с Белиндой. И когда Берт Ланкастер наклонился к ее груди…
— Извините, мисс, не передадите ли номер «Ридерз дайджест»?
Фантазии Белинды смыло, словно волной из кино.
Она протянула номер, о котором ее просили, потом поменяла свой «Современный экран» на другой, с Ким Новак на обложке.
Отправляясь платить за него, она вдруг поняла, как много воды утекло с тех пор, когда она мечтала о Берте Ланкастере, Тони Кертисе или о ком-то вроде них. А если сказать точнее, прошло шесть месяцев. Ровно шесть месяцев с тех пор, как она увидела магическое лицо, заставившее все остальные красивые лица потускнеть и стушеваться.
Белинда уехала в Голливуд через две недели после того, как увидела это лицо. Она даже не побеспокоилась закончить учебный год, хотя это был третий год в школе второй ступени. К чему диплом, если с пеленок мечтаешь стать кинозвездой?
Стоя в очереди за женщиной, покупавшей «Ридерз дайджест», Белинда размышляла: интересно, ее родители скучают без нее или нет? Глупый вопрос. На публике, перед друзьями, они, конечно, изображают нечто подобное, но на самом деле рады-радешеньки, что она уехала. Хотя Белинде грех на них жаловаться. Каждый месяц они посылают сто долларов, чтобы девочка не работала на какой-нибудь лакейской должности и не опозорила их, если кто-то из знакомых вдруг увидит, чем она занимается.
Родителям ее было за сорок, когда она родилась. Доктор Бриттон владел процветающей практикой в Индианаполисе, миссис Бриттон занималась благотворительностью. Эдна Корнелия, так они назвали свою дочь, оказалась им обоим некстати. Их нельзя было назвать жестокими людьми. Они покупали ей красивые кукольные домики, детские сервизы, любые игры, которые она просила. Когда девочка подросла, они не считая тратили на нее деньги, позволяли ходить в кино всякий раз, когда она захочет. Кинотеатр находился всего в двух кварталах от их дома. Но родители почти не разговаривали с ней и никогда не играли.
Белинда росла со странным, пугающим чувством: она невидимка. От людей девочка слышала, что она очень хорошенькая, учителя твердили, что она яркая, заметная, но их комплименты ничего не значили для Белинды. Разве невидимка может быть особенной? В девять лет она сделала открытие. Все тревоги, сомнения, неприятные чувства исчезают бесследно, когда она усаживается в заднем ряду кинотеатра. Белинда воображала себя одной из волшебных женщин, сверкавших на экране, чьи лица и тела были не в два, а в сто раз больше, чем в реальной жизни. Они были так не похожи на обычных женщин. Ослепительные богини, избранные…
Белинда поклялась, что когда-нибудь это случится и с ней — она станет одной из самых красивых, обожаемых всеми женщин.
Она займет свое место на таком же экране, увеличенная настолько, что ее уже не смогут не заметить: она перестанет быть невидимкой.
Конечно, мешало то, что она еще ребенок. А дети должны жить с родителями, пока не вырастут. Даже если эти родители не очень-то интересуются ими.
— Двадцать пять центов, красотка.
Блондин за кассой был похож на красавчика с плаката, рекламирующего жевательную резинку. Совершенно ясно, что это актер, оставшийся не у дел. Его взгляд оценивающе скользнул по фигуре Белинды, по модному, плотно облегающему стройную фигуру платью цвета морской волны с белой отделкой и с красным, как мак, кожаным плетеным ремнем. Это было одно из самых любимых платьев Белинды, напоминавшее ей что-то из гардероба Одри Хепберн, хотя она относила себя к типу Грейс Келли. Кстати, многие находили, что она похожа на Грейс. Чтобы усилить это сходство, Белинда стала стричься под Келли.
Отправляясь в аптекарский магазин Шваба, она не всегда одевалась как леди, иногда натягивала облегающие черные велосипедные штанишки до колен и шокирующий розовый топ, оставлявший совершенно голым живот. И при этом темные очки. И высокие каблуки. В таком наряде Белинда обязательно зачесывала волосы назад, а справа, над самым ухом, закалывала их маленькой розовой заколочкой. Режиссеры всегда и везде подыскивают разные типажи для картин, и ей хотелось быть готовой к возможной встрече. Ведь она может пригодиться именно такой.
У нее были мелкие черты лица, и с помощью макияжа Белинда старалась подчеркнуть их. Сегодня она нарисовала губы чуть больше, чем они были на самом деле. Потом несколько раз прошлась кисточкой с новейшими румянами фирмы «Ревлон» под линией скул, чтобы подчеркнуть их. Эту хитрость она почерпнула из статьи в «Зеркале кино», которую написал Бад Вестмор, делавший макияж звездам. Светлые ресницы Белинда подкрасила коричневой тушью, желая выделить лучшее, что было в ее лице, а именно изумительные, цвета синего гиацинта глаза. Глаза были невероятно синие и невероятно невинные; их нельзя было забыть, если заглянул в них хотя бы раз.
Рекламному блондину явно понравилось все увиденное, и он подался через прилавок.
— Через час я кончаю работу. Как насчет того, чтобы меня подождать? Я ведь не какой-нибудь незнакомец, заигрывающий с тобой на улице, правда?
— Нет, спасибо.
Белинда взяла плиточку баварского шоколада с ментолом из стопки лежавших на прилавке и подала парню доллар. С тех пор как она узнала, что такие шоколадки обожала Шейла Грэм, она тоже решила их полюбить.
Белинда дважды в неделю заходила в аптеку на Бульваре Заката и всегда покупала шоколадку вместе с журналом о кино, чтобы побаловать себя. Кое-кого она уже успела здесь увидеть. Ронду Флеминг у прилавка, где та покупала бутылочку шампуня, а с Виктором Мэтью столкнулась в дверях.
— А как насчет уик-энда? — не отступал молодой человек.
— Извините.
Белинда взяла сдачу и одарила парня печальной, полной сожаления улыбкой, которая не только не унижала мужское достоинство, но и словно обещала, что ее обладательница всегда будет вспоминать об этой встрече с горько-сладкой печалью. Белинда уже давно привыкла к тому, что производит впечатление на мужчин. Ей это нравилось. Хотя она не понимала, почему так происходит. Поглощенная своими фантазиями, девушка не интересовалась обычными мужчинами. Она объясняла их внимание к себе своим неординарным видом. Но на самом-то деле причина была совершенно в ином.
Белинда обладала способностью заставлять мужчину чувствовать себя значительнее и лучше, чем он есть на самом деле. Сильнее, умнее, мужественнее. Даже отвергнутые ею были уверены, что где-то в глубине души Белинда обожает их. Этот поразительный дар другие женщины наверняка уже давно обратили бы себе на пользу. Но не Белинда. И дело было не в отсутствии ума, а просто в том, что ее мало занимало использование столь редкостного дара в своих целях.
Белинда отвернулась от кассира, и ее взгляд упал на молодого человека, сидевшего за столиком в задней части аптеки, в закутке.
Ссутулившись, он склонился над книгой, рядом стояла чашка кофе.
Все перевернулось в груди Белинды. Все. Она с досадой отмахнулась от назойливого внутреннего голоса, предупреждавшего ее об очередном разочаровании.
Для нее уже стало обычным делом в каждом мужчине видеть его. Белинда слишком много о нем думала. Однажды она прошла за каким-то типом целую милю, чтобы потом обнаружить огромный отвратительный нос, который не мог быть на лице, грезившемся ей наяву и во сне.
Она медленно переставляла ноги, невероятно возбужденная и страшно боявшаяся разочарования. Его пальцы с ногтями, обкусанными до мяса, потянулись за пачкой «Честерфилда» и заученным движением вытряхнули сигарету. Белинда задержала дыхание, ожидая, когда он на нее посмотрит. Сердце стучало так громко, что, казалось, заглушило все звуки мира. Ничего больше не существовало на свете, кроме мужчины, которого она видела перед собой.
Он перевернул страницу. Сигарета в зубах повисла в уголке рта, указательным пальцем он открыл коробку спичек. Белинда почти вплотную подошла к нему, когда мужчина отодвинул книгу, выпрямился и чиркнул спичкой. Прикуривая, он поднял глаза, и Белинда сквозь клубы серого дыма посмотрела в холодные голубые глаза Джеймса Дина.
В это мгновение она как бы снова вернулась в кинотеатр в Индианаполисе, на фильм «К востоку от Эдема». Она сидела в последнем ряду, когда вот это же лицо с высоким лбом и беспокойным взглядом умных глаз вдруг возникло на экране. Джеймс Дин ворвался в ее жизнь, вытеснив все другие лица, увеличенные тем же экраном, на который она смотрела несколько последних лет. Внутри Белинды вспыхнул фейерверк, закрутились огненные колеса, и она почувствовала себя так, будто из нее выпустили весь воздух.
Дрянной парень Джимми Дин с тлеющими глазами и кривой усмешкой. Дрянной парень Джимми, который щелкал пальцами и хохотал, посылая мир ко всем чертям. С того момента, когда Белинда увидела его на экране, он стал для нее всем. Горящий во тьме маяк, мятежная душа, открытый вызов, невероятное вдохновение.
Посадкой головы, сутулостью плеч он как бы заявлял: мужчина сам отвечает за себя. Белинда приняла это послание, переварила его и вышла из кинотеатра с собственным выводом: женщина отвечает сама за себя. Через две недели она потеряла девственность на заднем сиденье «Олдса-88» с мальчишкой, чей надутый пухлый рот напоминал экранного Джимми. Потом она уехала из дома в Голливуд, по дороге поменяв имя на Белинду, чтобы навсегда расстаться с Эдной Корнелией.
Она стояла перед ним, не помня, как очутилась здесь. Ее сердце прыгало в сумасшедшем танце, ей невыносимо хотелось оказаться сейчас в черных велосипедных штанишках и в розовом топике с голым животом, а не в элегантном строгом платье цвета морской волны.
— Я… я полюбила ваш фильм, Джимми, — тихо сказала Белинда; ее голос задрожал, как туго натянутая скрипичная струна. — «К востоку от Эдема». Мне очень понравился этот фильм. — И еще мне очень нравитесь вы. Больше, чем вы можете себе представить.
Глаза с тяжелыми веками смотрели сквозь сигаретный дым, с пухлых губ сорвалось:
— Да?
Боже, он заговорил! Она едва могла поверить.
— Я самая большая ваша поклонница, — призналась она. — Не знаю, я потеряла счет, сколько раз я смотрела «К востоку от Эдема». — О, Джимми, вы для меня все. Вы все, что у меня есть. — Это было прекрасно. Вы были замечательны.
Белинда смотрела на него с обожанием, ее гиацинтовые глаза излучали бесконечную любовь.
Дин пожал узкими плечами, все еще не отрываясь от книги.
— Не могу дождаться «Мятежника поневоле». Он ведь выйдет в следующем месяце, да? — Ну вставай же, возьми меня с собой. Возьми к себе домой и займись со мной любовью.
— Да.
Ее сердце забилось еще быстрее, голова закружилась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10