Еще Домини узнала, что он вдовец и что его единственный сын учится в Афинах в медицинском институте.— Его не удовлетворит работа врача на острове, — с улыбкой сообщил доктор Суиза. — А вот я здесь на месте. Я работаю в детской клинике, построенной вашим мужем, которую помогают содержать влиятельные, как и он, люди. Они же помогают оплачивать счета тех, кто сам не в состоянии сделать это.— Вы лечите Поля от головных болей, доктор Суиза? — спросила Домини.Доктор как раз выбирал для себя пирожное, и его раздумье о том, что же предпочесть из множества вкуснейших изделий кулинарного искусства, оказалось слишком серьезной проблемой. По крайней мере, на минуту его вилка застыла над тарелкой, потом он, наконец, сделал выбор и бросил на Домини короткий взгляд из-под кустистых бровей.— Он говорил вам о своих… головных болях? — спросил Метрос.— Не совсем так. Кажется, его раздражает, когда я пытаюсь говорить об этом, — сообщила она. — По всей вероятности, будучи во всем, если не считать головные боли, сильным и здоровым, он не хочет признавать за собой какую-то слабость.— Возможно. — Доктор положил в рот пирожное и внимательно наблюдал за пчелами, собирающими мед на ближайших к ним цветах какого-то вьющегося растения.— Поль — типичный грек, — вдруг сказал Метрос. — А греков всегда нелегко понять. Их можно сравнить с айсбергами, большая часть их скрыта от глаз.— Айсберги могут принести много вреда, — тихо проговорила Домини.— Но они могут растаять: лед не железо.— Воображаю, какая температура для этого потребуется, — рассмеялась Домини.Доктор улыбнулся, услышав новый звук ее голоса, и удивился тому, как оживилось и преобразилось от смеха ее прекрасное лицо, которое до этого он видел только страдающим или недоступно холодным. У него засветились глаза. Теперь он понял, что ошибался, считая ее холодной… Ох, как эти ее глаза отражают синеву неба и моря, и как соблазнителен изгиб ее губ. В самом деле, она еще почти ребенок, тонко чувствующий, застенчивый, — не из тех, кто показывает свои чувства. Он наклонился и посмотрел ей прямо в лицо.— Есть единственный огонь, способный поглотить все, — сказал он. — Мало что может устоять перед его мощью.— Это загадка, доктор Суиза? — улыбнулась Домини.— Можно назвать это и загадкой, дитя мое. Самой сложной в мире и по-настоящему неразгаданной с того самого времени, когда Ева подала Адаму запретное яблоко.— Понимаю. — Она крепко сцепила пальцы, будто стараясь успокоиться. — Вы говорите о любви, доктор.— А разве вы не согласны, что это всепоглощающее пламя, мадам?Домини отвела взгляд и на мгновение с ужасом подумала, у ж не рассказала ли она ему что-то в бреду. Он был добр, в возрасте, и напоминал ей дядю Мартина, но исповедь может принести только временное облегчение, за ним последует смущение, сожаления в том, что позволила себе раскиснуть.— Мне всегда казалось непонятным, почему яблоко было запретным, — пробормотал Метрос. — Если у Евы не хватило бы мужества сорвать его, даже рай оказался бы скучнейшим местом.— Они с мужем были изгнаны из рая, — напомнила ему Домини.— А разве вы не считаете, что они нашли для себя другой, гораздо более интересный? — усмехнулся он. — Весело играть, как дети, в саду, но выйти в джунгли и прожить каждое мгновение напряженно и захватывающе… это… это же и значит жить по-настоящему.Тут Домини взглянула на доктора, мудрый блеск его глаз сказал ей, что он что-то знает. Они с Берри играли в саду, как дети… упоминала ли она имя Берри в те долгие темные часы после камнепада?Доктор Суиза поднялся на ноги и с явной неохотой объявил, что должен еще посетить нескольких пациентов. Он взял Домини за руку и со значением пожал ее.— Мы должны еще побеседовать с вами, — он улыбнулся. — Скоро, да? Когда вы будете к этому готовы, да?— О чем, доктор? — спросила Домини, не совсем уверенная, что он правильно выразил свою мысль по-английски.— О вещах, от которых не убежать, дитя мое. Неизбежных вещах, как рождение, любовь… и смерть.Она смотрела на него широко раскрыв глаза, не понимая. Он задержал ее взгляд, потом склонил тронутую сединой голову и поцеловал ей руку. Метрос попрощался по-гречески, и через минуту она осталась одна. Домини сидела очень тихо, вдруг охваченная острым чувством одиночества. За окнами дома царило молчание, было время сиесты, и даже птицы, казалось, задремали на ветвях деревьев.Домини откинулась на подушку шезлонга и закрыла глаза. Шуршали сосны, шептало море, а ее мертвый ребенок, казалось, больно сжал ей сердце. Ушла любовь, которую он мог принести и подарить, и слеза поползла по щеке Домини.Она проспала недолго и проснулась, почувствовав неожиданный холод. Солнце уже больше не освещало площадку перед домом, и Домини заметила, что, пока она спала, дымка, большую часть дня висевшая над морем, прокралась на остров и кольцом окружила вершину и дом вместе с ней.Домини предупреждали о внезапных туманах, но она не ожидала, что туман может так быстро окутать всю видимую часть острова. Немного взволнованная, Домини соскользнула с шезлонга и подошла к краю площадки взглянуть на утесы в море. Она почти их не увидела, но ясно слышала ленивые удары волн о камни. Медленно двигающиеся кольца тумана поднимались вверх, и на ее волосах быстро образовались крошечные капельки влаги. У Домини появилось жутковатое чувство, будто она вместе с домом оказалась вознесенной в облака.Домини услышала приближающиеся шаги и, обернувшись, увидела подходившего к ней Яниса.— Кажется, мы оказались отрезанными от всего мира здесь, наверху, Янис! — воскликнула она.— Да, мадам, — серьезно кивнул он. — Здесь очень сыро, вам надо вернуться в дом.— Да, уже иду, Янис. — У нее потеплело на сердце от того, что он беспокоился о ней. — Я чувствую себя здесь, наверху, как Елена, гуляющая по крепостному валу Трои… это надолго, как вы думаете?— Думаю, на несколько часов, мадам.— О, тогда это может задержать приезд моего мужа с сестрой. Как вы считаете? Дорога, ведущая сюда, так крута и извилиста… да еще в тумане, при котором почти ничего не видно, я думаю, Поль не рискнет ехать домой, пока не прояснится, тем более с Карой.— Уверен в этом, мадам. — Янис раскрыл перед ней двери в salotto, и Домини вошла в большую комнату, почти полностью погруженную в сумерки, согретую ярко пылающим в камине оранжевым пламенем.— Вы просто прелесть, Янис, что разожгли камин! — Домини покрепче запахнула шелковые складки халата и поспешила к огню. Все еще чувствующая себя избитой и больной, она не могла, как делала это обычно, свернуться клубочком на огромной темной медвежьей шкуре и вместо этого села в глубокое кресло Поля, — протянула руки к жару потрескивающих поленьев. Лита была занята приготовлением особо вкусных блюд, чтобы отпраздновать приезд Кары, но теперь ясно: они, вероятнее всего, задержатся. Домини сказала Янису, что она перекусит около семи часов здесь же у камина. И добавила, что надеется, задержка с ужином не особенно расстроит Литу.Он улыбнулся и покачал головой:— Мы так рады, что вам опять хорошо, — тихо сказал он. — Может быть, вы сейчас же выпьете чашечку английского чая, мадам?— Угу, — она благодарно кивнула, и глаза затуманились от слез, когда она наблюдала, как Янис выходит из комнаты. Греческая доброта, такая открытая, совершенно бескорыстная, — их постоянное желание облегчить ближним ношу. Домини усиленно поморгала, чтобы не расплакаться.Чай был просто изумителен, и так приятно пить его, сидя возле горящего камина, скинув шлепанцы и закопавшись пальцами в медвежий мех коврика. Туман подкрался к самым окнам, огонь отражался на темных поверхностях, красных камнях фриза над камином, освещая и оживляя флейтистов, кентавров и девушек с факелами. Вино в хрустальном графине сверкало рубиновым светом. Единственное, чего не хватало, — тихого и уютного кошачьего мурлыканья.Через некоторое время маленькие, резного дерева часы отсчитали еще один час, и Домини решила подняться в спальню, чтобы переодеться в платье. Она чувствовала усталость и боль во всем теле, но твердо решила не ложиться в постель. Скоро туман рассеется, и будет гораздо лучше, если она встретит Кару и Поля, а не станет валяться в постели.Домини надела голубое платье с длинным рукавом, чтобы Кара не расстраивалась при виде ее рук, до сих пор покрытых синяками. Лицо в зеркале выглядело бледным, с темными кругами вокруг глаз, и Домини воспользовалась косметикой, чтобы скрыть следы несчастья, теперь уже, слава Богу, начинающие исчезать!Да, платье слишком просто, надо оживить его каким-нибудь ожерельем. Домини открыла ящик, где хранила драгоценности. Там вместо простой, обтянутой кожей коробки была филигранная шкатулка с вырезанными на ней очаровательными чертенятами и фавнами, рыбками и ракушками, летящими птицами. Домини открыла шкатулку. Да, внутри ее драгоценности, аккуратно разложенные по изящным и удобным крохотным выдвижным ящичкам.Антикварная шкатулка для драгоценностей была подарком Поля. Молчаливое выражение сочувствия, как предположила Домини, потому что за прошедшие восемь дней он ни слова не сказал о потерянном ребенке. Он вообще казался замкнутым более обычного.Домини провела пальцем по изящной резьбе шкатулки, получая удовольствие от осязания, которое, однако не согревало ей сердце. Она взяла простую нить жемчуга, когда-то принадлежавшего матери, и, надевая ее, вспоминала о дне своего венчания. Жемчуг считается несчастливым для невесты, но она ожидала, что ей придется плакать в тот день, и потому, остановив выбор на ожерелье, бросила вызов судьбе.По дороге на первый этаж Домини приостановилась у лирообразного окна на повороте лестницы и увидела, что туман стал совершенно непроницаемым. Шуршание ветвей, доносившееся со стороны сосновой рощи, казалось таинственным и жутковатым, а дом — пустым и нежилым. Она была рада застать в salotto Яниса, с уютным посвистыванием задергивающего шторы. Все лампы были зажжены, а в камине пылающие сосновые поленья шипели и распространяли аромат хвои.Ее нервное напряжение, казалось, немного ослабло в тепле и уюте комнаты, и Домини осторожно потрогала цветы, поставленные Янисом в вазу на маленьком столике, подвинутом к камину. Он включил приемник и до них донеслась из-за закрытого туманом моря, из Афин, нежная мелодия из «Сельфид».— Туман, вроде бы, стал еще гуще, а, Янис? — Домини уселась в пододвинутое им кресло.— Я бы сказал, что он все такой же, мадам. — Он налил в ее бокал вина… критского вина, которое, как всегда говорил Поль, надо пить с диким инжиром и медовыми кексами, так, как в старину, — без них не обходился ни один ужин любовников.Она чуть поежилась, ей почудилось, что она слышит его смех, и, чтобы согреться, отхлебнула немного вина.— Я уверен, что месье Стефанос не выедет в такой туман, мадам. — Янис посыпал на горящие поленья можжевеловые иголки, и их аромат сразу же распространился по всей комнате. — А теперь я принесу вам суп.Домини ела только чтобы сделать приятное Янису и его жене, у нее совсем не было аппетита. Столик убрали, и она пила кофе, сидя в глубоком кресле Поля, когда в дверь вдруг громко постучали. Сердце у Домини бешено заколотилось от волнения. Когда дверь в salotto распахнулась, Домини стояла… поспешно вошел Никое Стефанос… а за ним высокий и светловолосый Берри Созерн. Глава 14 Никос с завившимися от влаги в кольца волосами сразу же подошел к Домини и взял ее за руки. Пальцы Домини в его руках были холодны, как лед, и сильно дрожали. Она была уверена: что-то случилось… Поль с Карой попали в аварию по дороге домой. Глаза ее, как бы с мольбой, обратились к Берри, потом она обернулась Никосу:— Это Кара и Поль, да? Они разбились на машине? Никое закусил губу, а Берри сунул руки в карманы автомобильной куртки. Поднятый воротник лохматил ему волосы, а глаза, когда он встретился с Домини взглядом, потемнели.— Скажите же мне! — Она впилась ногтями в руки Никоса.— С Карой все в порядке, — сказал он. — Поль… его увезли в больницу… Домини болезненно перевела дыхание.— Он сильно пострадал?Никое взглянул на Берри, потом заставил Домини усесться в кресло, а Берри поспешно подошел к бару, где стояли графины. Послышался звон открываемой пробки, Берри удостоверился, что в графине находится бренди, и налил в маленькую рюмочку. Когда он шел через комнату с рюмкой к Домини, Никое сказал ей:— Никакой аварии не было. Поль заболел… очень серьезно…— Возьми, выпей, моя хорошая. — Теплая рука Берри легла на ее плечо, и рюмка оказалась у самых ее губ. Она выпила, сознавая, что он дает ей бренди, так как Никое должен сказать что-то еще, гораздо худшее, чем то, что он уже сказал ей.Никое стоял, не сводя глаз с Домини, бледное молодое лицо над высоким воротником черного матросского свитера страшно расстроено.— Мой кузен не выживет, — хрипло выговорил он, — и я подумал, что ты, Домини, захочешь побыть с ним.Поль умирает? Она недоверчиво взглянула на Никоса.— Нехорошо, если бы ты услышала такую новость по телефону, — продолжил Никое, расстроенный и не совсем уверенный что нужно говорить в подобных случаях. — Берри как раз был у нас в доме, потому мы приехали на машине вместе. На нижних склонах туман был очень густ, но сейчас стало немного получше…Туман, ошарашенно думала Домини. Какое значение имеет туман?Она вскочила на ноги и увидела Яниса, обеспокоенно топтавшегося в дверях. По лицу слуги ясно, что он слышал все, что Никое сказал о Поле. Печально покачивая головой, Янис пошел за пальто и шарфом для Домини. Это было очень красивое пальто из меха оцелота, и Берри помог Домини надеть его и поднял большой воротник, чтобы закрыть от влаги голову, застегнул пуговицы, а волосы она сама прикрыла шелковым шарфом, купленным у уличного торговца на Плаке. На Плаке, где она бродила с Полем.Поль… умирает!Она оказалась в машине, сидящей на заднем сиденьи рядом с Берри. Янис и Лита стояли в дверях дома, похожие на призраков, и наблюдали, как Никое развернул машину и направил ее в почти непроницаемую массу тумана. Голова у Литы прикрыта черной шалью и глаза — мокрые.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23