Ты не смог бы иначе.
— Ты мне льстишь. И себя недооцениваешь, — добавил он. — Может, я сам вынудил тебя не ждать от жизни многого. Я сделал тебя ожесточенной.
Он выглядел таким расстроенным, что Норин почувствовала себя виноватой.
— Я больше не ожесточенная, — произнесла она шепотом. — Тетя Мэри и дядя Хол были так добры ко мне. Мне нравится проводить с ними время.
— Только не позволяй им увезти тебя из страны, — потребовал он, — еще слишком рано.
— Как же с тобой будет трудно, когда дети решат покинуть дом, — заметила она сухо.
— Да откуда у меня возьмутся дети? Ты оставляешь меня!
Сердце ее выпрыгивало из груди, но она держалась непреклонно.
— Всему свое время, — произнесла Норин спокойно, — все будет хорошо.
— Хорошо! — в его голосе звучала издевка. — С кем я смогу поговорить? Кто успокоит и поддержит меня в трудную минуту?
Ей нелегко было спорить с ним, но решение принято.
— Только протяни руку к телефону, — пообещала она. — Можешь звонить, когда захочешь. — И добавила, отведя взгляд: — Ты ведь мой друг, а друзья всегда разговаривают.
Минута прошла в тишине. Его пальцы ласково коснулись ее лица, и, казалось, он не дышал, когда наклонился поцеловать ее.
— Хочешь быть моим другом? Тогда пристрели меня, — прошептал Рамон. — Это будет милосерднее.
— Не говори глупостей. Я никогда не причиню тебе боль.
— А как ты называешь свой уход из моей жизни? — возмутился он.
— Самосохранением, — раздался еле слышный шепот.
В ту же секунду он обнял ее и притянул к себе — близко-близко, насколько это было возможно в ее состоянии. Рамон никогда не забывал об ее едва зажившем шраме. И она поддалась его чарам, хотя точно знала, что должна уехать из этой квартиры.
Его губы коснулись ее в легком поцелуе, постепенно превратившемся в более настойчивый. А через мгновение его язык сквозь все преграды прорвался в глубину ее рта, и Рамон поднял Норин на руки.
Девушка была не в силах сопротивляться — обхватила его за шею и подарила ему ответный поцелуй, разожженный его страстью.
Почувствовав, как дрожь пронзила его тело, она замерла и набрала в легкие воздуха. Рамон тяжело дышал, и темные бездонные глаза, что так пристально смотрели на нее всего в нескольких дюймах, казались жадными и голодными.
— Если бы я не был столь добропорядочен, — произнес он хрипло, — я бы отнес тебя в постель и любил тебя, пока ты не стала бы умолять о том, чтобы остаться со мной. Но ты ведь все еще девственница, так?
— Да, — ответила она еле слышно.
— И все это из-за меня, да? — прошептал он. Норин закусила губу.
— Ну и самомнение.
— Я горю желанием быть любимым, быть желанным, быть нужным… Ты показала мне рай, а потом изгнала в ад, и все ради работы!
— Да нет, совсем нет, — быстро возразила она, касаясь его губ, его щек, его носа. — Не ради работы. Я люблю тебя!
Какие сладкие слова! Он и не надеялся услышать их после вс.ех обид и страданий, что причинил ей.
Норин оторвала свои губы от его.
— Ты должен отпустить меня, — прошептала она жалобно.
— Почему?
Она с ума сходила по этому глубокому нежному голосу, звучавшему совсем рядом с ее ухом!
— Чтобы ты мог понять, что чувствуешь. Пауза, тишина, молчание. Он смотрел в ее огромные грустные глаза.
— Что я чувствую? — переспросил он. Норин кивнула, и Рамон тихо вздохнул.
— Разве ты не знаешь? — удивился он. — А Изадора знала. И всегда упрекала меня за это. Я ведь тебе говорил.
— Ты говорил, она считала, будто тебя тянет ко мне, — согласилась девушка, — физически.
Он мягко рассмеялся.
— Физически? — Его взгляд скользнул по ее лицу. — Есть такая песня, Норин, — произнес затем Рамон нежно. — Она даже получила «Грэмми». Я не умею петь, но в ней говорится, что мужчина, если он действительно любит, видит в глазах любимой женщины своих нерожденных детей.
— Да, — пролепетала она в ответ, дрожа всем телом не столько от этих слов, сколько от того, как он их произнес.
— К стыду своему, я видел своих сыновей в твоих глазах с того самого дня, как встретил тебя на кухне в доме Кенсингтонов, — он перешел на шепот, заставивший ее покраснеть, — а я был женат. Какая же это пытка, так грешить и не уметь покаяться. — Он закрыл глаза. — Я расплачивался за этот грех и заставил расплачиваться тебя. Да и сейчас на нас висит это проклятие.
Норин смотрела на него широко раскрытыми глазами.
— Ты хотел жениться на мне, потому что любишь? — спросила она хрипло чуть позже.
— Да, — ответил он, и его прямой взгляд подтверждал эти слова. — Я всегда будут любить тебя. Буду любить всем сердцем, всей душой, буду любить всю свою жизнь.
И она почувствовала, как слезы подступили к глазам, как они покатились по щекам. Одна, другая, третья, жгучий и бесшумный поток…
— Не надо, — шептал он, вытирая ее слезы поцелуями. — Ну что ты… Не плачь. Хочешь уйти, так я не буду тебя останавливать. Но мы хотя бы должны видеться… — Рамон вздохнул. — Я же люблю тебя и отдаю отчет в каждом сказанном слове. Я хочу провести вместе с тобой всю оставшуюся жизнь. Я хочу, чтобы у нас были дети.
— Я тоже хочу детей, — призналась Норин.
— Думаю, нам стоит сыграть свадьбу как можно скорее.
— Правда? Рамон кивнул.
— У тебя есть такая странная склонность — убегать, — пояснил он, улыбаясь. — Может, став моей женой, ты согласишься остаться дома.
Ее пальцы теребили густые волосы у него на висках.
— Я могла бы немного подрабатывать. Рамон пристально прсмотрел на нее.
— Пока не появятся дети?
— Да, и потом, когда пойдут в школу. Я люблю свою работу. .
— Ну, конечно, только все это не так уж просто, тебе придется меня задобрить.
— Так? — прошептала она, наградив его поцелуем.
Он с готовностью отозвался на него и оторвался от нее лишь тогда, когда их тела будто пронзило молнией.
— Дорогая, такие поцелуи очень опасны, — проворчал Рамон. — Нас обвенчают в церкви. На тебе будут белое платье и фата. А потом наступит наша ночь.
Румянец покрыл щеки девушки.
— Многие считают, что она уже была, я слышала от Брэда.
Рамон вопросительно поднял брови:
— Он снова заходил?
— На несколько минут. — Она улыбнулась. — И прежде чем ты сделаешь необоснованные выводы, запомни, он по уши влюблен в одну женщину из больницы, не в меня. — Норин говорила быстро, без пауз, не давая Рамону даже вставить слово. — Мы просто друзья. Так всегда и было.
— Отныне вам лучше быть друзьями на расстоянии.
— Да ты ревнуешь!
— Очень, — он снова ее поцеловал и поставил на ноги. — Знаешь, что-то я устал. Но обещаю после свадьбы перенести тебя через порог.
— Ловлю на слове, — и она улыбнулась ему широко, открыто. Радость переполняла Норин до краев.
Они объявили дату свадьбы — в День Святого Валентина, обсудили все до мелочей, и страх и беспокойство Норин растворились в праздничной суете. Самой большой неожиданностью для нее явился восторг, который вызвало их сообщение у тети и дяди. Мэри сразу же взяла на себя подготовку к свадьбе и за неделю уладила все: и приглашения, и пирог, и сам прием. Норин восхищалась ее организаторскими способностями. Они сблизились с тетей как никогда — тем более, что Рамон на время помолвки отправил ее жить к Кенсингтонам. Он заявил, что настаивает на соблюдении обычаев и не допустит никаких слухов, могущих в дальнейшем омрачить их семейную жизнь.
Новые отношения действовали благотворно на них обоих. Норин расцвела и стала еще прекраснее. Над Рамоном подшучивали коллеги, но он держался стоически. Несколько раз он приглашал Норин на ужин и всегда был корректен и предельно вежлив. Однако в глазах его полыхал такой огонь, что у девушки замирало сердце.
Вечером накануне венчания, когда Норин уже открывала дверцу машины, чтобы выйти из нее, Рамон рукой преградил ей путь.
— Ты с каждым днем волнуешься все больше, — произнес он мягко и ласково сжал ее пальцы. — Объясни, почему.
— Я не так много знаю о мужчинах, — призналась девушка. — Все получится? То есть ты смотришь на меня так, будто можешь проглотить целиком, и я не уверена, что тебе не покажется мало.
Он добродушно усмехнулся.
— Тебя будет достаточно. Но признаюсь, у меня тоже есть опасения… за тебя.
— За меня? — . Она подняла взгляд.
— Твоя невинность пугает меня. Я боюсь причинить тебе боль.
Норин доверчиво прижалась к нему.
— Это меня совсем не беспокоит.
На прощанье она подарила ему полный нежности поцелуй и была удивлена, с какой холодностью он его принял.
— Тебе больше не нравится целовать меня? — спросила девушка.
Рамон лишь рассмеялся.
— Слишком нравится. Завтра вечером ты вполне можешь ожидать множество поцелуев и кое-что еще.
— Особенно привлекательной мне кажется часть под названием «кое-что еще». — В ее приглушенном шепоте слышалось волнение.
— И мне тоже, — Рамон даже прищелкнул языком. — А теперь — спокойной ночи!
— Спокойной ночи, — Норин еще раз взглянула на него и вышла из машины.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Свадьба прошла великолепно. Норин и Рамон обменялись в церкви клятвой верности и, окруженные немногочисленными гостями, коллегами и друзьями из больницы, отправились в дом к Кенсингтонам.
Норин зашла в комнату, долгое время служившую ей спальней, привести себя в порядок и переодеться в костюм, в котором она отправится с Рамоном в Чарлстон в Южной Каролине, где они проведут короткий медовый месяц. Девушка смотрела на свое отражение в зеркале, ее огромные глаза сияли от счастья.
В этот момент она вспомнила об Изадоре. Ужасно, что жизнь кузины оборвалась так трагично. Норин считала, что всегда будет чувствовать некоторую вину перед ней. Тут дверь за ее спиной открылась, и на пороге показалась Мэри Кенсингтон. Она улыбнулась племяннице:
— Нужна помощь?
Норин покачала головой и обернулась к ней.
— Я думала об Изадоре, — ответила она с печалью в голосе.
Взгляд Мэри на мгновение погрустнел.
— Норин, никто из нас не в силах изменить прошлое, — произнесла она тихо. — Я старею и понимаю все лучше и лучше, что в жизни происходит именно то, чему суждено случиться. Все мы бросили Изадору. Мы с твоим дядей не должны были уезжать и оставлять ее на тебя. Да и Рамон тоже. Твоей же вины нет и в помине: заботясь о ней, ты сама могла умереть той ночью. Никто из нас даже не догадывался, как серьезно ты больна.
Надеюсь, ты понимаешь, что тебя никто не винит, по крайней мере, больше не винит. — Ее лицо было совершенно серьезным. — Мы с дядей очень сожалеем о том, что обошлись с тобой столь жестоко на похоронах Изадоры. Думаю, и Рамон чувствует то же самое.
— Вы не знали, — прозвучало в ответ.
— Но сейчас, я надеюсь, все изменится. Для тебя и для Рамона, — ' закончила Мэри.
Эти слова всколыхнули душу девушки, и она, поддавшись нахлынувшим на нее чувствам, подошла к тете и чмокнула ее в щеку.
— Спасибо. Мэри обняла ее.
— У меня теперь осталась только одна дочь — ты, — произнесла она. — Будешь навещать нас время от времени? Особенно когда родятся дети… — И глаза ее весело засияли.
Норин улыбнулась.
— Хотелось бы иметь несколько…
— Мы все будем этого очень ждать, — ответила Мэри и поторопила ее: — Иди скорее к своему супругу, он, кажется, уже теряет терпение!
Дорога в Чарлстон была долгой, но она подарила им возможность наконец-то побыть вдвоем. По пути Рамон часто останавливал машину, чтобы Норин могла немного походить и размяться и путешествие не становилось слишком утомительным.
Но вот, несколько часов спустя, они уже стояли на пороге шикарного отеля в Чарлстоне. Рамон оформил документы, дал на чай носильщику, доставившему в номер их вещи, дождался, пока за тем закроется дверь, подхватил Норин на руки и понес прямо к гигантских размеров кровати.
Еще секунду назад они были одеты, а теперь его глаза наслаждались божественным видом ее наготы, а губы и руки — шелковистостью ее кожи.
— Ты боишься меня, да? — прошептал он, касаясь ее губ своими.
Но она не боялась — она была готова подчиниться ему. Затаив дыхание и облизнув пересохшие губы, Норин вцепилась пальцами в его плечи. Она хотела, чтобы он дотрагивался до нее снова и снова, и устремилась ему навстречу.
А потом приняла его, дрожа всем телом, слыша каждый удар своего сердца и не сводя с него глаз, когда они оба отдались равномерному пьянящему ритму. Она вцепилась в него еще крепче, и острое, резкое, пронизывающее удовольствие уносило ее в неизведанные дали. Она всхлипнула и заметила, как изменилось выражение его лица, когда и он достиг пика огненного блаженства и растворился в нем. Они остановились на мгновение, показавшееся им вечностью, остановились, деля наслаждение друг с другом, не дыша, привыкая к чарующей близости.
— Невероятно, — пробормотал Рамон, не скрывая полыхавшей в нем страсти. — Тебе не было больно?
— О, нет…
— Ты можешь… еще?.. — прошептал он, полный нежности.
— Могу, — раздался еле слышный ответ. — Все отлично. — Ее щеки налились румянцем.
— Такого со мной никогда еще не было, — произнес он. — Никогда!
И вновь они устремились по радуге вверх, соскальзывая и погружаясь в божественный нектар несказанного блаженства. Она хваталась за его плечи и, когда дрожь пронзала ее тело, сжимала их еще сильнее, не веря, что этот восторг когда-нибудь покинет ее. Но вот наконец, обессиленная, она затихла. Рамон, глядя на нее, улыбался.
— Теперь мы поистине одно целое, — сказал он потом. — Муж и жена. Одна душа. Одно тело.
— Я так люблю тебя, — прошептала Норин еле слышно. — Ты мне веришь?
В ответ он осыпал ее лицо каскадом поцелуев.
— И я люблю тебя, дорогая. Только сейчас я понял, что значит найти свою половинку, создать семью. Это не просто физическое слияние, хотя и оно необычайно прекрасно. Это единение душ, единение сердец и мыслей. — Он жадно смотрел на нее. — Я не испытывал такого ни с кем другим. — Рамон сделал паузу и интонацией выделил самое важное: — Только с тобой одной. Но теперь, солнышко, тебе надо отдохнуть. Я не хочу утомить тебя, несмотря на бескрайнее блаженство, которое дарит мне твое тело.
— Я никогда и не мечтала о таком счастье! — Норин прижалась к нему и закрыла глаза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11