- Факты, доказательства, подтверждающие факт утечки? Или будет, как в прошлый раз?
Смуглый наконец-то оторвал свои зеленые глаза от цветовых сочетаний на экране. Чуть усмехнулся; посмотрел на собственную руку, потом на полную женщину со взглядом, как стальной крюк.
- Нарушение человеческих прав… субъекта, - он загнул один палец на своей смуглой руке. - Нанесение травм, несовместимых с психическим здоровьем… - другой палец. - Репрессивные меры, противоречащие кодексу Триглавца… что еще новенького может предложить нам Охраняющая?
- Вам не следует говорить в таком тоне, Тодин, - нехотя огрызнулась женщина. - Вы прекрасно понимаете, что ваши исследования тоже не очень-то… Как, интересно, вы собираетесь работать? Путь к результату… к тому результату, который вас интересует…
- Который нас всех интересует, - холодно заметил смуглый.
Женщина оскалилась, и этот оскал страшновато контрастировал с мягкими чертами домохозяйки.
- Добрый Доктор использовал калечащие методы, - как ни в чем не бывало продолжал смуглый. - Мы надеемся… найти другой путь.
Женщина хмыкнула, всем своим видом обличая собеседника во лжи.
- Одно могу сказать с уверенностью, - на лице смуглого не дрогнул ни один мускул, - две главы вокруг объекта топтаться не будут. Или Познающая, или мы упускаем свой шанс.
Сделалось тихо. Человек с эмблемой Рабочей главы наконец-то уселся в кресло и облегченно откинулся на спинку - как будто дальнейшее его не касалось.
- Тодин, - медленно, будто раздумывая, спросил бородач, - вы действительно можете… получить ТОТ результат?
- Почти наверняка, - пробормотал зеленоглазый, глядя на светящийся экран.
- Вы понимаете, что это значит?
- Понимаю лучше вас! - глубокий голос смуглого прозвучал неожиданно резко. - Прекрасно понимаю, что… но если мы спрячем голову в песок, - мы проиграем почти наверняка! Метод Доброго Доктора всплывет рано или поздно, а так мы могли бы… грубо говоря, найти противоядие. Исследовать механизм… Донор появляется раз в сто лет! ТАКОЙ донор! Такая возможность, а вы…
- Какой темперамент, - женщина криво усмехнулась. - Понимаю, почему ваши пациенты без ума от вас, Тодин… А пациентки в особенности.
- Вы мне льстите, - отозвался смуглый, мгновенно успокаиваясь. - Но в качестве довода это ваше замечание… уязвимо.
- Мы не сможем обеспечить герметичность информации, - женщина плотно сжала губы, сразу же потеряв сходство с домохозяйкой. - Охраняющая категорически против.
- Это ее естественное состояние, - устало пробормотал зеленоглазый.
- Не надо, Тодин, - раздраженно уронил бородач. - Все нервничают… Ваш проект действительно может быть связан с разрушением личности донора?
Зеленоглазый молчал.
Собравшиеся за круглым столом ждали его ответа - но он молчал, и отблески красок с экрана делали его молчание живописным, почти карнавальным.
Человек с лицом, как эмблема, складывал белый лист бумаги. Пополам, вчетверо, в восемь раз, в шестнадцать…
Женщина со внешностью домохозяйки барабанила ногтями по своей пилочке. На щеках ее горели красные пятна.
Бледный молодой человек за плечом зеленоглазого нервно сопел.
Двое угрюмых мужчин, сидевшие справа и слева от женщины, мрачнели все больше и больше.
По периметру большой круглой комнаты шла, опустив хвост, небольшая серая кошка.
Еле слышно урчал кондиционер.
- Начинайте, Тодин, - медленно сказал бородач. - Начинайте, но… в случае применения калечащих методов вам понадобятся специальные санкции. Обращайтесь в координатуру.
Женщина вскинула голову - бородач остановил ее движением руки. Сказал сухо, ни к кому в отдельности не обращаясь:
- Полномочия по факту антивиктимного поведения передается Познающей главе и господину Тритану Тодину лично. Познающая глава должна особенно заботиться о сохранности информации и по возможности щадить человеческие права субъекта… Все, господа. До появления дополнительных обстоятельств вопрос полностью решен.
Человек с зелеными глазами откинулся на спинку кресла.
Если он и был доволен - внешне это не проявилось никак.
Глава 2
Раздолбеж пробежался глазами по вороху ксерокопий, долго изучал ядовитую заметку в «Милых сплетнях», наконец, хмыкнув, поднял глаза на Павлу:
- Мало.
- Сколько было, - Павла прекрасно знала, что этим «мало» отзыв о ее работе не ограничится.
- Долго раскачиваешься, Нимробец. Мелко копаешь… Кассеты от Ковича уже должны лежать вот здесь! - и Раздолбеж пальцем указал место для кассет на своем захламленном столе.
Павла вздохнула:
- Он хочет лично с режиссером…
- Да чихать мне, что он хочет! Это твоя работа, ясно? Не в стекляшке кофе пить целыми днями и не с операторами любезничать, а открыть рот, договориться с Ковичем и принести мне кассеты!..
Павла вспыхнула. Упрек был редкостно несправедлив.
Сегодня утром она выпила-таки в стекляшке две чашечки кофе, но только потому, что у нее слипались глаза! Только потому, что она до утра боялась лечь в постель и заснула на рассвете, в кресле, за расшифровкой какого-то дурацкого интервью! И проспала - о счастье, глубоко и без сновидений - всего два часа чистого времени! Ничего этого Раздолбеж и знать не знает, а совершенно напрасно болтает про кофе и про операторов, потому что в стекляшке Павла встретила Саву с четырнадцатого канала, а Сава ее даже НЕ УЗНАЛ!..
Наверное, изменившееся выражение ее лица подсказало Раздолбежу, что на этот раз он не прав. Во всяком случае, прочие обидные слова, заготовленные им для нерадивой Нимробец, так и остались невысказанными. Некоторое время Раздолбеж сопел, скептически глядя в окно, будто сверяя увиденное со вчерашним прогнозом погоды; потом сказал тоном ниже:
- Полчаса назад я звонил Ковичу, и он согласился предоставить свои кассеты. Отправляйся, и прямо сейчас; адрес возьмешь у Лоры. Я буду очень благодарен, если ты ничего не напутаешь и не потеряешь. Иди.
Павла посопела, глядя Раздолбежу в насмешливые глаза; потом опустила взгляд и уныло кивнула.
В лифте ее настиг внезапный голод; может быть, потому, что скоростная кабина, несущаяся вниз почти в свободном падении, всегда как-то странно действовала на ее желудок. Впрочем, Павла сегодня не завтракала, а время было как раз обедать, а на первом этаже широким кругом размещался десяток стеклянных кафе - а потому она презрела недавний упрек Раздолбежа и вошла в «Крыло грифона», чье название на всех этажах давно звучало как «Кило батона».
Спешно жуя бутерброд со свежей розовой колбасой, она то и дело воровато поглядывала по сторонам - не появится ли за стеклянными стенками кафе-аквариума желчное лицо Раздолбежа. За соседними столиками оживленно болтали: у кого-то шеф одобрил к выпуску серию передач, кто-то добыл гениальный сценарий, кто-то выскочил вперед по рейтингу; потом в стекляшку ворвалась целая толпа, разыскала среди обедающих бледного, смутно знакомого Павле паренька и обрушилась на него с поздравлениями - оказывается, у паренька вышла первая передача, и приятели стали в очередь за правом пожать ему руку.
Наблюдая за чужим триумфом, Павла отхлебнула горячего чая, закашлялась и потому проморгала момент, когда малознакомый журналист - кажется, из отдела проблемных программ - принял решение подсесть за ее столик:
- Не помешаю?
Павла мотнула головой. Бутерброда оставалось меньше половины; вряд ли малознакомый журналист успеет ей помешать. Она сейчас уйдет.
- А я вас, кажется, знаю… Павла. Вы у господина Мыреля работаете ассистентом, правда?
Павла удивилась. В стекляшках как-то не принято было заводить сердечные знакомства - во-первых, на работе, во-вторых, на виду… В-третьих… ну, как-то не принято и все. Во всяком случае, с Павлой таким образом не знакомились никогда.
Она кивнула - одновременно недовольно и растерянно. Ее собеседник, наоборот, воодушевился:
- А меня зовут Дод Дарнец, программа «Запрещенный вопрос», вы, наверное, видели…
Павла видела. У «Запрещенников» был высокий рейтинг, хоть передача совершенно не была рассчитана на широкую публику; там не было ни ведущего-провокатора, ни краснеющих звезд, ни радостной толпы рукоплещущих зевак - серьезный, несколько мрачноватый имидж, напряженное словесное действо и действительно острые, поражающие своей смелостью темы.
Павла не любила «Запрещенников» - хоть несколько раз, по настоянию Раздолбежа, смотрела и анализировала. И вот этого Дарнеца, хоть убей, не помнила… Хотя это естественно, чернорабочие журналисты попадают в кадр очень редко.
Ее собеседник понимающе улыбнулся:
- Думаю, что вы не любите нашу передачу, Павла.
Она вздрогнула:
- Почему вы так решили?
Дарнец отхлебнул из своей чашечки:
- Видите ли… слишком острые темы - все равно что слишком острые приправы. Кто-то любит… Кому-то противно. И нельзя же всю жизнь питаться одним хреном…
Павла машинально жевала свой бутерброд.
- И вы совершенно правы, Павла… Есть вещи, о которых вслух, с экрана, не говорят. И даже мы не говорим - не нужно… Но от нашего молчания эти, как я сказал, вещи, они ведь из жизни не исчезают, нет?
Розовая колбаса вдруг встала у Павлы поперек горла - таким внезапным и сильным было беспокойство. И от Дарнеца, конечно, ничего не укрылось. Он развел руками, как бы демонстрируя добрые намерения:
- Нет, Павла, то есть да, вы правильно подумали, но в этом нет ничего странного или страшного… Я журналист, но вторая моя работа - консультант в центре психологической реабилитации…
Она справилась наконец с горлом и мужественно заглотнула полупережеванный кусок.
- Вам дико, что я буду говорить с вами о Пещере. Поверьте, дело стоит того, чтобы эту неловкость преодолеть…
- Какое дело? - выдавила Павла. Дарнец вздохнул. Улыбнулся. Соединил кончики растопыренных пальцев:
- С вами приключилась редкостная история. Три раза подряд…
- Откуда вы знаете?!
Неизвестно, как это выглядело со стороны. Павла сделала все возможное, чтобы ее лицо оставалось бесстрастным, - во многом ей помогло сознание, что она сидит посреди людной площади. Что все вокруг только на нее и смотрят… Дарнец усмехнулся:
- Не волнуйтесь, Павла. Это закон восприятия - в людном месте на нас никто не обращает внимания… Ваш шеф у себя в кабинете. Не волнуйтесь так.
- Откуда вы знаете про…
- Случай столь вопиющий, что укрыться от нас он просто не мог. Это… какое-то феноменальное везение. При том что ваш… сааг приложил все свои немалые силы, чтобы это везение оборвать. Он, можете поверить, сам потрясен не меньше вашего…
- Верю, - процедила Павла сквозь зубы. - Я, знаете, как-то всегда надеялась, что телефоны доверия - это именно телефоны ДОВЕРИЯ, если бы я знала, что после одного случайного, под настроение, звонка…
- Павла, дорогая… Ваш звонок тут совершенно ни при чем. Если бы центр психологической реабилитации не имел собственного доступа к информации Триглав-ца… поверьте, множеству наших соотечественников пришлось бы очень плохо. Знаете, за свою практику я перевидал столько людей, нуждающихся в помощи…
- Я не нуждаюсь в помощи, - сказала Павла резко. Впрочем, в какой-то момент в ее душе шевельнулся слабый и теплый червячок - а что если взять да и переложить свои страхи на узкие плечи Дода Дарнеца…
- Я встречал и продолжаю встречать множество людей, нуждающихся в помощи, - невозмутимо повторил ее собеседник. - В частности, в вашей помощи, Павла.
Некоторое время она молчала, удивленно разглядывая огрызок недоеденного бутерброда.
- Я объясню… - ее собеседник отхлебнул из чашечки. - Ежедневно тысячи людей несут в Пещеру свои комплексы и страхи - волокут этот мусор в чистый и честный мир, где место только честной борьбе и первозданным инстинктам. Ежедневно сотни людей звонят по телефонам доверия, потому что им кажется, что в Пещере что-то не так, что их поведение выходит за привычные рамки… Речь не идет о маньяках-садистах, которым, к сожалению, почти невозможно помочь. Речь не идет о прирожденных жертвах, которые, увы, заканчивают свой путь уже в юности… Речь идет о людях, которые каждый день чувствуют то же самое, что чувствовали вы, набирая телефон доверия… Помните?
Павла невольно поежилась.
- Вот-вот… И наша с вами цель - объяснить этим людям, что ничего ужасного с ними не происходит. Что жертва, даже загнанная в угол, имеет шанс на спасение… Да, я не сказал вам, что примерно восемьдесят процентов консультируемых нами - по ориентации неагрессивны.
Павла молчала.
Дарнец второй раз ее ошеломил - как-то так незаметно получилось, что из полосатой больничной пижамы Павла вдруг переселилась в белый крахмальный халат. Дарнец пил свой чай и беседовал не с пациенткой, а с коллегой и соратницей, чей совет для него исключительно важен.
- Павла… Феномен, который вы продемонстрировали, называется ярко выраженным антивиктимным поведением. Наш центр будет благодарен, если вы поможете нам в работе… Поучаствуете в некоторых исследованиях, нечто вроде социологических опросов… Собственно, очень трудно объяснить на пальцах, но я гарантирую вам интересную работу, общество умных, обаятельных людей… И полнейшую конфиденциальность, Павла. Понимаете?
Она все еще молчала, ей казалось, что за стеклянными стенками кафе прошли годы и годы, что Раздолбеж постарел и вышел на пенсию, что кассеты Рамана Ковича развалились от времени, что здание телецентра сто раз перестроили, что Митика нянчит внуков - а она все еще горбится над розовым объедком колбасы, и человек, сидящий с ней за одним столиком, полностью заморочил ей голову и размягчил мозги.
- Можете сейчас не отвечать. Просто подумайте… Повторюсь - я понимаю, насколько эта тема деликатна. Насколько вы серьезно к этому относитесь… Но, возможно, именно с вашей помощью будет совершено открытие… которое спасет от безумия тысячи людей. Вы подумаете, Павла?..
- Подумаю, - сказала она почти с облегчением. Потому что странный разговор, кажется, исчерпал себя и подошел к концу.
В гулком подъезде с высокими потолками пахло влажной пылью; у лифта стояла огромная, на голову выше Павлы, девица в экстравагантном макияже - ей, по-видимому, никто никогда не говорил, что темно-коричневых губ у здоровых людей не бывает.
1 2 3 4 5 6 7 8