.. делаешь, что делать нельзя. Ты ее тревожишь
и зовешь. Ты ее держишь; тех, кто принадлежит ТОМУ миру, ни в коем
случае нельзя тащить СЮДА. Нявки...
Клав дернулся:
- Уходите.
- Прощай...
Черные еловые ветки дрогнули, пропуская неслышно уходящего лума.
Клавдий Старж, шестнадцатилетний мальчик, считающий себя мужчиной, ос-
тался в одиночестве.
С Дюнкой.

* * *

Ночь она провела на вокзале.
Болезненное чувство незащищенности гнало ее с этажа на этаж, из
зала в зал; всякий раз, засыпая на несколько минут в глубоком самолет-
ном кресле, она просыпалась, будто в бреду, и долго не могла понять,
кто она и где находится.
Наконец, устав от душного тепла и неестественного света белых
плафонов, Ивга выбралась на влажный от мороси перрон; мельчайшие час-
тички воды вились вокруг нестерпимо ярких фонарей, будто мухи. Прихо-
дили и уходили неудобные ночные поезда, кто-то деловитый и черный шел
вдоль огромных страшных колес, звонко постукивая железом о железо.
Стрелки круглых вокзальных часов намертво прилипли к циферблату, ночь
навалилась навсегда, Ивга отчаялась.
Полицейский, дежуривший около касс, покосился на нее сперва рав-
нодушно, потом заинтересованно; остановившись прямо перед ним, Ивга
долго и демонстративно изучала расписание поездов, огромное поле наз-
ваний и цифр, целый мир, собранный на ровных мерцающих линеечках.
Ей вдруг захотелось вывернуть карманы - и на последние деньги ку-
пить себе право ходить по вокзалу хозяйкой. Хозяйкой билета и собс-
твенной судьбы, и свысока поглядывать на любопытного полицейского, и
быть хоть в этом - совершенно легальной. Законопослушной. Правиль-
ной...
Мысль оказалась столь заманчивой, что она даже шагнула к окошку,
на ходу прикидывая, как далеко смогут завезти ее оставшиеся жалкие фи-
нансы; впрочем, уже следующий шаг был вполовину короче, а потом ноги и
вовсе отказались идти, потому что уехать сейчас - значило окончательно
отказаться от Назара.
Полицейский удивленно вытаращился; Ивга стояла, подняв глаза к
расписанию, и наивно полагала, что если слезы не бегут по щекам, то их
и вообще не видно...
Но глаза ее переполнились. Как два пруда, пережатые плотинами.
- Девушка, могу я вам помочь?
Полицейский был виден нечетко. Кажется, он смотрел с сочувствием.
Ивга мотнула головой и поспешно направилась к выходу.
Утро застало ее в обществе наяды из городского фонтана. Кутаясь в
серую куртку - подарок Назара! - она пыталась удержать остатки тепла,
не допустить за воротник ни струйки сырого воздуха, задержать дыхание;
на голове у наяды сидел голубь, и лапы его соскальзывали, соскальзыва-
ли, срывались...
Временами Ивге казалось, что никакого голубя нет. Что это плод ее
воображения, что вместо наяды белая скульптура изображает женщину, це-
пями привязанную к столбу, а у ног ее - каменные вязанки хвороста, по
которым уже бежит, поднимается каменный огонь...
В затылке сидел вроде бы гвоздь. Сидел давно, и чувствовал себя
все более и более вольготно. Врастал.
Заскрипели колеса; Ивга дернулась.
Сквозь раннее, почти безлюдное утро шла девочка в вытянутой коф-
те, из под которой выглядывало синее платье, похожее на школьную фор-
му. Следом громыхала по асфальту ее яркая тележка.
- Горячие бутерброды, - сообщила девочка, хотя тележка была пуста
и безжизненна.
Ивга облизала губы. Гвоздь в затылке ввинтился глубже.
- На вокзале больше не ночуй, - девочка зачем-то потрогала пере-
носицу, и Ивга вдруг поняла, что ей не четырнадцать лет, а гораздо
больше. - На тебя уже положили глаз... Нехорошие люди.
Ивга молчала, не опуская взгляда.
- Нехорошие люди делают нехорошее дело, бездомная девчонка - то-
вар, который пропадает даром, - продавщица бутербродов усмехнулась
краешком рта. - На вокзал не ходи.
Ивге сделалось страшно. Девчонка молчала и ухмылялась, и в глазах
ее стоял готовый ответ на еще не заданный вопрос: ты знаешь, кто я.
Потому что знаешь, кто ты сама. Вот и подумай...
Ведьма, матерая ведьма смотрела на Ивгу из тщедушного тела школь-
ницы. По Ивгиной спине продрал мороз; чтобы побороть страх, она вооб-
разила свою собеседницу на уроке математики. У доски, со щербатым мел-
ком в тонкой руке, с серьезно закушенной губой...
Девочка, кажется, удивилась:
- Что смешного?..
- Ничего, - сказала Ивга, поспешно отводя глаза.
Девочка покатала взад-вперед свою тележку:
- Пойдешь со мной?
- Нет, - Ивга поднялась, почувствовав, какой тяжелой сделалась
вдруг сумка. Разозлилась на собственную робость и добавила: - Я пред-
почитаю гетеросексуальные связи.
Гвоздь, больно угнездившийся в затылке, дернулся и заныл сильнее;
вскинув сумку на плечо, Ивга быстро зашагала прочь, но слова, брошен-
ные вслед, все равно догнали ее и больно ударили в спину:
- Тебе не из чего выбирать, дура. Хуже будет, если тебя сожгут
безвинно.
Приступ паники прошел, оставив слабость в коленках и противный
привкус во рту; Ивга села в трамвай и проехала два кольца, покуда кон-
дуктор не стал на нее подозрительно коситься.
Говорят, что всякая ведьма боится инициации, как всякая девствен-
ница боится первой брачной ночи. Ивга не знала, так ли это; с девс-
твенностью она рассталась играючи - ей все казалось, что они с Назаром
балуются. Но вот при мысли о возможной инициации ее охватывал животный
страх, ей казалось, что она стоит на краю пропасти, что зубчатый край
ее - грань, из-за которой не возвращаются. Что человек и собака похожи
больше, нежели человек и ведьма...
В кошмарных снах ей виделось, как она в длинном черном одеянии
нависает над раскрытой старой книгой. Как она идет по узкой извилистой
дороге, одна из множества в жутком, завораживающем шествии; в конце
концов, как она голая летит на помеле и на заду у нее - маленький
хвост. Но стоило проснуться, стоило ощутить рядом с собой теплого,
расслабленного Назара...
Ивга очнулась. Прямо перед ее глазами помещался новенький теле-
фон-автомат - серый, с одной только длинной и глубокой царапиной. Как
шрам на молоденьком лице...
Ивга прерывисто вздохнула. Вот уже два дня ее преследуют телефо-
ны. Телефоны гонятся за ней по пятам, хватают за руки, бросают трубка-
ми в лицо: набери номер! Набери, и Назар скажет: Ивга... Лисенок мой,
куда же ты...
Она закусила губу. Голос послышался слишком ясно, чтобы быть вы-
думкой; может быть, она способна на расстоянии читать Назаровы мысли.
Может быть...
- Алло.
Ивга чуть не вскрикнула. Прижала трубку так, что больно сделалось
уху.
- Алло, я слушаю.
Сухой, напряженный голос. Ждал ли он звонка? Может ли догадаться,
кто именно сейчас молчит и дышит в трубку?
Не может не догадаться, поняла Ивга, холодея. Не может. После
случившегося - да кто еще станет звонить и молчать?!
- Ничего не слышно, - сказал скучный голос Назара. - Ничего не
слышно... Алло. Говорите.
Она хотела сказать. Уже набрала в грудь воздуха, отчего по теле-
фонным проводам на много километров полетело приглушенное: хха...
- Ничего не слышно, - сообщил Назар. - Перезвоните, пожалуйста.
Гудки. Гудки, гудки, лезут и лезут из трубки, как лапша, как
прутья, которыми в старину наказывали непослушных детей.
Ивга очень осторожно опустила трубку - но выходить из кабины не
стала. Смотрела, как скатываются по стеклу капли неторопливого, мед-
ленно начинающегося дождя.
Площадь Победного Штурма восемь, квартира четыре. Телефон...
Ей всегда трудно давались телефоны. Как запомнить ряд ничего не
значащих цифр?..
Но этот номер намертво впечатался в башку. Как назло...
Или это у них визитки такие? Раз прочел - и уже никогда не забу-
дешь?..
Дождь закапал ей за воротник; она невольно втянула голову в пле-
чи.
После целого дня бессмысленных скитаний она набрела на Дворец
Инквизиции.
Вот уже несколько часов она кружила, блуждала, заходила в кофейни
на чашечку дешевого кофе, изучала названия улиц и между тем все сужала
и сужала круги; наконец, ее глазам предстало высокое, достаточно но-
вое, но стилизованное под старину здание с острой, уходящей в небо
крышей.
Ивга встала, как птенец перед логовом змеи. Со створок широких
дверей глядели медные гербы с косой надписью: "Да погибнет скверна".
Скверна - это я, поняла Ивга, прижимая к груди свою сумку.
Справа от главного входа помещалась изящная стеклянная дверка;
рядом стоял рекламный щит, только вместо обычной рекламы на нем красо-
вался сурового вида плакат. Ивга мигнула; гвоздь в затылке жалобно за-
ныл.
"Ведьма, помни, что общество не отказывается от тебя. Отрекшись
от скверны и встав на учет, ты сделаешь себя полноправным и законным
гражданином... Упорствуя во зле, ты обрекаешь себя на горе и одино-
чество... Согласно статье... свода законов... не состоящие на учете...
наказываются привлечением к общественным работам... замешанные в зло-
деяниях... подлежат суду Инквизиции..."
Ивга всхлипнула. Вот, сейчас она откроет милую стеклянную дверку
и вступит на путь... навстречу прочим гражданам, полноправным и закон-
ным, таким, как Назар. Если общество от меня не отказывается, почему
отказываешься ты? Ты что же, лучше общества?!
Тыльной стороной ладони Ивга вытерла скудную влагу под носом. Ее
охватил какой-то болезненный кураж - она успела подумать, что это при-
ятнее, нежели отчаяние или паника. Сейчас, не сходя с места, она возь-
мет и позвонит Великому Инквизитору. Вот так, не размениваясь на мело-
чи... Проклятье, где телефон?! Полно же было, целый город телефонов...
Рука ее бодро отстучала весь номер от начала до конца - и только
на последней семерке заколебалась. Всего на мгновение.
Она надеялась, что запомнила неправильно. Что такого номера не
существует, и телефонный робот тут же и сообщит ей об этом своим про-
тивным гнусавым голосом...
Гудок. Длинный гудок вызова. У Ивги похолодело в животе.
Сейчас трубку возьмет какая-нибудь озабоченная домохозяйка:
"Что?! Инквизиция? Помилуйте, не шутите так, вы ошиблись номером!"
Сколько гудков прошло? Три или пять? Господин Великий Инквизитор
занят, его практически никогда не бывает дома...
На восьмом гудке она почти успокоилась. Решила для очистки совес-
ти досчитать до десяти - а там и убраться восвоясьи. Тем более, что
кураж, толкнувший ее к телефону, весь уже и повыветрился...
- Я слушаю.
Ивга чуть не выронила трубку.
Холодный, чуть усталый голос. Отстраненный, будто из другого ми-
ра.
- Я слушаю, да...
Сладовало скорее дернуть за рычаг. Оборвать опасную ниточку, ко-
торую она по неосторожности протянула сейчас между собой и...
- Кто говорит?
Ивга облизнула губы и потянулась к рычагу.
- Ивга, это ты?
Она не успела остановить собственную руку. Продолжая начатое дви-
жение, ее ладонь придавила рычаг, да так, что железные рожки больно
впились в тело.

* * *

За сутки эпидемии в округе Рянка умерли десять человек и заболели
сто восемь; всю вину за случившееся справедливо возложили на ведьм.
Программы новостей, по традиции выходившие в эфир каждый час, неустан-
но повторяли один и тот же скандальный кадр: молодая ведьма, с пеной у
рта кричащая в объектив:
- Это еще начало! Это только начало, вы увидите!..
Любительская съемка шабаша. Возмущенная толпа; сгоревшее тело на
костре посреди площади. Клавдий глотал горячий кофе - но морщился,
будто от лекарства.
Этот шабаш какому-то сумасшедшему удалось заснять еще в прошлом
году, телекомпания выкупила его за баснословную сумму и теперь, едва
заслышав слово "ведьма", спешит выдать эти блеклые кадры за хронику
последних событий. Клавдий желчно усмехнулся; все они имеют очень
приблизительное представление о том, что такое настоящий шабаш. И доб-
рая сотня людей отдала бы оба уха за право запустить руки в видеоархив
Инквизиции.
Тело на костре. Тоже давние кадры - но там, в Рянке, действитель-
но кого-то сожгли, и притом совершенно безвинно. У окружного штаба
Инквизиции в Рянке с утра дежурят пикеты: "Защитите нас от ведьм!"...
А вот из какого сумасшедшего дома они вытащили эту истеричку?
"Это еще начало, это только начало, вы увидите!"
Испуганная женщина с ребенком на руках. "Ну что мы им сделали,
этим ведьмам, что мы им сделали... Говорят, что все колодцы... что во-
допровод тоже отравлен..."
Клавдий погасил экран. Выудил из полупустой пачки очередную сига-
рету; в углу почтительно стоял посыльный. Стоял и думал, что умеет
тщательно скрывать свои мысли, а между тем из-под слоея вежливого вни-
мания на его лице явственно проступали растерянность и возмущение: Ве-
ликий Инквизитор лениво расслаблен. Великий Инквизитор бездействует,
закинув ноги на табуретку, пьет кофе и приканчивает пачку сигарет, в
то время как эпидемия разрастается, а паника грозит захлестнуть и сто-
лицу тоже...
Вполголоса проблеял телефон. Звонил начальник внутренней стражи.
- Да погибнет скверна...
- Да, - Клавдий щелкнул зажигалкой, щурясь на синевато-желтый
огонек.
- Их привезли, патрон... Четверых. Прочую шелуху отсеяли еще в
окружном управлении...
- В камеру для допросов.
- В каком порядке?
- Все равно. По алфавиту, - Клавдий бросил трубку и поднялся.
Встретившись с ним взглядом, посыльный невольно сделал шаг назад;
Клавдий кивнул ему, отпуская.
В приемной маялся куратор округа Рянка. Не желая отравлять сига-
ретным дымом некурящего рянкского коллегу, Клавдий вышел через потай-
ную дверь; куратор маялся с утра, ожидая вызова. Клавдий еще не решил,
зачем он мучит этого достойного, в общем-то, человека; он примет реше-
ние после. И постарается забыть, что пять лет назад этот самый куратор
готов был костьми лечь, но не допустить Клавдия Старжа до его тепереш-
него поста.
1 2 3 4 5 6 7 8