– Вы не больны, миссис Херрон? Наверное, мигрень? Может, вызвать ваш экипаж? – услышала она чересчур ласковый голос Джесса.
Черт бы его побрал! Он ее раскусил и самым наглым образом издевается над ней. Но верх все равно будет ее. Джорджи потупила глаза и запинающимся голоском проговорила:
– О Фиц… Я… я проводила небольшой… эксперимент, решив проверить, действительно ли джентльмены более любезны с леди, покоящейся в шезлонге, чем с сидящей на стуле.
Губы Джесса дрогнули. – Ну, и каковы же ваши выводы? Или нескромно спрашивать об этом?
– Как показали последние десять минут, лежание в шезлонге творит чудеса. Начинаю подумывать, не поставить ли еще один в Памфрет-холле.
Терпение Каро иссякло.
– Перестань молоть ерунду! И этот шезлонг, между прочим, поставили специально для меня.
– Если тебе плохо, я с величайшей готовностью уступаю его. – Джорджи привстала и, склонив голову к плечу, пристально посмотрела на Каро. – О, да, тебе в самом деле нужен шезлонг. Выглядишь ты ужасно. Может, принести тебе нюхательной соли? Во всяком случае, не советую тебе больше танцевать.
Не успела Джорджи подняться, как Джесс ухватил ее руку.
– Позвольте руку, миссис Джорджи. Ангажирую вас на следующий танец. – И потащил ее в сторону от взбешенной Каро и тех, кто оказался рядом, с интересом наблюдая эту сцену.
Очутившись в другом конце зала, он повернулся к Джорджи и начал ей выговаривать сквозь зубы:
– Какого черта вы набросились на бедную Каро? Если у вас не столь хрупкая конституция, как у нее, это не дает вам права вести себя как грубиянка. Здесь не парк мисс Джесмонд.
Джорджи попыталась вырваться. Каро хрупкая?! Да у нее шкура как у крокодила. Неужто все мужчины слепы и не видят, что все это – разыгрываемый специально для них спектакль!
– Вас так рассердило обращение «Фиц»? – произнесла Джорджи с высокомерной миной. – За то, что назвала вас при людях Фицем, прошу прощения. Между прочим, музыка начинается. Или вы намерены говорить?
– Нет, не намерен. Я хотел увести вас, чтобы вы не сказали что-нибудь, о чем потом будете жалеть. Приглашение на танец было наиболее удачным решением.
– Для кого? – спросила Джорджи уже в танце.
– Для всех нас, миссис Джорджи, и особенно для вас. – Голос его прозвучал так ласково, что у Джорджи на глаза навернулись слезы.
Джорджи потупила взгляд, сделав вид, что следит за фигурами танца.
– О Фиц, не жалейте меня, – беспомощно прошептала она. – Я не могу этого вынести.
Джорджи произнесла это с таким надрывом, что Джесс заглянул в ее зеленые глаза. В них блестели слезы. С лица ушла веселая живость. И вдруг его осенило. Вся ее бравада деланая, только чтобы не позволить оттеснить себя на задний план.
Это открытие смягчило его лицо, захотелось как-то успокоить ее. Но танец продолжался.
Когда музыка кончилась, он склонился и поцеловал ей руку, которую Джорджи резко дернула, словно почувствовала укус.
– Не надо, – сказал он, удерживая ее. – Пойдемте со мной, миссис Джорджи, – продолжал он мягко. – Пойдемте в буфет, выпьем мировую и признаемся, что оба были неправы.
Дух противоречия не преминул проявить себя снова.
– Представляю, Фиц, как вам тяжело далась эта правда, – сказала Джорджи, не выдергивая, впрочем, свою руку. – Как это вы признали, что были неправы?
– Давайте будем считать этот день концом нашего взаимного непонимания.
У Джорджи перехватило дыхание. Это случалось с ней теперь всякий раз, когда она была рядом с Джессом, и нимало не походило на то, что она испытывала когда-то к своему мужу. Джорджи шла и смотрела на его лицо, снова очень серьезное.
Сэр Гарт наблюдал за ними с противоположного конца зала. Потом повернулся к сестре.
– Я советовал бы тебе бросить лениться, – резко сказал он. – Если хочешь заполучить Фицроя, последуй моему совету, иначе ты его потеряешь. А Джорджи подберет. Она положила на него глаз.
– Ты шутишь, Гарт?
– Скажу больше – он тоже положил на нее глаз.
Каро порывисто привстала.
– Это неправда, готова поклясться. Ты же сам видел, как он только что вел себя с ней.
– Видел, но видел и другое – его лицо, когда он вел ее в буфет. Так что не делай ошибки и не думай, что сможешь оттеснить ее с такой же легкостью, как это было в прошлом. Мужчины любят укрощать строптивых кобылок. Я, по крайней мере. Это так весело.
Каро беспокойно заерзала.
– И все-таки мне кажется, ты несешь чепуху. Они же не в ладах, по-моему, с самой первой встречи.
– Не будь слепой, – сказал сэр Гарт, помрачнев. – Лучше не дай ему сорваться с крючка.
Каро недовольно фыркнула.
– Но зачем так вульгарно?
– Это правда, Каро, а она частенько бывает вульгарной, как ты выражаешься. Ты перебарщиваешь со своим шезлонгом, и считай, что Джорджи оказала тебе услугу, намекнув на это, хотя и невольно.
Нечто подобное мелькало и в голове Джорджи.
– Я же растолстею, если все это съем, – воскликнула она, принимая из рук Джесса бокал мадеры и тарелку с пирожными.
– Только не вы, – отозвался Джесс.
Он испытал облегчение, видя, что к ней вернулось чувство юмора. Решив поспешно, что душевная тонкость ей несвойственна и его язвительные замечания на нее не подействуют, он явно ошибся и пообещал впредь беречь ее чувства. Если только сможет справиться со своими.
– Скажите, – заговорила Джорджи, резко меняя тему разговора, – тот человек, что приходил к вам в сад Боулби, он в самом деле ваш секретарь?
Джесс, стараясь, чтобы его голос звучал как можно небрежнее, ответил:
– Да, конечно, – и не сдержал любопытства: – А почему вы спрашиваете?
– Потому что… – Джорджи пожала плечами, – мне показалось, он опасный человек.
А она проницательна…
– Вы начитались готических романов. В действительности итальянские разбойники редко встречаются в английской деревне. И Кайт совершенно безобиден.
Ответ прозвучал в привычной Джессу поддразнивающей манере, но Джорджи тут же уловила фальшь.
Вполне вероятно, что чарующая невозмутимость, нарочитые старания завуалировать истинное лицо – хитрая уловка. И за его мягкими манерами скрывается некая цель.
Джесс почувствовал к Джорджи еще большее уважение. Ему захотелось узнать о ее муже, – может, это он научил ее отличать зло? Еще одно задание для Кайта.
Их тет-а-тет был нарушен четой Боулби в сопровождении сэра Гарта.
– Вот где вы спрятались! – воскликнул банкир. – Знакомство с нетертонскими мужчинами вас совсем не привлекает, правда, Фицрой? И кажется, вы не имели чести танцевать с моей женой. Она будет счастлива сделать с вами круг, не так ли, дорогая? – С этими словами Боулби подтолкнул жену, и та оказалась в объятиях Джесса.
Джорджи хихикнула в стакан с лимонадом. А потом задумалась. Фамильярное поведение банкира Боулби не только не вызвало у Фица неудовольствия, но втайне позабавило его. Может, и она его забавляет?
Сэр Гарт посмотрел на нее и несколько раздраженно спросил:
– Что вас так развеселило, Джорджи?
– Жизнь, – философски ответила она.
– Я рад, что вы находите ее забавной. Кое-кто не в таком хорошем положении, как вы.
Джорджи отставила пустой стакан.
– Я вас не совсем понимаю. Мое положение лучше вашего или Каро?
– Здесь не совсем подходящее место для серьезных разговоров, но должен сказать откровенно, что финансовое положение Каро очень неустойчиво. Ее отчим и покойный муж во время последних войн сделали неудачные вложения. Банкир Боулби старается спасти наследство Гаса. Но чтобы избежать угрозы разорения, ей необходимо выйти замуж за кого-нибудь вроде Джесмонда Фицроя, который даст ей достаточно денег, чтобы ее поместье не пошло с молотка. В конце концов, подумайте, какая это была бы трагедия, если бы семья лишилась Памфрет-холла и земель, которыми владела шестьсот лет!
– А вы не можете помочь, Гарт? – Джорджи представления не имела, что финансовое положение Каро столь плачевно. Та никогда об этом не заговаривала. У самой Джорджи почти все наличные деньги были вложены в дело.
– Увы, я не в состоянии предложить ей ничего, кроме моральной поддержки. Вы можете помочь Каро. Фицрою, вне всяких сомнений, нужна в жены истинная леди. И объединение остатков земель Джесмонда с владениями Памфретов явилось бы благом. Он станет хорошим отцом для Гаса.
– И для Энни, – пробормотала Джорджи. – Мне надлежит отвергнуть его, уступив поле деятельности Каро, так? Но вы должны знать, что Джесмонд Фицрой решает все сам, независимо от мыслей и влияния других людей.
– Но вы обещаете отойти в сторону, Джорджи? Вы обеспечены, в отличие от Каро. Из местных сквайров ни один не в состоянии – так она говорит – спасти земли Памфретов. На сезон в Лондоне у нее нет денег. И кто из богачей сделает предложение женщине ее возраста и без средств?
– Действительно. – Джорджи чувствовала себя подавленной. А Гарт продолжал искусно играть на ее сочувствии Каро, вбивая ей в голову мысль, что брак с Джесмондом Фицроем – единственный выход из трудного положения, в котором она находится, и что Джорджи должна уступить Каро.
Неожиданно Джорджи осенила простая догадка: Гарт, судя по всему, заметил ее истинные чувства к Фицу. Он ведь отнюдь не глуп. Он испугался, что Фиц может отвернуться от Каро.
С трудом скрывая волнение, Джорджи произнесла:
– У меня, как и у Каро, есть чувства. Но если Джесмонд Фицрой, – она чуть было не сказала «Фиц», – ясно и недвусмысленно обнаружит свое намерение сделать предложение Каро, я на ее пути стоять не буду. Это все, что я могу обещать. – Джорджи схватила со стола веер и собралась уходить. – Я очень жалею Каро и детей, но у меня нет свободных денег. Частично они уходят на содержание дома. Может, Боулби даст ссуду?
Сэр Гарт, качая головой, сообщил, что банкир уже выдал Каро крупную ссуду, из которой выплачена к нынешнему моменту лишь малая часть.
– Больше он ничего сделать не может, – закончил он.
– Я тоже. – Джорджи машинально поклонилась Гарту, направилась в сторону танцевального зала и столкнулась с Фицем, который возвращался, несомненно, за ней.
Она чуть было не спросила у него совета по поводу финансового положения невестки, но здравый смысл уберег ее от опрометчивого поступка. Почему она решила, что Фиц разбирается в финансах, банковских счетах, ссудах и поместьях?
– Такой насупленной я вас еще не видел, – воскликнул Джесс. – Что вас так опечалило в разгар бала, могу я чем-то помочь? Если, конечно, это не оторвавшаяся оборка или разорванное кружево. В этом случае я бессилен.
Джорджи рассмеялась.
– Нет, с вами не соскучишься. Хотела бы я посмотреть, как вы пришиваете оборвавшуюся оборку.
– Ну, вот так-то лучше, – заметил он одобрительно. – Мы танцевали с вами только один раз, и потому, насколько мне известно, правила позволяют мне пригласить вас еще разок. А пока посидим и посплетничаем о тех, с кем я еще незнаком, но познакомиться стоит. Кажется, провинциальное общество относится к знакомству еще щепетильнее, чем высший свет.
– Значит, вы все-таки имеете отношение к высшему свету? – не удержавшись, спросила Джорджи.
– Достаточное, чтобы иметь о нем представление. Я частенько катался верхом в Гайд-парке.
– И видели дом номер один, в котором живет герцог Веллингтон?
– И вы там бывали?
– Один раз, во время медового месяца. Знакомый мужа повез нас туда в своем экипаже. Самого герцога мы не видели, но нам показали мистера Каннинга и лорда Пальмерстона. Они выглядели как обычные люди.
– Ни нимба над головой, ни торчащих клыков, – засмеялся Джесс.
– Да, пожилые джентльмены, приехавшие подышать свежим воздухом, нисколько не похожие на небожителей.
Джесс снова рассмеялся. Тут заиграла музыка, и они пошли танцевать.
Каро наблюдала за ними и пришла к выводу, что Гарт прав. Взгляды, которыми обменивались эти двое, заставили Каро нахмуриться. Ей следует быть активнее, если она хочет завлечь Джесмонда Фицроя. Вон он стоит перед Джорджи и весело смеется.
Да, нужно распрощаться на время с шезлонгом, чтобы танцевать, совершать прогулки и делать все эти утомительные вещи, которых она избегала всю свою жизнь, если таким образом можно его заинтересовать, иначе…
Иначе ей придется последовать совету банкира Боулби – продать Памфрет-холл, земельные владения и выплатить долги. А на то, что останется, купить ежегодную ренту и небольшой особняк на главной улице Нетертона, но там вряд ли будет просторная комната, чтобы поставить шезлонг. Невыносимая мысль!
Глава шестая
В понедельник Джесмонд Фицрой сел за письменный стол, чтобы ознакомиться с оставленным там Кайтом документом и сообщить этому джентльмену, что ему пора ехать в Лондон и вплотную заняться расследованием состояние дел банкира Боулби, а также побольше узнать о Чарлзе Херроне, покойном супруге Джорджины.
Документ оказался чем-то вроде дневника, который тетушка начала в последние годы жизни, исписав всего четыре страницы. Первые две – четким, мелким почерком – пестрели отрывками из поэм Купера и других поэтов, которые, очевидно, ей нравились.
На третьей странице почерк стал неровным. К концу четвертой страницы прочесть что-то было невозможно. Джесс пришел к выводу, что записи на двух последних страницах сделаны годы спустя после двух первых. Писавшая как будто спорила сама с собой.
«Я не сразу пришла к мысли, – писала тетка, – что Джесмонду необходимо сказать правду. Знаю, что отец ничего ему не сообщил, а это, по моему мнению, неисполнение долга перед сыном.
Но какую пользу правда принесет мальчику? Думала вписать этот пункт в свое завещание, однако читать будет мистер Боулби, а это по меньшей мере неразумно. Все должно остаться тайной, известной только Джесмондам и Фицроям. Даже если я решусь написать об этом Джесмонду, то оставлю письмо там, где он сможет найти его после моей смерти».
Далее шли непонятные каракули, но Джессу удалось разобрать несколько слов. «Прошло… времени… правду… похоронить… чувствую… он должен знать».
Знать что? – задавался вопросом Джесс. Что было настолько важным, что тетушка написала об этом? Что мучило ее? Хотя возможно, просто неясный страх преследовал старушку, так бывает на склоне лет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18