Когда-нибудь я сделаю фотографию, достойную этого судна. А потом разобью свои фотоаппараты.
Трэвис молчал, разочарованный открытием, что Кэт во всем похожа на других женщин. Это причинило ему боль. Привело в ярость.
“Снова одурачен, – горько сказал себе Трэвис. – А я только-только поздравил себя с тем, что нашел женщину, которая заинтересовалась мной, как человеком, ничего не зная о размере моего банковского счета. Мне нужно лучше разбираться в женщинах”.
– Трэвис?
Он молчал.
Кэт снова посмотрела на него, удивляясь, почему вдруг Трэвис стал таким чужим и суровым. Вспомнив свои недавние слова, она впервые за несколько лет покраснела и смущенно засмеялась.
– Извини, – тихо сказала Кэт. – Далеко не всех так чарует образ свободы и игра света и тени.
Трэвис по-прежнему молчал. “Но я же едва знаю ее. Почему же меня так волнует эта очередная лживая охотница за золотом?”
Кэт слегка улыбнулась, пытаясь разгадать выражение его лица.
– Но вообще-то я не сумасшедшая. Такое со мной случается не часто, я просто никогда не видела такой совершенной красоты.
Выражение глаз Трэвиса напоминало глубокие сумерки – в них были тайна, темнота и еще что-то мрачное, чему она не знала названия.
– Трэвис? – прошептала Кэт.
Он крепко, до боли сжал ее руку.
– Какую игру ты придумала? – резко спросил он. Ничего не понимающая Кэт заметила, что от него нисходит такой же холод, как от ветра, поднимающегося со стороны потемневшего моря. Надежное мужское тепло исчезло, словно его никогда и не было. И тут Кэт почувствовала страшную усталость. Она едва стояла на ногах. “Нет, – подумала она. – Я не могу сейчас уставать, пока не могу. Осталось потерпеть еще четыре, месяца”.
В январе Кэт наконец позволит себе заползти в кровать и, натянув одеяло, проспит целый год. А до этого она должна делать то, что делает. Одна работа сменялась другой, более тяжелой. Ей придется вытерпеть это, ибо выбора нет. На долю Кэт однажды уже выпали мучительные испытания. Теперь надо работать до седьмого пота, чтобы снова не попасть в беду.
В этот раз Кэт могла рассчитывать только на себя.
– Я не играю ни в какую игру, – возразила она, – и слишком устала для игр. Я просто увидела нечто невероятное, и мне захотелось с кем-нибудь этим поделиться. Вот и все.
Трэвис не сказал ни слова.
Кэт вдруг поняла, что его лицо выражает презрение.
– Я ошиблась. – Она попыталась отойти от него. Но большая мужская рука удержала ее.
– Назови мою фамилию, – потребовал Трэвис.
– Я не знаю ее.
– Догадайся.
– Я уже сказала, что слишком устала для игр. – Кэт снова дернула руку, но Трэвис сжимал ее железной хваткой. Она, прищурившись, посмотрела на него.
– Смит? – предположила Кэт. – Нет? Может, Джонсон? Или Джонс? – Затем резко рванула свою руку, но Трэвис не выпустил ее.
– Смит, Джонсон и Джонс – три самые распространенные фамилии в англоязычных семьях, – заявила она. – Если я ошиблась, то гадать дальше бесполезно.
Трэвис заметил ее злость. Он и сам испытывал что-то похожее на ярость животного, которое жаждет воды, а когда наконец находит ее, обнаруживает, что она отравлена.
Кэт снова задрожала. Вечернее тепло уже растаяло в ночи так же, как и краски дня.
– Наверное, ты не знаешь и названия судна, – холодно заметил Трэвис.
– Мой объектив, конечно, очень мощный, но даже он не позволяет прочитать название на расстоянии полумили против солнца.
Трэвис пристально смотрел ей в глаза. Он страстно хотел поверить Кэт, но боялся снова ошибиться. Цена такой ошибки казалась ему непомерно высокой.
Нельзя же так рисковать только потому, что неверно истолковал намерения женщины!
Серые глаза Кэт холодно наблюдали за Трэвисом. Постепенно его лицо смягчилось, и тиски на ее запястье разжались. Кончики пальцев Трэвиса теперь перемещались по коже Кэт, как крылья бабочки, Кэт затрепетала от этих нежных прикосновений. Ей показалось, что ни один мужчина никогда по-настоящему не ласкал ее.
– Если бы это судно было твоим, – тихо сказал Трэвис, – то как бы ты назвала его?
– “Свобода”.
– Неужели твой мир – тюрьма, Кэт?
– Не всегда, но следующие несколько месяцев, наверное, будут тяжелыми для меня.
Трэвис вытащил ключ из мокрого кармана своих шорт и отпер дверь белого дома.
– Расскажешь мне об этом, пока я займусь твоей ногой.
Не ожидая ответа, Трэвис подхватил фотооборудование и жестом пригласил Кэт войти.
Она колебалась только мгновение. Его перемены настроения, конечно, внушали беспокойство, но, в сущности, они ничуть не хуже ее безрассудной увлеченности фотографией и не страшнее лепета о свободе и олицетворении красоты.
Войдя, Кэт почувствовала больной ногой холод неглазурованной керамической плитки в прихожей.
Когда они с Трэвисом оказались в роскошном холле, под ногами заскрипел песок. Кэт посмотрела на свои испачканные в песке ноги, потом перевела взгляд на бледно-розовый ковер, лежащий за белой мраморной плиткой.
– Мы испортим твой ковер, – сказала она.
– Возможно. Но Линда заверила меня, что мне не удастся причинить дому больший ущерб, чем это уже сделали гости на ее вечеринках. В лучшем случае удастся это повторить.
Кэт сразу заметила обилие розового цвета, но на ее взгляд, все в доме выглядело безупречно.
–Ты уверен?
– Конечно. Ты не бывала на вечеринках у моей кузины?
– Нет, я живу по соседству только шесть месяцев, но про вечеринки… гм… мм… твоей кузины в Лагуне ходят легенды.
– Представляю себе. Но поскольку моя кузина уже шесть месяцев в Лондоне, сейчас здесь, по-видимому, довольно тихо.
Трэвис заметил, что Кэт насмешливо улыбнулась при его упоминании о кузине, но ничего не сказал.
Кэт осматривала гостиную со стеклянными стенами, роскошными коврами, современными хрустальными скульптурами, зеркалами и великолепными розовыми замшевыми диванами.
Поняв, что Трэвис наблюдает за ней, она спросила:
– Ты опять подумал о ковре?
– К черту ковер. Линда и в самом деле моя кузина, дочь сестры моей матери.
– Предположим, что так. Ведь тебе незачем обманывать меня, как и мне тебя.
– Неужели ты думаешь, что мужчины и женщины никогда не обманывают друг друга?
– Мужчины не обманывают.
Трэвис улыбнулся.
– Полагаю, твое представление о мужчинах мало изменилось с возрастом.
– Совсем не изменилось. – Кэт посмотрела на свою ногу. – Может, принесешь сюда какой-нибудь дезинфицирующий раствор? Моя кровь не украсит этот розовый ковер.
– Нет проблем.
Трэвис отодвинул в сторону фотооборудование, подхватил Кэт на руки и понес через комнату.
Стеклянные двери плавно открылись, представив взору внутренний садик. Среди зелени и скрытых светильников стояла горячая ванна. Над ней поднимался пар.
Кэт ждала, что Трэвис предложит ей снять мокрую и перепачканную в песке одежду.
– У тебя, наверное, есть и определенное представление о настоящей женщине? – Он опустил Кэт на широкий край ванны.
Поскольку она предполагала услышать совсем другое, этот вопрос неожиданно всколыхнул в ней тяжелые воспоминания.
Билли весьма низко оценивал ее женственность. А потом он очень разочаровался в Кэт и решил основать свою династию.
– Нет, никакого особенного представления. Женщина должна быть честной, сердечной, умной, терпеливой, то есть обладать обычными качествами.
– Обычными? – Светло-каштановые брови Трэвиса взлетели вверх. – Обычные качества – это размер бюста, талии и бедер.
– Которые, – добавила она, – неизменно отражают ай-кью <Коэффициент умственного развития> мальчика, проводящего эти измерения.
Трэвис улыбнулся.
– Неужели ты такая умная маленькая кошечка?
– Возможно, но это сейчас называют пережитком.
Трэвис снял свою мокрую футболку и отбросил в сторону. Волосы на его груди блестели от влаги. Кэт решила, что сейчас он снимет шорты, но Трэвис не сделал этого. Он просто скользнул в ванну и потянул женщину за собой, так и не намекнув, что им будет вольготнее без одежды.
Окунувшись в теплую воду, Кэт застонала от удовольствия.
– Оказывается, я ужасно замерзла, – призналась она.
– Так значит, этот необычный синеватый тон у тебя на губах вовсе не губная помада?
Улыбнувшись, Кэт откинула косу, опустилась на скамеечку, которая огибала ванну изнутри, и положила голову на край ванны. Закрыв глаза, она дала вожделенный отдых телу, онемевшему от напряжения и усталости. Все это накапливалось с тех пор, как близнецам отказали в субсидиях, кредитах или стипендиях, позволивших бы им учиться в медицинском институте.
Кэт все это уладила, хотя дорогая мамочка постоянно опустошала ее банковский счет. От такой напряженной работы недолго и сойти в могилу.
“Мне надо продержаться до января. Я продержалась уже четыре года, значит, выдержу еще четырнадцать недель и четыре дня”.
Кэт повторила про себя эти слова и свои обещания. В январе она сократит нагрузку вполовину и снова начнет следить за собой. А до того времени жизнь казалась Кэт тюрьмой, дверь которой она закрыла собственными руками.
– Расскажи мне о своей тюрьме, Кэт.
Глава 3
– Ты волшебник, – промолвила Кэт, утопая в пене.
– Я? – удивился Трэвис.
– Да, ты читаешь мысли, а это явный признак волшебства.
Трэвис улыбнулся.
– Это совсем нетрудно. Едва мы обсудили тему тюрьмы, как ты откинулась на край ванны, будто условно освобожденный человек.
В этот момент Кэт была очень привлекательна. Она самозабвенно наслаждалась теплом, чистотой и своими ощущениями. Трэвис мечтал узнать, как эта женщина реагирует на прикосновения мужских губ к ее телу, но он ничего не сказал об этом.
Имя Кэт весьма подходило ей. Если бы Трэвис попытался взять ее силой, она исцарапала бы его как кошка.
– Тюрьма, – повторила она, вздохнув. – Неудивительно, что ты показался мне таким знакомым.
– Собрат по несчастью? – Искренняя улыбка Трэвиса излучала поразительное тепло.
– Мы одинаково думаем. – Кэт снова закрыла глаза. – Поэтому ты и кажешься мне знакомым.
Трэвис испытывал жгучее искушение познакомиться с ней поближе, но опасался коготков. Кроме того, он с удовольствием наблюдал, как ее покидало напряжение. Трэвис почти не сомневался, что недоверчивая Кэт подпускает к себе очень немногих. Вот только почему?
– Расскажи мне о своей тюрьме, – тихо попросил Трэвис.
– Ничего особенного. – Кэт подавила зевоту. – Я работаю для себя. Это значит, что когда у меня есть время, то нет денег, а если есть деньги, нет времени.
Глаза Трэвиса сузились при упоминании о деньгах, и он вперил в Кэт напряженный взгляд хищника. Она не обратила на это внимания. Теплая ванна доставляла ей неизъяснимое наслаждение.
– Неужели деньги так важны для тебя? – Трэвис холодно и проницательно взглянул на Кэт. Она молчала, не желая портить удовольствие, переполнявшее ее. Но поговорить все-таки очень хотелось, ведь Кэт не с кем было поболтать, кроме ближайшей соседки Шэрон, но та сейчас занята своими крошками – близнецами и семилетним, не по годам умным сыном.
– Кэт?
Она вздохнула.
– У меня есть брат и сестра – близнецы. Они завершают медицинское образование и поэтому не могут много работать, а того, что у них есть, хватает только на карманные расходы.
– Ты оплачиваешь их обучение в институте?
– Да, до января.
– А субсидии и кредиты?
– Ох, с этим у нас тоже проблемы, – ответила Кэт, зевая. – Но знаешь, сколько сейчас стоит обучение в институте?
Мысль о детях погасила последний лучик света в глазах Трэвиса, оставив в них только горечь.
– Нет, – тихо сказал он, – не знаю.
– Тысячи, тысячи и тысячи долларов. Боже, я даже не могла в это поверить. – Кэт медленно рисовала на воде круги кончиком пальца. – А тут еще моя дорогая, немного чокнутая мамочка. Она никогда не подписывала ни одного чека до смерти отца. Но потом подписала слишком много чеков, причем в основном по пустякам, пока не закончились все деньги.
Трэвис внимательно посмотрел на Кэт, но увидел лишь преданную любовь и терпимость к матери, пусть даже самой плохой.
– Значит, близнецы и мать, да? – удивился он, почему это звучит так знакомо. Но ведь все несчастные истории похожи одна на другую.
– Да. Если не считать моего дома. Я не в состоянии ежемесячно платить за аренду, пока в январе не внесу последнюю плату за обучение близнецов.
– А не утонешь?
– Нет, я хорошо плаваю. – Она погрузилась еще глубже в ласкающую теплую ванну. – Я влюбилась в свой дом шесть лет назад. А полгода назад его выставили на продажу. Если я не успею купить его до января, он будет продан, а мне останется лишь тосковать о нем.
– Ты взяла кредит?
– Шутишь? Я работаю только на себя, и банки ненавидят меня.
– Как же ты получила деньги? Ограбила один из ненавидящих тебя банков?
– Нет, я просто увеличила свой рабочий день с двенадцати до шестнадцати часов.
Трэвис рассмеялся.
– Если тебе не хватает семи дней в неделю, попробуй работать по ночам, так что ли?
– Я так и делаю.
– Работаешь по ночам?
– Конечно.
– Неужели деньги так важны для тебя?
На этот раз Кэт заметила его саркастический тон, открыла глаза и увидела, что губы Трэвиса вытянулись в тонкую полоску, а на лице запечатлелись раздражение и досада.
– Тебе бы нож в зубы, и ты был бы точь-в-точь Синей Бородой.
– Ты не ответила на мой вопрос.
– На какой?
– Насчет денег.
Кэт посмотрела на него так, будто он проявил такую же непрактичность, как и ее мамочка.
– Конечно, деньги имеют значение.
– Не для всех.
– Деньги не важны только для тех, у кого они уже есть.
– Возможно. Но, наверное, есть люди, вполне счастливые и без денег.
– Им не надо оплачивать мои счета.
– И тебя, конечно, очень обрадовало бы, если бы какой-нибудь хороший старый мальчик оплатил твои счета.
Кровь закипела в жилах у Кэт, когда она заметила легкое пренебрежение в голосе Трэвиса.
– Не беспокойся, мальчик Трэвис: я не собираюсь просить у тебя в долг.
С этими словами она выскочила из ванной. Повинуясь стремительному и внезапному порыву, Кэт вбежала в дом, подхватила свое фотооборудование и открыла дверь на лестницу, ведущую к берегу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34