– Спасибо, что не замочили мои фотоаппараты.
– Меня зовут Трэвис.
– Спасибо, что не замочили мои фотоаппараты, Трэвис.
Спаситель снова вырос перед ней. Кэт остановилась, поправила ремень сумки и поморщилась, когда ее острый край ударил ее по правой ноге.
– Разве вы не должны хотя бы представиться? – осведомился Трэвис.
– Конечно, должна, – спокойно согласилась Кэт.
Трэвис улыбнулся.
– У кошечки есть коготки, но она ни разу не замурлыкала для меня. Вот и вся ее благодарность.
– Напротив, я так благодарна вам, что даже не пошлю вас ко всем чертям.
Трэвис снова поднял ее на руки.
– Опустите меня, – холодно потребовала Кэт.
– Но у вас кровоточит нога.
– Это подает сигналы мое сердце.
– В следующий раз, если захотите подать сигнал, купите открытку, – заметил Трэвис. – Это безопаснее.
– Открытки недостаточно выразительны.
Трэвис посмотрел на Кэт так, словно впервые увидел ее.
– Я начинаю думать, что у вас не только симпатичное личико.
– А я сомневаюсь, что вы чистите зубы, если говорите такие гадости.
– Приходите и понаблюдайте. Я даже позволю вам выдавить зубную пасту.
– Вы просто невозможны. – Кэт улыбнулась несмотря на раздражение.
– Да, в самом деле, у меня очень покладистый характер.
Кэт осадила бы любого другого мужчину, одним-единственным холодным взглядом, но Трэвис вел себя слишком вызывающе, чтобы воспринимать его серьезно. Очевидно, он тоже не ждал от женщины ничего особенного, а только хотел немного повеселиться, и Кэт подыграла ему, легко уступив соблазну засмеяться, хотя уже не помнила, когда в последний раз смеялась от души.
Трэвис удивился, увидев, как изменилось от смеха ее лицо. Серые глаза незнакомки излучали такое же необыкновенное тепло, как и ее рыжевато-каштановые волосы.
– Скажите, как вас зовут, – тихо попросил Трэвис.
Заметив, как в Трэвисе просыпается желание, Кэт подумала, что зря так несерьезно восприняла этого человека. Задрожав от какого-то странного чувства, она решила, что всему виной мокрая одежда.
– Меня зовут Кэт, – сказала она; потом быстро добавила: – Кэтрин.
– Друзья называют вас Кэтрин?
– Нет.
– Кэти?
– Да.
– А мужчины, – уточнил Трэвис, – называют вас Кэт?
Его сине-зеленые глаза выражали сейчас откровенный цинизм. Отметив это с горьким сожалением, Кэт слегка улыбнулась.
– Шутки кончились, Трэвис. Отпустите меня.
– Как ваши мужчины называют вас… Кэт?
Она приподняла темно-каштановые брови и уставилась на Трэвиса холодным, немигающим взглядом.
Трэвис опустил Кэт на землю так, что она скользнула вдоль его длинного тела.
Кэт понимала, что борьба с ним – напрасная трата энергии. К тому же в результате борьбы она еще ближе познакомилась бы с его притягательной мужской силой.
Наконец Трэвис убрал свою руку.
Кэт поправила тяжелую сумку с фотоаппаратами и уставилась на Трэвиса глазами профессионального фотографа.
Да, он, безусловно, был бы хорошим объектом. Свет заходящего солнца золотил его волосы. Глаза мужчины, изменив цвет, стали теперь изумрудными и глубокими, как море. Мокрая одежда подчеркивала мускулистость плеч и бедер.
Кэт смутно осознала, что Трэвис значительно крепче, чем кажется на первый взгляд. Он напоминал дерево с идеальными пропорциями, и необходимо было приблизиться к нему, чтобы оценить его по-настоящему.
“Несимпатичный мужчина, – решила Кэт, – но все же что-то в нем есть…”
Сколько бы она ни смотрела на Трэвиса, ей открывались бы все новые и новые его черты. Он был сложным человеком и взрослым мужчиной.
А Кэт привыкла иметь дело с мальчиками.
– Только я называю себя Кэт. У меня нет никаких мужчин. И, – холодно добавила она, – я не ищу их. Но я действительно благодарна вам, Трэвис.
– Да? – с удивлением и беспокойством спросил он, потому что эта женщина явно пренебрегала его обществом.
Кэт догадалась, что этот мужчина, как и она, сожалеет о расставании.
– Да, за фотоаппараты, – пояснила Кэт, – за то, что рассмешили меня.
– Неужели я прав в том, что вас редко посещают веселые мысли?
Кэт молча повернулась и направилась прочь от этого особенного и неотразимого человека.
Трэвис наблюдал, как гордо удаляется слегка прихрамывающая Кэт со своим тяжелым фотооборудованием.
Не требовалось особой проницательности, чтобы понять: она не обернется.
Глава 2
Стараясь не хромать, Кэт пересекла узкую полоску песка, разделяющую океан и высокие зубчатые утесы. От домов до самого берега по крутому склону, будто щупальца, спускались лестницы. Утес был сильно изъеден дождями и морем, и между домами пролегали глубокие овраги.
Чтобы навестить соседей, Кэт поднималась на уровень улицы и шла по тротуару или спускалась на берег и взбиралась по лестнице прямо к их дому. Такое расположение домов было обычным в городах Южной Калифорнии, похожих на Лагуну-Бич. Здесь прибрежная земля стоила так дорого, что продавалась буквально по сантиметрам.
Наступив на камень, Кэт прикусила губу.
– Кэт!
Не слыша, как подошел Трэвис, она замерла от неожиданности.
– Позвольте помочь вам?
Он произнес это очень тихо, но Кэт ощутила на своей обнаженной спине его дыхание, ласковее, как прикосновение солнечного луча.
Не дождавшись ответа, Трэвис снова поднял Кэт на руки.
Кэт убеждала себя, что лучше не возражать, поскольку у нее очень болит нога. Семь лет назад, нырнув в полночь в море, она рассталась со всякими иллюзиями, но сейчас ей казалось, будто на помощь пришел старый друг.
– Благодарю вас, – тихо проговорил Трэвис. Кэт кивнула и расслабилась, ощутив надежность мужской силы. Как хорошо, что не надо идти, когда кровоточит нога.
– Это мне нужно благодарить вас, – заметила она.
– Возможно, но ведь вы принимаете помощь не от всех.
Эти слова озадачили и насторожили Кэт. Она не привыкла к откровенности с посторонними людьми.
– Как вы догадались? – холодно спросила Кэт.
– Я наблюдал за вами, когда вы были на скале. Весь остальной мир для вас просто не существовал.
– Ничего удивительного. Концентрация – части профессии фотографа.
Трэвис улыбнулся.
– Когда волна захлестнула вам ноги, вы поняли, что попали в беду, но не оглядывались вокруг в поисках помощи.
– Для чего? Ведь я была одна.
– Вы вели себя так, как будто находились на Марсе, и даже не обратили на меня внимания, когда я закричал вам.
– Прибой заглушал все звуки.
Трэвис покачал головой.
– Чтобы спуститься со скалы, вам потребовалось около трех секунд. Вы не рыдали, не ломали руки, а увидев свой шанс, попытались использовать его. Такая независимость необычна даже для мужчины, а уж тем более для женщины. Ее формирует только одиночество.
– И у вас тоже? – с вызовом спросила Кэт.
– Да, и у меня. – Трэвис крепче прижал к себе Кэт. – Котенок, я… – Он замолчал, почувствовав, как она напряглась. – Тебе не нравится, когда тебя называют котенком?
– Мне никогда это не нравилось, мальчик Трэви.
– И что же случилось с последним мужчиной, который назвал тебя котенком?
– Последний мальчик, который назвал меня котенком, понял, что ошибается.
Кэт улыбнулась, хотя на нее нахлынули болезненные воспоминания. Билли недолго называл ее котенком. За этого красивого, вздорного и слишком богатого мальчика Кэт вышла замуж до того, как научилась разбираться в мужчинах.
– Опять неприятные мысли, – заметил Трэвис.
– Кажется, у тебя очень развито шестое чувство.
– Извини.
– За что? Нельзя же обвинять тебя за мои воспоминания.
– Ты их приобрела, тебе с ними и жить.
Кэт стала привыкать к его проницательности.
– Ты читал мою почту или занимаешься колдовством?
– Хотел бы я быть колдуном, ласкающим рыжеволосую пуму.
– Говорят, у колдунов зеленые глаза, у тебя тоже иногда бывают зелеными.
– Но не так уж часто. На самом деле я пират.
– Пират… – Кэт задумчиво посмотрела на профиль Трэвиса, на его поблескивающую в затухающем свете бороду, на ослепительно белые зубы под высокомерным носом. Непреклонное лицо совершенного мужчины, идеально подходящего для пиратства.
– Готова поверить в это. Южный пират.
– Южный? – Трэвис начал подниматься по правой лестнице. – А как ты догадалась?
– По имени и по привлекательному протяжному говору. Восточный Техас?
– Точно.
Кэт заметила, что он пошел не по той лестнице.
– Моя лестница слева.
– А моя – нет.
– Так ты живешь здесь? – удивилась она.
– Некоторое время.
– Присматриваешь за домом?
– Отчасти.
И тут Кэт вспомнила про мужчину, который последние восемь дней на рассвете нырял в волны и уплывал из бухточки. Его тело было гладким и сильным, как у дельфина.
– Я не узнала тебя в этой одежде.
Кэт вспомнила его черные плавки.
Трэвис вопросительно посмотрел на нее.
– Я видела твои морские путешествия; на рассвете, – объяснила Кэт улыбаясь.
Ее улыбка обнажила блестящие белые зубы. С трудом оторвав взгляд ото рта Кэт, Трэвис посмотрел на многоуровневый дом из красного дерева и стекла, до которого оставался один лестничный пролет, и тут же все понял.
– И я не узнал тебя в этой одежде, – усмехнулся он.
Трэвис окинул взглядом ее толстую косу, мокрый лифчик, очерчивающий очень соблазнительные груди, и обрезанные джинсы, подчеркивающие плавную округлость бедер. Потом заметил, что соски Кэт туго натягивают ткань.
– Полуобнаженная ты еще красивее, – добавил он. Кэт испугалась, не порвался ли купальник, но тут же догадалась, что именно привлекло внимание Трэвиса.
– Я смущаю тебя? – спросил Трэвис.
– Не знаю.
– Неужели ты всегда говоришь правду, честная маленькая кошечка?
– Всегда, – заявила Кэт, размышляя о том, чем очаровал ее этот мужчина. – Мне почему-то кажется, будто мы уже встречались.
Выгоревшие на солнце брови Трэвиса взметнулись вверх.
– Ты разобрал меня по косточкам.
– Мне знакомо это чувство.
Трэвис наклонился к ней и коснулся губами ее лба. Короткая бородка Трэвиса пахла солнцем, солью и мужчиной. Кэт закрыла глаза, так же легко принимая его ласку, как он дарил ее.
– Последние три дня я видел тебя на рассвете. Ты как тень пробиралась вниз по лестнице, скрываясь, за своим оборудованием. А мешковатые джинсы и рубашка, наверное, нужны для маскировки, чтобы отгонять надоедливых мужчин?
– Просто на рассвете холодно.
– Не холодно, если спишь в подходящей кровати.
– Я всегда сплю в подходящей кровати, – ответила она, – в своей собственной.
Трэвис поднимался по лестнице удивительно легко. Кэт оценила его силу не только чисто по-женски. Карьера и гордость заставляли ее тренировать свою гибкость и выносливость, хотя в двадцать девять это трудновато.
Кэт предполагала, что Трэвис лет на пять старше ее, а она уважала всех, кто сохранял форму после тридцати. Несколько ее знакомых задыхались, поднимаясь по лестнице с берега, но она не видела никого, кроме этого энергичного человека, кто спустился бы к воде, проплавал целый час, а потом легко поднялся к дому.
Кэт с удовольствием поняла, что ей нравится даже его имя.
– Похоже, у тебя сейчас хорошие воспоминания. Или по крайней мере… – Трэвис преодолел последнюю ступеньку и ступил на деревянный настил-палубу, – неплохие.
– Это новые воспоминания, ради них стоило порезать ногу. В самом деле…
Перед Кэт открылся великолепный вид – солнце почти опустилось в мерцающее пурпурное море. Весь мир окрасился пылающим золотом с багровым оттенком. Ни облака, ни смог не нарушали прозрачной линии горизонта.
А потом Кэт увидела плывущее навстречу ветру парусное судно. Казалось, оно, как большая птица, вот-вот пронзит раскаленный глаз солнца.
– Опусти меня, – потребовала Кэт, поглощенная образом, сформировавшимся у нее в сознании.
Она не заметила ни удивленного взгляда Трэвиса, ни его неудовольствия, быстро сменившегося недоумением. Почувствовав дощатый настил под ногами, Кэт забыла про свою мокрую одежду, про саднящую ступню и даже про человека, наблюдавшего за ней.
Она метнулась к сумке с фотоаппаратами, нащупала пустой аппарат и высокоскоростную цветную пленку. Зарядив фотоаппарат, Кэт присоединила его к автоматическому объективу с переменным фокусным расстоянием и навела на яхту.
Не прошло и минуты, как она сделала первый снимок. Кэт работала быстро и точно – сказывались годы практики. Длинный объектив был чувствителен, хорошо отбалансирован на своей опоре и удобен в обращении.
Тем не менее он казался необыкновенно тяжелым после утомительного дня. Кэт мысленно проклинала свой напряженный график работы в течение последних двенадцати месяцев. Чувствуя полное истощение, она мечтала обрести прежние силы.
Но сейчас Кэт полностью сосредоточилась на судне и процессе фотосъемки, заставляя утомленное тело, подчиняться своим командам.
Яхта рассекала пылающий солнечный след. На фоне заходящего солнца зачаровывала правильность ее линий; судно казалось произведением искусства, а не обычным транспортным средством. Каждый плавный изгиб корпуса воспевал скорость, порыв и терпение, мощность и безмолвие, находящиеся в постоянном равновесии на краю мироздания.
Последний кадр пленки прожужжал в фотоаппарате, и моторчик умолк.
Кэт быстро взглянула на солнце и яхту. У нее не осталось времени, чтобы перезарядить пленку, да и света уже не хватало. Печально опустив фотоаппарат, она наблюдала за изящной яхтой в сгущающихся сумерках.
Лишь когда судно растворилось в темноте, Кэт заметила, что боль в ступне усилилась, а руки дрожат от усталости.
– Все, оно исчезло, – сказала Кэт.
Трэвис видел ее глаза, светящиеся от напряжения, слышал голос, тихий и меланхоличный, как опускающаяся на землю ночь.
– О Боже, – прошептала она, – как замечательно плавать на таком судне по всему миру! Эта дуга – олицетворение красоты.
Трэвис разозлился.
“И она такая же, как все женщины, а ведь могла бы получить от меня все и без подобных хитростей”.
Рядом кричала чайка, разрушив магические чары, завладевшие воображением Кэт. Она посмотрела на Трэвиса. Он держался отчужденно.
– Разве ты не видел? – спросила она. – Ничего красивее этой яхты невозможно создать!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34