— По-вашему, нам следует верить словам этого юноши? — спросила дама у рыцаря.
Робин гордо поднял голову и, не дав рыцарю времени ответить, воскликнул:
— А что, на земле уже совсем не верят честным людям?
Путники улыбнулись: они больше не сомневались.

III
Маленький караван сначала двигался в полном молчании: рыцарь и девушка все еще думали об опасности, какой им удалось избежать, а в голове юного лучника роились неведомые ему дотоле мысли — он первый раз в жизни был восхищен красотой женщины.
Робин был горд по врожденному благородству и не хотел показаться ниже тех, кто был обязан ему жизнью, а потому шел впереди них с видом надменным и суровым; он догадывался, что эти люди, скромно одетые и путешествующие без свиты, принадлежат к знати, но он полагал, что в Шервудском лесу он им ровня, а перед лицом убийц даже превосходит их.
Заветной мечтой Робина было прослыть метким лучником и смелым лесником; первый титул он заслужил, а второй — еще нет, потому что выглядел совсем зеленым юнцом.
Помимо всех своих замечательных качеств, Робин обладал еще и прекрасным певучим голосом; он сам это знал и пел при каждом удобном случае, а потому и сейчас ему захотелось показать путешественникам свои способности. Он запел какую-то веселую балладу, но странное волнение сжало его горло, а губы его задрожали; он попробовал снова запеть, но тяжело вздохнул и умолк; затем попытался запеть еще раз, но с тем же успехом.
Простодушный мальчик не понимал, какое чувство делает его робким: перед его мысленным взором все время стоял образ прекрасной незнакомки, ехавшей за ним следом, и, грезя о ее прекрасных черных глазах, он забыл слова своей песни.
Но в конце концов, поняв причину своего волнения, он снова обрел присущее ему хладнокровие и подумал:
«Терпение, я скоро увижу ее без капюшона!»
Рыцарь стал доброжелательно расспрашивать Робина о его вкусах, привычках и занятиях, но тот отвечал холодно и изменил тон лишь тогда, когда разговор задел его самолюбие.
— Так ты не боишься, — спросил незнакомец, — что этот негодяй попытается отомстить тебе за свою неудачу? Не боишься, что рука тебе изменит?
— Черт возьми, нет, милорд, такое опасение мне и в голову прийти не может!
— И в голову прийти не может?!
— Да, я привык легко попадать в цель в куда более сложных случаях.
В словах Робина было столько гордости, благородства и поры в спои силы, что незнакомец воздержался от насмешек и спросил:
— Так ты достаточно меткий стрелок, чтобы попасть с пятидесяти шагов в ту же цель, и которую попадаешь с пятнадцати?
— Конечно; но надеюсь, милорд, — добавил мальчик насмешливо, — что вы не сочтете урок, который я преподал этому разбойнику, образцом меткости.
— Почему же?
— Да потому, что подобный пустяк ничего не доказывает.
— А ты что, можешь дать мне лучшее доказательство?
— Пусть только случай представится, и вы сами увидите.
Снова на несколько минут воцарилось молчание; маленький караван достиг небольшой поляны, пересеченной наискось тропой. И в ту же минуту в воздух поднялась крупная хищная птица, а из соседних зарослей, испуганный топотом конских копыт, выскочил олененок и кинулся через поляну, чтобы снова скрыться в лесу.
— Внимание! — воскликнул Робин, наложив одну стрелу на лук, а другую беря в зубы. — Какую дичь вы предпочитаете, в шерсти или в перьях?
И не успел рыцарь ответить, как олененок замертво свалился на траву, а птица, кружась в воздухе, упала на поляну.
— Ну, раз вы не хотели выбирать, когда они были живыми, выберете вечером, когда их изжарят.
— Превосходно! — воскликнул рыцарь.
— Чудесно! — прошептала девушка.
— Вашим милостям нужно только идти прямо по этой дороге, и за вот тем лесом будет дом моего отца. Поклон вам! Я пойду вперед, чтобы предупредить мать о вашем приезде и послать за убитой дичью нашего старого слугу.
И, сказав это, Робин убежал.
— Благородный ребенок, не правда ли, Марианна? — спросил рыцарь свою спутницу. — Очаровательный мальчик, и самый красивый лесник, какого я когда-либо встречал в Англии.
— Он еще совсем юн, — ответила незнакомка.
— И может быть, еще моложе, чем кажется благодаря своему росту и крепости. Вы и поверить не можете, Марианна, насколько жизнь на свежем воздухе благоприятствует развитию силы и укрепляет здоровье; в удушающей атмосфере городов все не так, — добавил, вздохнув, всадник.
— Мне кажется, сэр Аллан Клер, — ответила дама, лукаво улыбаясь, — что вы вздыхаете не столько по зеленым деревьям Шервудского леса, сколько по их очаровательной ленной владетельнице, благородной дочери барона Ноттингема.
— Вы трапы, милая сестрица Марианна, и признаюсь, что если бы это зависело от моего выбора, то я предпочел бы бродить по этим лесам, имея жилищем хижину какого-нибудь йомена и будучи мужем Кристабель, чем сидеть на троне.
— Братец мысль ваша прекрасна, но несколько романтична. А впрочем, сами вы уверены, что Кристабель согласится поменять свою жизнь принцессы на жалкое существование, о котором вы говорите? Ах, дорогой Аллан, не питайте безумных надежд: я очень сомневаюсь в том, что барон когда-нибудь согласится отдать вам руку своей дочери.
Молодой человек нахмурился, но согнал со своего лица облачко печали и спокойно ответил сестре:
— Мне казалось, что вы с восторгом говорили о прелестях деревенской жизни.
— Это правда, Аллан. Признаюсь, у меня вкусы странные, но не думаю, что Кристабель их разделяет.
— Если Кристабель меня действительно любит, ей в моем жилище будет хорошо, каким бы оно ни было. О, вы предчувствуете, что барон мне откажет? Но если я захочу, мне стоит только слово сказать, одно слово, и гордый, вспыльчивый Фиц-Олвин примет мое предложение из страха, что он станет изгнанником, а его ноттингемский замок сровняют с землей.
— Тише! Вот и хижина, — сказала Марианна, прерывая брата. — И мать юноши уже ждет нас на пороге. Сказать по правде, внешность у этой женщины очень приятная.
— Да и мальчик ей под стать, — ответил, улыбаясь молодой человек.
— О, это уже не мальчик, — прошептала Марианна, и на ее лице проступил румянец.
Тут девушка спешилась с помощью брата, капюшон упал с ее головы, и стали видны черты ее лица нежно-розового цвета, который пришел на смену румянцу. Робин стоял около матери и в полном изумлении смотрел на женщину, впервые заставившую сильно забиться его сердце. Волнение его было так велико и искренне, что, не отдавая себе отчета, он воскликнул:
— Ах, я был уверен, что такие прекрасные глаза могут озарять только прекрасное лицо!
Маргарет, удивленная смелостью сына, повернулась к нему и довольно резким тоном сделала ему замечание. Аллан засмеялся, а прекрасная Марианна покраснела почти так же сильно, как и дерзкий Робин, который, чтобы скрыть смущение и стыд, повис на шее у матери; но уголком глаза простодушный проказник при этом подглядывал за девушкой. На лице Марианны не было и следов какого-либо гнева, напротив, на губах ее Робин увидел благожелательную улыбку, которую девушка тщетно пыталась от него скрыть, и тогда юноша, уверенный в том, что он прошен, осмелился поднять глаза на это божество.
Через час домой вернулся Гилберт Хэд; позади него на крупе лошади находился раненый, подобранный лесником на дороге; Гилберт с величайшей осторожностью снял незнакомца с неудобного сиденья и внес на руках в большую комнату, а потом позвал Маргарет, в эту минуту готовившую гостям постели в комнатах на втором этаже.
Маргарет прибежала на зов Гилберта.
— Иди сюда, жена, этому бедняге срочно нужна твоя помощь. Какой-то злой человек сыграл с ним скверную шутку, пригвоздив стрелой кисть его руки к луку как раз тогда, когда сам он целился в оленя. Давай поскорее, моя дорогая Мэгги, а то он очень ослабел от потери крови. Ну, как ты, приятель? — добавил старик, обращаясь к раненому. — Ну-ну, держись, ты поправишься. Да подними голову, не поддавайся унынию, приободрись немного, черт возьми! Никто еще не умирал оттого, что ему продырявили руку.
Раненый сидел согнувшись и втянув голову в плечи; лицо он все время отворачивал от хозяев, как будто не хотел, чтобы его видели.
В эту минуту в дом вошел Робин и подбежал к отцу, чтобы помочь раненому, но, лишь взглянув на него, он тут же отошел в сторону и сделал знак Гилберту, что хочет поговорить с ним.
— Отец, — сказал шепотом юноша, — постарайтесь скрыть от тех путников, которые сейчас наверху, что этот человек находится в нашем доме. Позже узнаете, зачем это надо. Будьте осторожны.
— Ах, Боже, да что, кроме сочувствия может вызвать у наших гостей этот истекающий кровью бедняга-лесник?
— Вечером вы все узнаете, отец, а пока сделайте то, о чем я вас прошу.
— Узнаю вечером, узнаю вечером, — недовольно проворчал Гилберт. — Ну вот что, я хочу знать все немедленно, поскольку мне кажется весьма странным, что такой ребенок, как ты, позволяет себе давать мне советы по поводу осторожности. Говори сейчас же, что общего между этим человеком и их светлостями?
— Подождите немного: вечером, когда мы останемся одни, я вам все расскажу, клянусь вам.
Старик отошел от Робина и вернулся к раненому. Через минуту Робин услышал, как тот громко закричал от боли.
— Ах, нот оно в чем дело, господин Робин, силе одна твоя проделка! — воскликнул Гилберт, подбегая к сыну и хватая его за рукав в ту минуту, когда тот уже был на пороге. — Я же запретил тебе сегодня утром упражняться в меткости на себе подобных, и вот как ты меня послушался — несчастный лесник тому свидетель!
— В чем дело? — ответил юноша, исполненный почтительного негодования. — Вы что, думаете…
— Да, я думаю, что это ты пригвоздил руку этого человека к его луку. Во всем лесу только у тебя достанет на это меткости. Посмотри, наконечник стрелы тебя выдал: на нем наше клеймо… Ну, теперь-то ты, я надеюсь, не станешь отрицать свою вину?
И Гилберт показал ему наконечник стрелы, извлеченный им из раны.
— Ну и что же?! Да, это я ранил этого человека, отец, — холодно ответил Робин.
Лицо старого Гилберта посуровело.
— Это омерзительно и преступно, сын; неужели тебе не стыдно из пустого бахвальства опасно ранить человека, не сделавшего тебе никакого зла?
— Я не испытываю за этот поступок ни стыда, ни раскаяния, — твердым голосом ответил Робин. — Пусть стыд и раскаяние испытывает тот, кто подкарауливал ни в чем неповинных и беззащитных путников.
— Кто же повинен в таком коварстве?
— Человек, которого вы столь великодушно подобрали в лесу.
И Робин рассказал отцу во всех подробностях о происшедшем.
— Этот негодяй тебя видел? — спросил Гилберт с беспокойством.
— Нет, он убежал, почти обезумев и крича о вмешательстве дьявола.
— Прости меня, я был к тебе несправедлив, — сказал старик, сжимая руки мальчика. — Я восхищен твоей меткостью. Впредь нужно будет внимательно следить за подступами к дому. Этот мерзавец скоро поправится от раны и окажется способным в благодарность за мои заботы и гостеприимство явиться сюда с себе подобными и учинить поджог и убийство. Сдается мне, — добавил Гилберт после некоторого раздумья, — что лицо этого человека не вовсе незнакомо мне, но, сколько ни ищу в памяти, имени его припомнить не могу: должно быть, внешне он сильно изменился. В те времена, когда я знавал его, черты его еще не были постыдно искажены распутством и злодеяниями.
Их беседа была прервана появлением Аллана и Марианны, которых хозяин сердечно приветствовал.
В этот день, вечером, в доме лесника царило необычное оживление. И Гилберт, и Маргарет, и Линкольн, и Робин (а он особенно) тут же почувствовали, что гости нарушили их мирное существование и внесли в него перемены. Хозяин дома внимательно следил за раненым, хозяйка готовила ужин; Линкольн, как всегда, занимался лошадьми, но посматривал вокруг дома и был начеку; один только Робин ничего не делал, но грудилось его сердце. Красота Марианны пробудила в нем чувства, дотоле ему неведомые: неподвижно, в немом восхищении следил он за тем, как девушка ступает, говорит, обводит вокруг себя взглядом, и то бледнел, то краснел, то вздрагивал.
Никогда ни на одном празднике в Мансфилд-Вудхаузе он не видел такой красавицы; он танцевал, смеялся, разговаривал с местными девушками и даже уже нашептывал на ушко той или другой пустые, общепринятые любовные словечки, но на следующее утро, охотясь в лесу, не помнил об этом; сегодня же он скорее бы умер от страха, чем осмелился бы сказать хоть одно слово благородной всаднице, которой спас жизнь, и чувствовал, что никогда ее не забудет.
Он перестал быть ребенком.
Пока Робин, сидя в уголке гостиной, молча восхищался Марианной, Аллан расхваливал Гилберту храбрость и меткость юного лучника и поздравлял его с таким сыном, но Гилберт, всегда надеявшийся узнать что-нибудь в самый неожиданный момент о происхождении Робина, никогда не упускал случая признаться, что мальчик не его сын, а потому рассказал дворянину, когда и как некий незнакомец оставил у него этого ребенка.
Аллан с удивлением узнал, что Робин вовсе не сын Гилберта, и поскольку лесник добавил, что неизвестный покровитель сироты, по-видимому, приехал из Хантингдона, поскольку именно хантингдонский шериф платил ежегодно деньги на содержание мальчика, то молодой дворянин сказал;
— Мы родом из Хантингдона и всего несколько дней, как оттуда. История Робина, славный лесник, может быть правдой, но я в этом сомневаюсь. Ни один хантингдонский дворянин не умер в Нормандии в те времена, когда родился этот ребенок, и я никогда не слышал, чтобы кто-нибудь из мужчин благородных семейств нашего графства когда-либо вступал в неравный брак с бедной простолюдинкой-француженкой. И потом, зачем было увозить этого ребенка так далеко от Хантингдона? Вы говорите, что для его же блага, как вам сказал Ритсон, ваш родственник, вспомнивший о вас и поручившийся за ваше добросердечие. А может быть, это было сделано потому, что нужно было скрыть рождение этого младенца и ею хотели убрать, но не осмелились убить? Мои подозрения подтверждаются еще и тем, что с той поры вы больше так и не видели шурина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12