Я вовсе не уверен, что он это одобрит. Он может даже…
— Придержать деньги, — тихо закончила за него Эмма. Джеймс прав. Это как раз то, что судья Риордан сделает. — Но, Джеймс, где я остановлюсь в Лондоне? Моя семья… боюсь, они… Видишь ли, то, как мы расстались…
— Я отлично понимаю, что твои отношения с родственниками оставляют желать лучшего, — сказал Джеймс, благоразумно умалчивая о своем вкладе в то, чтобы они стали таковыми. — Я думал об этом и пришел к выводу, что, учитывая все обстоятельства, нам лучше всего поселиться в доме на Парк-лейн…
— С леди Денем? — ахнула Эмма. — О нет, Джеймс! Я этого не вынесу!
Лорд Денем растерялся. Эмма с некоторой досадой отметила, что даже растерянное выражение ему к лицу.
— Неужели моя мать казалась тебе таким чудовищем? — удивился он-. — Признаться, я всегда считал, что вы неплохо ладите.
— В том-то все и дело! — воскликнула Эмма. — Леди Денем всегда была так добра ко мне. — Пожалуй, добрее, чем она того заслуживала. Ведь Эмма не приложила никаких усилий, чтобы отговорить племянника графини от такого рискованного предприятия, как поездка на забытые Богом Шетленды. — Мне не хотелось бы вводить ее в заблуждение относительно… истинной природы нашего…
— …союза, — закончил за нее Джеймс невозмутимым тоном. — Я понимаю, куда ты клонишь. Представляю, в какой она придет восторг, узнав, что я наконец женился. К тому же она всегда питала к тебе теплые чувства…
Эмма вдруг обнаружила, что смахивает с ресниц слезы, хотя и не понимала, с чего это она пришла в такое плаксивое состояние. Она всегда обожала мать Джеймса, доводившуюся Стюарту теткой. Леди Денем, которую Эмма знала почти всю свою жизнь, обладала добрым сердцем и щедрой душой…
Но достаточно ли она великодушна, чтобы простить свою невестку за прегрешение, которое та совершила полгода назад?
— Может, — начала Эмма, стряхивая украдкой слезы, повисшие в уголках глаз. Она надеялась, что Джеймс не заметил этой неожиданной вспышки эмоций или принял ее за признак женской слабости и недостаток уверенности в себе. — Может, нам не стоит говорить ей… ну, ты понимаешь. О нашем браке. Мне не хотелось бы ее обманывать… Она такая замечательная. Я не хочу, чтобы она плохо думала обо мне. — «Хуже, чем она уже думает», — добавила она про себя.
— Пожалуй, — согласился Джеймс и, поскольку Эмма не выдвинула больше никаких возражений, бодро кивнул: — Значит, решено. Завтра мы отправляемся в Лондон.
И потянулся к графину, чтобы долить ей вина, с таким будничным видом, словно они только что договорились позавтракать беконом, а не ветчиной.
В замешательстве Эмма бросила взгляд на Робертса, убиравшего в буфет остатки еды. Глядя на него, никто бы не сказал, что за последние часы произошло что-либо выходящее за рамки обычного, словно его хозяин каждый божий день сочетался браком с нищими вдовами.
Как же она завидует самообладанию Робертса! Если бы она могла держаться с такой же невозмутимо)! отрешенностью! Увы, это невозможно. Ведь только вчера ее больше всего беспокоило, как отучить непутевого петуха от ночных прогулок. А теперь, в полном соответствии со сложившейся традицией, полоса неудач достигла точки, где на нее обрушилось такое множество проблем, что она просто не знала, с чего начать. Причем то, что она завтра отбывает в Лондон, было наименьшей из них.
Как пережить свадебную ночь — вот первое, с чем нужно разобраться.
Ибо, как отметила Эмма, уже становилось довольно поздно, а Джеймс не выказывал никаких признаков того, что собирается возвращаться к миссис Мактавиш. Что еще более удивительно, она не могла вспомнить, попросил ли он Мерфи подождать. Если тот ждет снаружи, то наверняка уже заснул. И с их стороны непозволительная нелюбезность не предложить бедняге даже чашку чаю.
А если он не ждет снаружи, то как прикажете это понимать?
— Разве мы не должны, — сказала Эмма с наигранным оживлением, — пригласить мистера Мерфи на чашечку чаю, прежде чем он отвезет вас обоих назад в гостиницу?
Она поздравила себя с тем, как тонко сформулировала вопрос. Вежливо, но с намеком.
Последовавший ответ, однако, заставил ее сердце учащенно забиться.
— Я отослал Мерфи ужинать к Мак-Юэнам, — сообщил лорд Денем, вытащив из кармана кисет и трубку и набивая ее табаком. — Там ему будет удобнее ждать, пока освободится Робертс и они оба вернутся в город.
Эмма прикусила губу, переводя встревоженный взгляд с хозяина на слугу.
— Но… — Ее глаза сделались совершенно круглыми. — Но ты же не собираешься ночевать здесь, Джеймс?
Однако тот, откинувшись назад на стуле и раскуривая трубку, всем своим видом демонстрировал намерение поступить именно так.
— Неужели ты думала, что я останусь на эту ночь в гостинице, Эмма? — сказал он, явно забавляясь. — Между прочим, судья Риордан снимает там комнату. Боюсь, ему покажется странным, что новобрачные проводят свадебную ночь порознь. Ты не возражаешь, если я закурю?
Отвлекшись на последний вопрос, Эмма поспешно замотала головой, хотя все ее мысли пришли в смятение. Джеймс проведет еще одну ночь в ее доме? Но не может быть, что он собирается… неужели он считает…
Но взглянув на его мужественную фигуру, расположившуюся в кресле Стюарта, маловатом для его более крупного кузена, Эмма сказала себе, что она просто смешна. Конечно же, он будет спать на диване, как и прошлой ночью. Не может быть, что у него на уме что-нибудь другое. В конце концов, их союз носит чисто формальный характер. Разве он не предложил аннулировать брак почти одновременно с предложением руки и сердца?
Разумеется, он имеет в виду диван. Какие могут быть сомнения?
Однако как только Эмма убедила себя в этом, воспоминание о том поцелуе — пропади он пропадом! — смешало все ее мысли. А что, если он захочет поцеловать ее на ночь? Конечно, она может подставить ему щеку. Но что, если по какой-либо причине он промахнется и вместо щеки поцелует ее в губы? Такое случается. Что, если на нее накатит такое же безумие, как тогда в замке Маккрей? Вдруг этот поцелуй снова вызовет в ней неудержимую и безрассудную жажду…
Чего? Признаться, Эмма не совсем понимала, чего она так жаждет. Хотя, нет, понимала, но эта мысль была слишком постыдной, чтобы ее принять. Ибо она лишний раз подтверждала то, что Стюарт всегда о ней говорил: она слишком легкомысленна по натуре. Право, она должна обратить свои помыслы на более возвышенные предметы, чем телесные наслаждения.
Какой, однако, ужас, что поцелуй мужчины — особенно такого, как Джеймс Марбери, — способен возбуждать в ней столь сильный чувственный отклик.
Пожалуй, ей лучше лечь спать пораньше, пока Робертс не ушел. Маловероятно, что, пока он здесь, возникнет вопрос даже о самых целомудренных поцелуях на ночь. К тому же в его присутствии она не ответит на поцелуй Джеймса, как тогда в замке… не дважды же за один день!
Эмма решительно поднялась — так резко, что чуть не опрокинула бокал с вином, но, к счастью, Робертс успел его вовремя подхватить, — и сказала:
— Поскольку завтра нам предстоит длинный день, я хотела бы лечь. Спокойной ночи, милорд.
Она протянула правую руку графу, который поспешно вскочил на ноги.
— Но еще слишком рано, — произнес он с озадаченным видом.
— Да, — согласилась Эмма. — Но здесь, в сельской местности, я привыкла вставать с петухами. — Во всяком случае, пыталась в тех редких случаях, когда петух не убегал. — Спокойной ночи, милорд. И спасибо за очаровательный ужин. Ну и за то, что вы… женились на мне.
Хотя последние слова прозвучали странно даже для ее собственных ушей, Эмма говорила от души. Просто замечательно, что лорд Денем на ней женился, и ей хотелось, чтобы он знал, что она ценит его хлопоты… Но вместе с тем она хотела — нет, должна — сохранить определенную дистанцию. Иначе ей будет очень трудно совладать с тем непостижимым влечением, которое она начала к нему испытывать. Ну почему, почему она не может обратить свои мысли на более возвышенные материи, что так легко удавалось Стюарту?
Джеймс, бросив на нее очередной озадаченный взгляд, взял ее руку, но вместо того чтобы крепко пожать, поднес к губам — удивительно романтичный жест, как отметила Эмма, пульс которой залихорадило от прикосновения его теплых губ, для человека, известного тем, что он руководствуется головой, а не сердцем.
— Спокойной ночи, Эмма, — сказал Джеймс. В отблесках яркого пламени, полыхавшего в очаге, он казался красивее, чем когда-либо. Словно произошло нечто, что смягчило его черты, разгладило резкие складки у рта и придало нежности взгляду, обычно холодному и расчетливому.
Впрочем, лицо графа не выражало ничего, кроме искренней заинтересованности в ее — Эмма не могла найти более подходящего слова — благоденствии.
— Отдохни хорошенько, — сказал Джеймс, обдав теплым дыханием се пальцы. В свете камина его глаза казались янтарными, как у кота. Впрочем, скорее, как у тигра. Эмма однажды видела тифа в частном зоопарке, куда ее сводил Джеймс, утверждавший, что зверь совсем ручной. Но Эмма тогда не чувствовала себя в безопасности, как и сейчас, глядя в глаза Джеймса и ощущая прикосновение его губ.
Поспешно выдернув руку из его хватки, она хрипло выдохнула:
— Прошу меня извинить. — И выскользнула из комнаты, которая вдруг показалась ей слишком душной.
Но если она рассчитывала найти покой и уединение в своей спальне, то горько ошиблась. О, покоя было вполне достаточно. Но уединения? Отнюдь.
Ибо посередине ее постели лежала дворняжка Уна, восторженно завилявшая хвостом при виде Эммы. Гордой мамаше, видимо, не терпелось продемонстрировать хозяйке восьмерых крохотных щенков, только что появившихся на свет и еще блестевших от слизи, оставшейся после путешествия по родовым путям, значительная часть которой уже успела впитаться в постельное белье и матрас.
Эмма, далекая от того, чтобы радоваться по поводу случившегося, прижала ладонь ко рту, созерцая беспорядок и с упавшим сердцем гадая, где, скажите на милость, она будет теперь спать.
Глава 20
Все вышло даже лучше, чем Джеймс рассчитывал.
Никто, разумеется, не мог предвидеть, что собака выберет именно эту ночь — и столь удачное место, — чтобы ощениться. На такое он, естественно, даже не надеялся.
Но все остальное было его личным изобретением.
После того как Эмма сбежала в школу, Джеймс некоторое время провел в своей комнате в гостинице, усердно размышляя над словами юного Фергюса «Если хотите ее заполучить, придется вам не шутя за ней приударить». Довольно необычно, конечно, чтобы тридцатидвухлетний граф следовал советам желторотого юнца. Но Джеймс сразу почувствовал, что в словах мальчишки что-то есть.
И потом, разве он не руководствовался собственным умом год назад? И чем это кончилось? Полной и сокрушительной катастрофой. Все его старания показать Эмме, насколько нелепы ее мечты спасти мир, только усилили ее решимость посвятить себя именно этому. В сущности, не будет большим преувеличением сказать, что он собственными руками толкнул ее в объятия Стюарта. В конце концов, чего еще он добился своим ожесточенным неприятием их брака?
Но на этот раз все будет иначе. На этот раз он все сделает правильно.
А Эмма, решил Джеймс, глядя на ее профиль в колеблющемся пламени свечи в своей комнате в гостинице, того стоит. Ибо Эмма Ван Корт Честертон не похожа ни на одну из женщин, которых он знал.
Взять, к примеру, ее отношение к тому, что ее постель — и, возможно, надолго, пока не высохнет испачканный матрас, — оказалась непригодной к использованию.
— Все в порядке, — поспешила она его заверить. — Я буду спать на диване, а вы с мистером Робертсом вернетесь в гостиницу. Я настаиваю на этом.
Джеймс, однако, не желал даже слышать ни о чем подобном. При очередном напоминании о том, что судья Риордан очень удивится, когда узнает, что они провели ночь порознь, на лице новобрачной появились озабоченные морщинки. Джеймс и сейчас мог наблюдать эти морщинки, что было вполне понятно. Ибо перед ними расстилалось белоснежное пространство пухового ложа, пусть не такого роскошного, к каким привык Джеймс, но по крайней мере удобного. Это была лучшая постель в гостинице, как заверила его миссис Мактавиш прошлым вечером, когда показывала ему комнату. Но, судя по поведению Эммы, только один из них мог на нее претендовать.
— Я лягу здесь, — сказала она, вцепившись рукой в спинку небольшого диванчика в углу. — Мне будет очень удобно.
— Эмма, — повторил Джеймс, казалось, в сотый раз, — мы взрослые люди. Уверяю тебя, мы прекрасно уместимся здесь вдвоем, не опасаясь, что один из нас окажется во власти низменных инстинктов.
Эмма, которая сразу же по прибытии в гостиницу, куда их доставил мистер Мерфи, исчезла в гардеробной Джеймса и появилась оттуда, облаченная в ночную рубашку и старенький халатик, который она, по-видимому, считала чем-то вроде доспехов, пренебрежительно фыркнула.
— Я это прекрасно понимаю, — чопорно сказала она. — Но тебе не кажется, что будет лучше, если…
— Нет, не кажется, — отрезал Джеймс, изобразив усталость и нетерпение. Впрочем, нетерпение не было притворным. Ему было весьма любопытно, что последует дальше. А вот усталости он не испытывал. Ни в малейшей степени. — Я считаю твою девичью скромность, — добавил он, — довольно странной, учитывая, что ты вдова и должна была привыкнуть делить постель с мужчиной. Поправь меня, если я ошибаюсь.
Эмма бросила на него настороженный взгляд.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Только то, что, полагаю, вы со Стюартом спали в одной постели.
— Конечно, — сказала Эмма, округлив глаза. — Но он был моим мужем.
— Как и я, — заметил Джеймс.
— Да, но… — Она моргнула. — Ну, ты понимаешь, что я имею в виду. У нас это не по-настоящему.
— Но мы же не хотим, чтобы судья Риордан догадался об этом?
Эмма продолжала озабоченно созерцать пышное ложе. Не дождавшись ответа, Джеймс добавил:
— Я думал, у нас деловое соглашение.
— Да, конечно. — Она вскинула на него глаза. — Но я и вообразить себе не могла, что это подразумевает, что мы будем спать в одной постели.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33