— А теперь нам нужны туфли.Софи уныло взглянула на свои стоявшие в углу туфли, старые и безобразные,— Боюсь, у меня нет ничего, что бы подошло к такой красоте.Горничная, которая накрасила Софи губы, принесла пару белых туфель.— Это туфли Розамунд.Софи быстро сунула ногу в правую туфлю и так же быстро вытащила ее.— Велики, — сказала она, обращаясь к миссис Гиббонз. — Я не смогу в них ходить.Экономка повернулась к служанке.— Принеси туфли Пози.— Они еще больше, — сказала Софи. — Мне ли не знать. Я ведь их постоянно чищу.Миссис Гиббонз тяжело вздохнула:— Что ж, ничего не поделаешь. Придется совершить налет на коллекцию туфель Араминты.Софи даже в дрожь бросило. От одной мысли, что придется примерять туфли Араминты, мурашки побежали по спине. Но другого выхода не было. Не идти же босиком. Хотя это и бал-маскарад, но босой ее туда вряд ли пустят.Несколько минут спустя горничная вернулась с парой изящных белых шелковых туфелек, прошитых серебряной ниткой и украшенных розочками из фальшивых бриллиантов.Софи нехотя сунула ногу в одну туфельку, потом в другую. Они были в самый раз.— А как к платью-то подходят, — заметила одна из горничных, указывая на серебряную строчку, — словно для него и сшиты.— Ну, хватит восторгаться туфлями, — прервала ее миссис Гиббонз и обратилась к Софи:— Теперь внимательно выслушайте и запомните то, что я вам скажу. Кучер уже отвез графиню и девочек в Бриджертон-Хаус и вернулся. Он отвезет вас на бал. Но он должен дожидаться у входа в Бриджертон-Хаус на тот случай, если графине захочется уехать. А это означает, что вы должны уйти ровно в полночь и ни секундой позже. Понятно?Софи кивнула и взглянула на стенные часы. Был десятый час. Значит, она сможет побыть на балу больше двух часов.— Спасибо вам, — прошептала она. — Огромное спасибо.Промокнув глаза носовым платочком, миссис Гиббонз проговорила:— Не благодарите меня, моя милая. Самой большой наградой для меня будет, если вы хорошо проведете время на балу.Софи снова взглянула на часы. Два часа.Два часа, в которые она должна вместить всю жизнь. Глава 2 "Бриджертоны — поистине уникальная семья. Вряд ли найдется в Лондоне человек, который не знал бы, что все они удивительно похожи друг на друга или что их имена располагаются в алфавитном порядке: Энтони, Бенедикт, Колин, Дафна, Элоиза, Франческа, Грегори и Гиацинта Имеется в виду английский алфавит: Anthony, Benedict, Colin, Daphne, Eloize, Francezca, Gregory, Hyacinth.

. Интересно, как назвали бы покойный виконт и далеко не покойная, а вполне еще бодрая вдовствующая виконтесса своего следующего отпрыска под номером девять, если бы тот у них появился? Имоджин? Иниго? Может, это и хорошо, что они остановились на восьми". «Светские новости от леди Уислдаун», 2 июня 1815 года
Бенедикт Бриджертон был вторым из восьми детей, но временами чувствовал себя так, будто он сотый.Бал, который задумала устроить его неугомонная матушка, назывался балом-маскарадом, и Бенедикт послушно надел черную полумаску, прекрасно понимая, что это бесполезно. Все и так догадаются, кто он такой. Так оно и случилось.— Это Бриджертон! — воскликнул один из гостей, радостно хлопая в ладоши, как только он вошел в зал.— Ну конечно, вы Бриджертон! — обрадовался другой.— Бриджертон! Я узнаю Бриджертона где угодно! — подхватил третий.Бенедикт был Бриджертоном, и хотя он гордился тем, что является членом этой семьи, иногда ему хотелось побыть немного поменьше Бриджертоном, а побольше самим собой.Вот и еще одна проплывавшая мимо дама в костюме пастушки прощебетала:— Вы Бриджертон! Эти каштановые волосы я узнаю где угодно. Но который из Бриджертонов? Нет, не говорите. Я сама догадаюсь. Вы не виконт, потому что я только что его видела. Должно быть, вы Бриджертон Номер два или Номер три.Бенедикт лишь молча холодно смотрел на нее.— Так который из двух? Номер два или Номер три? — продолжала допытываться дама.— Два! — выпалил Бенедикт. Дама радостно всплеснула руками.— Я так и подумала! Ой, нужно поскорее отыскать Порцию. Я ей говорила, что вы Бриджертон Номер два…«Меня зовут Бенедикт!» Он едва сдержался, чтобы не рявкнуть.— …но она сказала, нет, это не Номер два, а…Внезапно Бенедикт почувствовал, что ему лучше отойти от этой трещотки подальше, иначе он придушит ее голыми руками, а при таком обилии свидетелей скрыться ему наверняка не удастся.— Прошу меня простить, — спокойно проговорил он, хотя спокойствие это далось ему с величайшим трудом. — Я вынужден вас покинуть. Мне нужно кое с кем поговорить.Пастушка, естественно, поняла, что он лжет, однако Бенедикту было на это наплевать. Коротко кивнув ей, он кратчайшим путем направился к боковой двери в танцевальный зал, намереваясь поскорее скрыться от шумной толпы в кабинете брата, насладиться блаженным покоем и бокалом хорошего бренди.— Бенедикт!Вот черт! С бренди придется повременить. Бенедикт обернулся: к нему быстрым шагом направлялась мать. На ней был костюм эпохи королевы Елизаветы. Насколько он помнил, мать собиралась изображать героиню из какой-то шекспировской пьесы, а вот какую именно, он понятия не имел.— Что тебе угодно, мама? — спросил он. — Только не проси меня потанцевать с Гермионой Смайт-Смит. В прошлый раз она мне все ноги оттоптала.— Ни о чем подобном я тебя просить не собиралась, — ответила Вайолет. — Я хотела попросить тебя потанцевать с Пруденс Фезерингтон.— Пощади, матушка! — простонал Бенедикт. — Она еще хуже.— Я прошу тебя не жениться на ней, мой мальчик, а просто потанцевать.Бенедикт едва сдержался, чтобы не выругаться. Пруденс Фезерингтон — милая девушка, вот только не обремененная интеллектом. Кроме того, у нее такой пронзительный смех, что — Бенедикт видел это собственными глазами — взрослые мужчины бежали от нее со всех ног, зажав уши.— Знаешь что, — предложил он. — Я обещаю тебе потанцевать с Пенелопой Фезерингтон, если ты сможешь сделать так, чтобы Пруденс держалась от меня подальше.— Договорились, — удовлетворенно кивнула мать, и у Бенедикта сложилось нехорошее впечатление, что она именно этого и добивалась.— Вот она, у стола с прохладительными напитками, в костюме гнома, бедняжка. Цвет ей идет, но фасон — просто ужас! И куда только смотрела ее мать? Более неудачный костюм трудно себе представить.— Похоже, ты еще не видела русалку, — пробормотал Бенедикт.Мать шутливо стукнула его по руке.— Не смей издеваться над гостями!— Они сами на это напрашиваются.Предостерегающе взглянув на него, мать сказала:— Пойду поищу твою сестру.— Которую?— Ту, которая не замужем, — весело проговорила Вайолет. — Пусть виконт Гелф и увлекся этой девицей-шотландкой, но они еще не помолвлены.Бенедикт мысленно пожелал Гелфу удачи. Бедолаге она понадобится.— И спасибо за то, что согласился потанцевать с Пенелопой, — многозначительно проговорила Вайолет.Бенедикт насмешливо улыбнулся. Они оба знали, что слова эти служили отнюдь не благодарностью, а напоминанием.Скрестив руки на груди, Бенедикт проводил мать взглядом и, тяжело вздохнув, стал пробираться к столу, возле которого стояла Пенелопа. Он любил мать до умопомрачения, однако его раздражала ее манера вечно совать нос в светскую жизнь своих детей. Больше всего на свете Вайолет беспокоило то, что Бенедикт до сих пор не женился, и самое большое огорчение вызывали хмурые лица девушек, которых никто не приглашал танцевать. В результате огромную часть времени на балах Бенедикт проводил, танцуя с девицами, которых мать усердно ему сватала, но еще большую — с девицами, не пользовавшимися успехом.Из двух зол Бенедикт выбирал меньшее, а именно второе. Девицы, которых сватала мать, как правило, оказывались недалекими и скучными.Особенной любовью у матери пользовалась Пенелопа Фезерингтон, у которой нынешний сезон был уже по счету… О Господи, неужели третьим? Ну да, третьим. И никаких перспектив выйти замуж. Ну да ладно, он выполнит свое обещание. Пенелопа — милая девушка, достаточно умная и своеобразная. Когда-нибудь она найдет себе мужа. Это, конечно, будет не он и скорее всего не один из его знакомых, но кто-то же на ней наверняка женится.Вздохнув, Бенедикт начал пробираться к столу с прохладительными напитками, явственно ощущая во рту вожделенный вкус бренди. Что ж, если не удалось выпить любимого напитка, придется пока довольствоваться лимонадом.— Мисс Фезерингтон! — крикнул он и, когда все три мисс Фезерингтон обернулись, вздрогнул от неожиданности. — Гм… я имел в виду Пенелопу.Пенелопа так и просияла, и Бенедикт вынужден был напомнить себе, что неплохо к ней относится. На нее и в самом деле можно было бы обратить внимание, если бы она держалась подальше от своих сестер-неудачниц, которые у всякого нормального мужчины вызывали лишь одно желание: бежать от них как черт от ладана.Он уже почти дошел до трех сестер, как вдруг у него за спиной пронесся шепот. Бенедикт прекрасно понимал, что должен идти дальше и выполнить свое обещание потанцевать с Пенелопой, однако рассудил, что не будет ничего плохого в том, что он удовлетворит свое любопытство и обернется. И он обернулся.И увидел такую потрясающую женщину, какой ему еще никогда не доводилось видеть.Он даже не мог сказать, красива она или нет, поскольку лицо ее было надежно скрыто полумаской, а волосы оказались самого обыкновенного темно-русого цвета.Но во всем ее облике было нечто завораживающее. В том, как она стояла, улыбаясь и оглядывая танцевальный зал поблескивающими из-под полумаски глазами, словно более восхитительного зрелища, чем скопление жалких членов великосветского общества, разодетых в дурацкие карнавальные костюмы, ни разу в жизни не видела.Казалось, красота ее исходит изнутри.Создавалось такое ощущение, будто незнакомка вся светится, и Бенедикта внезапно осенило: она по-настоящему счастлива. Счастлива находиться на этом балу-маскараде, счастлива быть одной из присутствующих.Причем счастлива так, как Бенедикт никогда не был, хотя жизнь его можно было назвать вполне счастливой. У него семеро братьев и сестер, любящая мать, многочисленные друзья.И Бенедикт почувствовал, что, если сейчас же не познакомится с красавицей, не откроет секрета этого безбрежного счастья, он не сможет жить дальше.Позабыв про Пенелопу, он стал протискиваться сквозь толпу и вскоре оказался в нескольких шагах от нее. Однако трое джентльменов успели его опередить и уже расточали незнакомке слащавые комплименты. Бенедикт с интересом наблюдал, как она отреагирует. Незнакомка не заставила себя долго ждать, и ее реакция поразила его.Ни капли напускной скромности, притворной застенчивости или дурацкого хихиканья, как повела бы себя любая из его знакомых женщин.Она просто улыбнулась. Вернее, просияла. Бенедикт прекрасно знал, что комплименты призваны заставить человека, которому они предназначаются, почувствовать себя счастливым, но еще ни разу в жизни не видел, чтобы женщина реагировала на них с такой неподдельной, какой-то детской радостью.И он шагнул вперед. Он хотел, чтобы радость эта была обращена на него одного.— Прошу меня простить, джентльмены, но леди обещала этот танец мне, — солгал он.В прорезях маски было заметно, как ее глаза сначала расширились, потом насмешливо сверкнули. Бенедикт протянул руку, моля Бога, чтобы незнакомка не обвинила его в обмане.Однако она лишь улыбнулась, и от этой широкой, радостной улыбки сердце Бенедикта затрепетало. Незнакомка вложила свою руку в его, и только тогда он понял, что все это время сдерживал дыхание.— Вам разрешено танцевать вальс? — шепотом спросил он, когда они. подошли к танцевальной площадке. Девушка покачала головой:— Я не танцую.— Вы шутите.— Боюсь, что нет. Дело в том… — она наклонилась к Бенедикту и с сияющей улыбкой призналась, — что я не умею танцевать.Бенедикт изумленно воззрился на нее. Она двигалась с врожденной грацией, и потом, как может девица ее возраста и воспитания не уметь танцевать?— Остается только одно, — прошептал он. — Научить вас.Глаза незнакомки расширились, губы приоткрылись, и с них сорвался изумленный смех.— Что тут смешного? — спросил Бенедикт, и сам с трудом сдерживаясь, чтобы не рассмеяться.Она улыбнулась ему так, словно они были знакомы уже сто лет.— Даже я знаю, что на балу не учат танцам.— Что вы подразумеваете под этим «даже я знаю»? — прошептал Бенедикт.Незнакомка промолчала.— В таком случае придется мне самому заняться вашим обучением, даже если придется сделать это силой.— Силой? — переспросила незнакомка.— Было бы не по-джентльменски не исправить подобного плачевного положения дел.— Плачевного, говорите? Бенедикт пожал плечами:— Прекрасная женщина, не умеющая танцевать, — это преступление против природы.— Если я разрешу вам научить меня танцевать…— Когда вы разрешите научить вас танцевать, — перебил ее Бенедикт.— Если я разрешу вам научить меня танцевать, где вы собираетесь проводить урок?Подняв голову, Бенедикт обвел взглядом танцевальный зал, что при его внушительном росте — а он был самым высоким среди присутствующих — сделать это оказалось ему совсем не трудно.— Придется удалиться на террасу, — сказал он наконец.— На террасу? — переспросила незнакомка. — А там не слишком многолюдно? Вечер выдался теплый.— На хозяйской террасе никого не будет, — заявил он, наклоняясь к ней.— А откуда в таком случае о ее существовании известно вам? — удивилась незнакомка.Бенедикт изумленно уставился на нее. Неужели она и в самом деле не знает, кто он такой? Не то чтобы он был такого высокого мнения о своей персоне, чтобы считать, что все в Лондоне обязаны его знать. Но он был Бриджерто-ном, а если человек знаком с одним Бриджертоном, это означало, что он непременно узнает другого. А поскольку не было в Лондоне человека, который ни разу не столкнулся либо с одним, либо с другим Бриджертоном, Бенедикта узнавали повсюду, хотя бы как «Номер два».— Вы не ответили на мой вопрос, — прервала его размышления таинственная незнакомка.— Откуда я узнал о хозяйской террасе? — Бенедикт поднес ее руку, затянутую в перчатку из изумительного шелка, к губам и прильнул к ней поцелуем, после чего ответил:
1 2 3 4 5 6 7