Вот если бы она была мужчиной, тогда Питер точно знал бы, как ему следует поступить, но поскольку… Стоп! Что с ним сегодня творится? Откуда взялись вдруг эти шальные мысли? Ведь Розалинда Леко его противник, так? А значит и общаться с ней надо так же, как и с любым политическим оппонентом. Следует найти ее слабую сторону и надавить на нее. К счастью, слабости Розалинды ему известны: она страстная и романтичная женщина. Вот этим он и воспользуется! Не Габриэллу ему нужно засыпать подарками и цветами, а ее мать, только тогда она выпустит их из заточения.
Совершив это открытие, Питер с трудом дождался утра. Едва ли не с рассветом он бросился по магазинам скупать шампанское, бургундское и кларет. Бутылки, хранящие на стекле полувековую пыль, на его глазах были упакованы в нарядную корзину и отправлены в особняк Леко. В корзину Питер вложил визитную карточку, на которой собственноручно начертал слова благодарности и признательности матери своей будущей любовницы.
В три часа пополудни Питер уже неловко переминался с ноги на ногу в холле, под бдительным , оком Гюнтера. В руках у него была целая охапка цветов.
Розалинда царственно выплыла из гостиной и, увидев его с цветами, снисходительно улыбнулась. А когда она узнала, что цветы предназначались ей, ее улыбка стала еще шире.
— Благодарю вас, ваше сиятельство, но будет лучше, если вы преподнесете этот букет Габриэлле, — она польщена его вниманием, но, как и любая мать, в , первую очередь блюла интересы дочери.
— О, моя малютка тоже не останется без подарка, — с чарующей улыбкой проговорил он и вытащил откуда-то из-под полы небольшой горшочек с тремя сухими прутиками.
Розалинда изумленно округлила глаза, а Питер, воспользовавшись ее замешательством, быстро откланялся и взбежал по лестнице на второй этаж.
Ошеломленная Розалинда вернулась к подругам и торжественно предъявила им букет.
— Вот! — она вытянула руки вперед. — А Габриэлле он принес какие-то палки. Я же говорила, что он извращенец.
— Зато граф преподнес цветы La maman, — заметила Женевьева.
— А дочери он принес не сухие палки, а розовый куст, — объявила Ариадна. — Великолепный подарок! Туфли — это моветон, вино слишком банально, а вот розы… Кто мог подумать, что даже у этого повесы есть романтическая жилка.
Габриэлла сидела за столом, облаченная в очередное кисейное безобразие. На лице была написана мука, и даже приход Питера не очень-то ее развеселил. Когда же взгляд Габриэллы упал на цветочный горшок, она и вовсе помрачнела.
— Что это?
— Розовый куст. Я принес его для тебя!
Она нахмурилась.
— Мама видела?
— Конечно, и была очарована.
— Неужели? — она взяла горшок и скептически оглядела хрупкие веточки.
— Ты как будто не рада? — улыбка медленно сползла с его лица. — Но ведь это очень романтично.
— В самом деле?
— Да, уж можешь мне поверить. Это символ, говорящий о том, что наша привязанность друг к другу все возрастает. Этот горшочек с: землей содержит в себе целый трактат о нашей будущей любви.
— О, теперь я кажется понимаю, — она осторожно потрогала росток. — Это очень мило. Но как вы думаете, Розалинда поняла значение этого подарка?
— Надеюсь, что да, — ответил Питер, раздраженный ее недоверчивостью. — Она же профессиональный романтик.
— А я напротив — безнадежный любитель, — Габриэлла тяжело вздохнула, осознав, что обидела его. — Простите меня. Просто вчера Розалинда так утомила меня своей лекцией, и к тому же я думала, что вы принесете что-нибудь дорогое… А впрочем… — ее вдруг осенило. — Ведь розовому кусту место в саду, так?
— Так.
— О, Питер, вы волшебник!
— Никогда не замечал за собой ничего подобного, — пробормотал он, но Габриэлла уже тащила его к дверям.
— Вы нашли великолепный выход из положения, — оживленно проговорила она. — Вы думаете, что принесли мне цветок? Нет, вы принесли ключ от темницы. Где же еще лелеять, нашу растущую любовь, как не в саду?
Через террасу позади дома они вышли в маленький типично английский садик. Несмотря на небольшие размеры, в нем было полно укромных местечек и оплетенных плющом беседок. Воздух был насыщен ароматами трав и запахом вскопанной земли. Чириканье воробьев заглушало шум улицы, а живая изгородь надежно предохраняла от посторонних глаз. Поистине это был райский уголок.
Габриэлла дернула шнурок звонка, и тут же, словно из-под земли, вырос Гюнтер.
— Принеси нам инструменты, удобрение и воду, — приказала она и повела Питера по дорожке вокруг дома.
Они остановились под окном ее комнаты на пересечении трех тропинок, расходящихся в стороны, как спицы колеса. В центре образовалось незанятое пространство.
— Давайте посадим розу здесь, — предложила Габриэлла. — Тогда я смогу всегда видеть ее… и думать о вас, — она подняла глаза. — Это достаточно романтично?
«Это более, чем романтично», — подумал Питер. Он посмотрел ей прямо в глаза и почувствовал, что тонет, тонет в их бездонной глубине. Тепло солнца и легкий освежающий ветерок только усиливал это ощущение. Ему хотелось зарыться лицом в ее мягкие волосы, прижаться губами к ее губам, и лишь приход Гюнтера удержал его от этого порыва.
Выхватив у дворецкого лопату и лейку, Габриэлла тут же опустилась на колени и принялась рыхлить землю.
— Габриэлла, твое платье! — воскликнул Питер, пораженный тем, как бесцеремонно она относится к свои вещам.
— О, сегодня я могу не беспокоиться о платье, — заявила она и похлопала рукой по земле, приглашая его присоединиться к ней. — Я ведь вся во власти романтики. Разве может девушка в такой момент думать о какой-то там белой кисее?
Питер принял вызов и опустился рядом с ней.
Прощай, брюки, но чем только не приходится жертвовать во имя любви.
Увидев его кислую физиономию, Габриэлла расхохоталась и сунула ему лопату.
— Копай!
Надо заметить, что о садоводстве Питер Сент-Джеймс не знал ровно ничего. Зато Габриэлла, напротив, прекрасно в этом разбиралась. В академии они сами занимались садом, не прибегая к услугам садовника.
— Сначала нужно вскопать землю и подровнять ее, чтобы получился аккуратный кружок, — начала Габриэлла; — Потом сделаешь ямку в центре, — увлеченная работой, она незаметно для себя перешла на «ты».
— Откуда ты знаешь; что надо делать? — запротестовал Питер. Непривычный к физическому Труду, он скоро устал и так взмок, что ему даже пришлось снять сюртук.
— В академии мы сами сажали цветы.
— Вы копались в земле? Ученицы французской школы для девочек рыли землю? — не веря своим ушам, переспросил Питер.
— А ты знаешь другой способ выращивания растений? — она улыбнулась. — Конечно, копались. Между прочим, во Франции это считается весьма достойным занятием для юных леди. К тому же это так романтично… — не удержавшись, съязвила она.
Ну еще бы, — он нахмурился и энергично заработал садовым совком, готовя почву для розового куста. — То-то я чувствую, что меня как бы подхватывает и уносит. Думал ветер, ан нет — романтический шквал.
— Копай! — насмешливо приказала Габриэлла. — Если хочешь знать, французы считают, что женщина, ухаживающая за садом, выглядит очень соблазнительно. Так что не упусти момент. Он недоверчиво фыркнул.
— Нет, правда. Любая женщина на лоне природы выглядит удивительно красивой, — она понизила голос и доверительно сообщила: — Лично мне кажется, что тут все дело в запахах, — Габриэлла помолчала и задумчиво добавила: — Или, как говорила мадам Маршан, мужчинам просто нравится видеть женщину на коленях. Это льстит их самолюбию.
«А она далеко не дура, эта мадам Маршан», — подумал Питер, а вслух сказал:
— Однако в данный момент на коленях я, а не ты. Габриэлла рассмеялась и присоединилась к нему. Вместе они разрыхлили землю, добавили костной муки и торфа, а затем торжественно погрузили в ямку розовый куст. Руки их то и дело соприкасались, плечи сталкивались, а когда они одновременно потянулись за лопатой, Питер на какую-то долю секунды задержал ее кисть в своей ладони. Это длилось всего лишь мгновение, но и его оказалось достаточно для того, чтобы сердце Габриэллы забилось часто-часто.
Когда Питер потянулся за тяжелой металлической лейкой, она просто не могла оторвать от него глаз. Его движения были грациозны и пластичны, а жилет и рубашка, плотно прилегающие к телу, рельефно обрисовывали бугры мышц. Без сюртука граф Сэндборн выглядел намного человечнее и… мужественнее.
Обильно полив цветок, Питер облегченно вздохнул и тыльной стороной ладони вытер выступивший на лбу пот. Габриэлла сидела на траве, поджав под себя ноги, и улыбалась.
— Почему же ты решил подарить мне именно розовый куст? — спросила она, проводя пальцами по земле.
— Ну, во-первых, мне хотелось сделать тебе приятное, а во-вторых, что же еще дарить «розовому бутону», как не розовый куст?
— Розовому бутону? Что ты имеешь в виду?
— В нашем кругу так называют молоденьких дебютанток с чистыми глазками, — невозмутимо ответил Питер. — У них за спиной, разумеется.
— Звучит оскорбительно. Ты намерен и впредь обижать меня?
— Что ты, конечно, нет. Никакое это не оскорбление, скорее наоборот. Девушки, которых мы называем «розовый бутон», воспитаны, изнежены и взлелеяны, как настоящие розы. Они поют, рисуют простенькие акварели, умно говорят и искусно составляют букеты. «Розовые бутоны» выглядят, как правило, очень элегантно и всегда… желанны.
— И ты считаешь, что все эти качества относятся ко мне? По-твоему, я «розовый бутон»? — негодующе воскликнула Габриэлла.
— А по-твоему, нет? — он засмеялся и схватил ее за руку. — Правда, ты играешь вульгарные песенки вместо сонат, читаешь потешки и притчи вместо сонетов и выливаешь шампанское в комнатный горшок, но от этого не становишься менее привлекательной. Скорее твои действия имеют обратный эффект, — он присел рядом и окинул ее медленным оценивающим взглядом, от чего сердечко Габриэллы так и подпрыгнуло, — И я даже готов составлять за тебя букеты, если ты питаешь к этому занятию такое отвращение.
— Да? — Габриэлла почувствовала, что краснеет, и ниже опустила голову. Его слова ее озадачили и… обрадовали.
— Да. Ты прелесть, хотя и напоминаешь мне иногда не «розовый бутон», а розовый куст с его колючками и шипами.
— О, какой прогресс! Значит, теперь я розовый куст? Что означает эта метафора?
— Не уводи меня в дебри символики, дай сказать. Бутон нежен и раним, а ты стойкая и мужественная. Ты сложнее и совершеннее, чем обычный цветок. А шипы… Что ж, шипы делают жизнь интереснее.
— Это новость для меня.
— Ну, с твоими колючками уж точно не заскучаешь, — понизив голос, пробормотал он. — И любой мужчина захотел бы оказаться рядом в тот момент, когда колючий куст, наконец, зацветет.
Габриэлла зачарованно смотрела в его темные глаза, такие проницательные, провоцирующие и… манящие. Они, казались, хранят в себе тысячи тайн, и ни одну она не могла разглядеть. Несколько секунд спустя девушка встряхнулась, отгоняя оцепенение, и весело заявила:
— Твоя речь очень понравилась бы Розалинде.
— А тебе? — тихо спросил он. — Тебе я готов говорить комплименты бесконечно. Потому что ты полна красоты и изящества, твоя кожа как шелковистые лепестки и пахнешь ты как цветок на лугу, распустившийся под летним солнцем.
Питер запустил пальцы в ее мягкие волосы и притянул голову Габриэллы к себе. Он хотел ее. Она знала, , что это так, и ощупала его желание как нечто осязаемое, и это нечто подбиралось к ней, захватывало ее… В эту минуту Габриэлла ничего не хотела так сильно, как оказаться вместе с ним на том самом лугу, на котором распустился душистый цветок. Боже, что происходит?
— Ты моя роза, — шептал он. — И, как любая роза, нуждаешься в защите и должном уходе, иначе никогда не распустишься, — он был так близко, что она чувствовала его дыхание на своей щеке. — Позволь мне ухаживать за тобой, Габриэлла. Я хочу увидеть, как ты цветешь, — прежде чем его губы коснулись ее губ, она услышала: — Я хочу чувствовать, как ты распускаешься в моих руках.
«Да, да, да!» — безмолвно молила Габриэлла. Ей захотелось открыть ему ту потайную комнату, в которой до сих пор были заперты ее желание, страсть, уязвимость… Ей хотелось раскрыться и почувствовать то, что она так долго отвергала.
Их уста слились в поцелуе, и головокружительное тепло заструилось по всему ее телу ручейками удовольствия. Она склонила голову, инстинктивно подчиняясь его мягкому нажиму и повторяя каждое движение его губ. Питер обхватил ее за талию, медленно притянул к себе, а затем они вместе опустились на траву.
Никогда еще Габриэлла не испытывала ничего настолько интимного и настолько… всепоглощающего. Каждая клеточка ее была возбуждена и отвечала трепетом сладостного наслаждения на каждое его прикосновение. Питер, должно быть, почувствовал это и осыпал поцелуями ее лицо и шею.
Габриэлла чуть слышно застонала, и его пальцы скользнули к груди, отыскивая линию корсета и нужную плоть под ней. Габриэлла изогнулась ему навстречу и освободила ворот его рубашки, скользя руками по бокам и спине. Их тела слились, и она словно растворилась в нем, но хотела быть ближе, еще ближе.
— Они в саду? — рука Розалинды замерла на полпути к вазе. Она составляла букет из принесенных Питером цветов. — Но что они там делают? — Розалинда смотрела на Гюнтера так, словно видала его впервые. Только что она велела дворецкому отнести шампанское в будуар Габриэллы и вот теперь — слышит, что влюбленной парочки там и в помине нет.
— Вскапывают клумбу, мадам, — произнес Гюнтер таким тоном, будто речь шла о чем-то неприличном.
— Ах, да, этот розовый куст, — раздраженно бросила она и испытывающе посмотрела на слугу. — Мне кажется, ты чего-то не договариваешь. Что в ни там творят? Боже мой, бедный садик! От него, наверное, уже ничего не осталось после нашествия этих варваров.
Розалинда подхватила юбки и кинулась к дверям. Верные клевреты, разумеется, последовали за ней.
Лучше всего сад просматривался, из окна Габриэллы. Сообразив это, Розалинда изменила курс и повлекла свою команду к лестнице.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47