Удивленный Фиорал отскочил, но, не медля ни секунды, снова напал на Бишопа. Тот достойно отразил удар, в последний момент повернув запястье и едва не выбив меч из руки противника.
Фиорал не верил, не мог поверить происходившему. Во имя всех святых, он задыхается! Жалкий старик заставил его, сильного, отважного воина, задыхаться?!
— Ублюдок! — завопил он — Что это такое? Значит, ты волшебник? Да-да, я вижу, ты владеешь магией! Черной магией! Явился сюда, чтобы помешать мне?! Разрушить мою жизнь? Черт возьми, я тебе не позволю! Молись, чтобы Господь взял тебя на небо, гнусная старая вонючка!
На этот раз его меч просвистел в каком-то жалком дюйме от плеча Бишопа.
Бишоп понимал, что зря бахвалится, показывая свое искусство перед обитателями замка. Из-за его самоуверенности меч Фиорала едва не вонзился ему в сердце.
Он поспешно выпрямился, расправил плечи. Сейчас все будет по-другому!
На этот раз именно он первым ринулся на Фиорала с высоко поднятым мечом.
— Что это? — едва успел выговорить Фиорал, прежде чем старик напал на него, нет, вовсе не старик, а мужчина, такой же молодой и ловкий, как он сам.
Мечи с оглушительным лязгом скрестились, и Фиорал с ужасом увидел, что противник улыбается, блестя белоснежными зубами.
— Ты умрешь, потому что захотел отнять то, что принадлежит мне.
Фиорала наконец осенило. Это он, сэр Бишоп Лит, скрывается под личиной старика! Значит, он подло обманут и одурачен, но не по своей вине! Кто-то пустил в ход черную магию! Нет, не кто-то! Во всем виновато злосчастное проклятие! И чертов чирей на шее… да, зло укоренилось в его плоти, терзая его проклятым чирьем.
Издав яростный клич, Фиорал ринулся в бой. Бишоп продолжал отступать, предоставив противнику тратить силы. И тот старался, продолжая вопить и размахивать мечом.
Однако Бишоп выжидал до самого последнего момента и, когда Фиорал в очередной раз высоко поднял меч, быстро отскочил в сторону, развернулся и вонзил свое оружие в грудь Фиорала. Остро заточенное лезвие, проткнув тело насквозь, вышло из спины.
Фиорал не издал ни звука. Поднял голову, взглянул на противника и медленно, очень медленно отступил, покачнулся и упал на спину так тяжело, что меч едва не вывалился на землю.
Во дворе раздались панические вопли. Кто-то выкрикивал угрозы, кто-то приветствовал победителя.
Бишоп, почти изнемогая от облегчения, стал поворачиваться к Меррим, когда тот коротышка, с которым Фиорал говорил перед поединком, подскочил к нему и с кривой улыбкой ударил стилетом в грудь. Долан мгновенно набросился на него, схватил за волосы, запрокинул голову и перерезал глотку.
— Меррим, — пробормотал Бишоп, глядя на торчавший из груди стилет, и, покачнувшись, опустился рядом со своим убийцей.
— Нет!!!
Время, казалось, остановилось. Меррим, не помня себя, метнулась к любимому. Мужчины молча расступились. Она бросилась на колени, увидела кровь, лившуюся из раны, рукоятку стилета, непристойно торчавшую из груди. Меррим не задумываясь вытащила стилет и прижала обе ладони к ране. Кровь быстро просочилась сквозь пальцы.
Она могла надавить на рану, прижать ладони изо всех сил… но в душе понимала, что это не поможет. Совсем не поможет.
Слезы лились по ее лицу. Она сглатывала их, всхлипывала, каким-то уголком сознания отмечая, что их окружают люди. Она видела их тени, слышала шаги, голоса… Господи, ей нужно срочно что-то сделать.
— Ты не умрешь, жалкий болван! — крикнула она ему в лицо. — Слышишь?! Как ты посмел дать себя убить?! Да я сама тебя прикончу за это!
Она все еще слышала голоса, только очень слабые и неразборчивые. Кто-то пытался оттащить ее, но она продолжала вопить — это был безумный вой, вселявший ужас даже в мужчин.
Ей вдруг стало совершенно ясно, что следует предпринять. Она, не задумываясь, легла на него: сердце к сердцу, руки на руки, кончики пальцев касаются запястья, ноги прижаты к ногам. Она чувствовала, как его кровь увлажняет платье, растекается по груди. Ощущала биение сердца, с каждой секундой становившееся все слабее.
Припав щекой к щеке Бишопа, она словно видела, как из его сердца вытекают последние капли крови.
Старый Сарноу, охранявший стены, видел сверху, как старуха, широко раскинув ноги и руки, прикрывает своим телом старика и оба лежат в луже крови. Только вот старыми они не казались. Наоборот, очень молодыми и совершенно непохожими на себя.
Сарноу покачал головой. Яркий солнечный свет обострил его угасающее зрение. Позже он будет клясться, что видел не только сэра Бишопа и лежавшую на нем леди Меррим. Вокруг и над ними теснились тени, норовившие с ними слиться, стать единым целым.
Но его подняли на смех, утверждая, что он повредился мозгами от старости.
Бишоп с трудом открыл глаза и взглянул в лицо возлюбленной.
— Нет, — выдавил он, почти теряя сознание. Он чувствовал зов смерти, но сопротивлялся как мог и не намеревался позволить ей взять верх. — Слезай, глупая, храбрая ведьма. Я не дам тебе умереть за меня. Убирайся, черт тебя возьми!
Но она, разумеется, и не вздумала послушаться. Наоборот, прижалась еще теснее. Бишоп из последних сил умудрился привстать и сбросить ее с себя. Она упала на спину и уставилась в голубое небо, усеянное белыми облаками.
Бишоп снова обмяк. Люди подступали все ближе, и, когда кто-то коснулся ее руки, Меррим дико взвизгнула:
— Прочь от меня, проклятый глупец! Прочь!
И снова бросилась на Бишопа: сердце к сердцу, пальцы застыли на запястьях, живот к животу… и в следующее мгновение его боль передалась ей. Она приветствовала эту боль. Знала в глубине души, что происходит. Может, и она умрет. Биение его сердца… о Господи, оно становится слабее… медленнее.
— Бишоп, — прошептала она, сильно укусив его за плечо, — посмей только умереть, черт тебя подери. Слышишь, чертов храбрый дурень? Ты не умрешь.
Она повторяла это снова и снова. Но он был неподвижен, так неподвижен… слишком неподвижен.
Жуткая, ни с чем не сравнимая боль обрушилась на нее. Она боялась, что не вынесет, но что еще оставалось делать? Она должна все вынести. Или он умрет.
Поэтому Меррим стиснула зубы и не шевелилась. О Господи, он закрыл глаза и молчит, а она больше не слышит его сердца. Только кровь льется. Столько крови, что она тонет в ней… и это«е кровь тоже.
Тут Бишоп поднял веки и взглянул ей в глаза.
— Ты выносишь мое дитя в одиночестве. Прости, Меррим, прости меня. Нам следовало бы пожениться. Мне очень жаль.
Густые ресницы веерами опустились на белые щеки. Она накрыла губами его рот, вдыхая в него воздух.
— Ты не умрешь, — бормотала она. — Слышишь, глупый смертный? Ты не умрешь. Ты стал частью меня, неужели не понимаешь?
Боль становилась все острее. Все беспощаднее. Потому что исходила из той части сердца, куда вошел стилет. Ей было больно и раньше, но не так, как сейчас.
Она зажмурилась, сжала губы, чтобы не закричать. Ее трясло от ужаса и невыразимой муки. Иисусе, она чувствовала каждую каплю крови, своей крови, и они теперь единое целое. Кто даст ей силы вытерпеть?!
Он снова пытался столкнуть ее, однако был слишком слаб. И несмотря на жестокую пытку, она отчетливо сознавала, что на этот раз не позволит ему взять верх.
Она не знала, сколько времени прошло, но боль, как ни удивительно, начала стихать. Нет, ей это только кажется… или боль в самом деле отступает, хоть и очень медленно, покидая ее.
Меррим тихо вздохнула, поцеловала его в губы, положила голову на плечо.
Они лежали абсолютно неподвижно. Словно мертвые.
— Расступитесь! — велел лорд Веллан. — Отойдите от них. Отойдите, все вы! Немедленно!
В круг ворвалась леди Маделайн, заламывая морщинистые руки.
— Что онa делает? Что происходит?
Криспин и Долан вцепились друг в друга, глядя на молодых людей, выглядевших старше древней дубовой рощи, росшей рядом с Пенуитом. Рощи, в которой издавна селились бернские ведьмы.
Никто не двинулся с места.
«Какое странное чувство», — подумал Бишоп. Он так устал, что хотел одного: врасти в землю и лежать спокойно, под теплым солнышком. Нет… это больше чем усталость. Казалось, еще немного, и он поднимется в воздух, потому что ощущал себя совершенно невесомым. Но удивительнее всего то, что боли больше не было. Меррим взяла на себя его боль. Взяла его рану.
Нет, это невозможно. Хотя случалось раньше.
— Меррим?
Медленно, так медленно, что он едва не умер от страха, ее ресницы дрогнули, пощекотав его плечо.
— Меррим?!
Она чуть приподнялась, шепотом позвала его по имени, тряхнула головой и моргнула.
— Что случилось?
— Меня ударили стилетом, — выговорил он, едва шевеля губами. — Ты легла на меня. Почему?
Меррим растянула губы в улыбке. Далось ей это с трудом: все тело ныло, словно по нему прошлась сотня тяжелых кулаков.
— Понятия не имею, — честно ответила она, целуя его в подбородок. — Просто понимала, что нужно сделать именно это.
Она не сводила с него глаз и видела не древнего старика, а Бишопа, человека, которого любила, человека, который не умрет. Никогда.
— Сама не возьму в толк. Я твердо знала лишь одно: нужно лечь на тебя, сердцем к сердцу, телом к телу. Боль была поистине неописуемой, Бишоп, однако мы выжили. Не знаю как, но выжили.
Лорд Веллан нагнулся, пытаясь ее поднять. Но она вцепилась в плечи Бишопа и отказывалась разжать пальцы.
— Все будет хорошо, — бросила она, не оборачиваясь. — Дай нам немного времени. Еще минуту, и, клянусь, мы встанем как ни в чем не бывало.
— Увы, это невозможно, милая, просто невозможно. Мне ужасно жаль, но Бишопа ударили стилетом в грудь. Он мертв. Тут уж ничего не поделаешь.
— Он жив, дедушка. Мало того, только сейчас говорил со мной. Даю слово, это чистая правда.
— Если он еще не умер, значит, вот-вот отправится на тот свет. Пойдем, Меррим, оставь его. Мы обмоем тело и обрядим в саван.
Меррим взглянула на протянутую руку деда, медленно покачала головой и поцеловала Бишопа в губы. Потом откинула голову и громко воскликнула:
— Бишоп, тебе пора встать и объявить всем, что ты сегодня женишься на мне!
Никто не пошевелился. Все слышали, как старуха, которая вовсе не была старухой, обращается к Бишопу Литу, который погиб от удара стилетом или погибнет через несколько минут.
Бишоп открыл глаза и даже нашел в себе силы улыбнуться:
— Пожалуй, я так и сделаю.
Меррим оперлась на руку деда и встала. На лифе платья расплылось огромное кровавое пятно. Она тупо уставилась на пятно, словно издалека слыша испуганные голоса:
— Это леди Меррим?!
— Почему он не умер? Он должен был умереть.
— Зачем она легла на него?
Постепенно пересуды стали оживленнее. Тогда Бишоп поднялся и отряхнулся, как мокрый пес.
Его грудь тоже была залита кровью, уже подсыхающей и казавшейся черной.
Во дворе воцарилась полная тишина. Даже куры притихли. Ветерок шевелил волосы Бишопа. Несмотря на пережитое, он чувствовал лишь небольшую слабость, но, коснувшись груди, обнаружил, что рана закрылась.
— Он не мертв! Не мертв! — истерически крикнул кто-то. Ему вторили остальные. Крик поднялся невероятный.
Все понимали, что такое просто невозможно. И все недоумевали, пока кто-то не объявил:
— Я все понял! Это была просто царапина, из тех, что сильно кровоточат. Но клинок не задел сердца, и сэр Бишоп остался жив.
— Да, так оно и было, — соглашались остальные.
Общее облегчение было физически ощутимым. Люди решили, что ничего особенного не случилось и проклятие тут ни при чем. Никаких ведьм и волшебников, никакой магии. И никто не услышит, как черные крылья страха хлопают над головами во мраке ночи.
Он ничего не ответил. Только взял руку Меррим, глянул все уродливое старое лицо.
— Ты выйдешь за меня через час?
— Да. Как только мы отмоемся от крови и я сниму этот чертов нос.
Во дворе раздались радостные крики. Дед обнимал ее, бабушка гладила по голове и плечам.
Глава 37
На груди действительно не было ни следа от раны. Никаких признаков того, что в его плоть вонзался стилет. Ничего. Только легкая боль, но это, возможно, оттого, что Меррим так сильно колотила его кулачками и так тяжело наваливалась сверху.
При этой мысли он улыбнулся, откинул голову на бортик лохани и прикрыл глаза. Скоро она придет и вымоет его. Ну а потом он, возможно, вымоет ее, хотя служанки наверняка уже об этом позаботились.
Интересно, осталась ли на ее груди хоть какая-то метка, синяк или шрам, в доказательство того, что только сейчас случилось?
Он ощутил, как в нем пульсирует энергия, куда более мощная, чем до поединка с Фиорум.
В комнате действительно появилась Меррим. Она улыбалась. Куда девалось пропитанное кровью платье? На ней было простое одеяние, которое она, конечно, сменит перед венчанием.
Она подошла ближе и положила руку ему на плечо.
— Как ты себя чувствуешь?
Бишоп нетерпеливо кивнул.
— Покажи мне грудь, — потребовал он.
Меррим неторопливо отложила тряпочку, которую держала в руках, отступила и распахнула свободное одеяние. Он уставился на ее грудь, мягкую сливочную плоть, но… и тут он заметил тонкую белую линию, проходившую над ее бурно бьющимся сердцем.
— А… а у меня и следа не осталось, — выдохнул он.
— Я рада. А это… Пустяки, — отмахнулась она, запахиваясь. — Я пришла искупать тебя, мой будущий муж. Откинься, закрой глаза и позволь за тобой поухаживать. Могу сказать, что день выдался тяжелым.
Бишоп покорно выполнил приказ и, смеясь, согласился:
— Да уж, тяжелее некуда. Ты любишь меня, Меррим?
— Люблю, — ответила она без колебаний. — Больше, чем минуту назад. Скоро моя любовь вырастет так, что может меня убить.
Он открыл глаза, улыбнулся и осторожно сжал ее руку.
— Мне тоже знакомо это чувство. В дверь тихо постучали.
— Кто там? — крикнула Меррим. — Кто желает ворваться к моему жениху?
— Это я, госпожа, Криспин!
— Заходи, Криспин! — пригласил Бишоп.
В комнате появился Криспин, глядя не на молодых людей, сейчас казавшихся старше его деда, а на странную палочку в своей руке. Наконец он торжественно указал ею на Бишопа.
— Господин мой, какой-то мальчишка нашел это, сказал, что, когда вы встали, палочка выпала из вашего рукава.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39