Лет десять назад месье Корвиль заглянул в письмо, которое вез в Румынию, да только обратно не вернулся. Едва привез письмо в Бухарест, да там и помер. Сказали, правда, что несчастный случай – шел по мосту, да мост обвалился. Прогнивший был мосток, старенький…Но Жан-то знает, что беднягу Корвиля убили, – не суй нос, куда не следует. В конце концов, каждый, вступая в Общество, дает клятву повиновения. Но – Маришен смачно сплюнул на плиты мерзкого пола – Бог с ними, с клятвами, деньги ведь хорошие платят!Стражник выругался:– Не хватало еще тут все заплевать!Гонец скривился:– Тут и до нас постарались!Стражник свернул за угол и отпер железную дверь массивным ключом. За дверью оказалась крутая лестница.– Дальше не моя территория! – предупредил он. – Иди сам. Пароль знаешь.Гонец поднялся по лестнице, осторожно наступая на осклизлые ступеньки. Вверху было посуше. Далеко впереди пылал прикрепленный к стене коридора факел, как будто манил путника к себе. Гонец пошел на его свет. Как только подошел к этому факелу, увидел свет другого на отдалении. Хитро рассчитано.За свою жизнь Маришен выполнил множество поручений Общества и отчитывался за них перед разными людьми и в разных местах. Чаще всего это были обычные улицы и бульвары Парижа. Гонец просто шел, к нему подходил кто-то и забирал составленный им отчет о поездке. Но на этот раз сам гранд-магистр пожелал принять гонца лично.Маришен видел гранд-магистра всего раз в жизни. Впрочем, и тогда ничего не запомнил. Магистры – люди высокого полета. Простые смертные не знают их лиц, не могут опознать голосов. А уж гранд-магистр – вообще загадочная личность… Говорят, высшие иерархи Общества до сих пор занимают места среди политической элиты, а то и правительства Франции. Что ж, тайные правительства всегда были и будут. И не дело гонцов думать о них.– Стой! – послышалось из ниши в стене. Прямо перед гонцом выросла огромная фигура. – Кто ты, путник?– Жан Маришен – брат по крови.– Подтверди!Гонец вынул старинное серебряное кольцо в виде прихотливо изогнутых змеек с аметистовыми лиловыми глазками. Кольцо перешло к Жану по наследству от отца, но было мало, и потому Маришен аккуратно носил его в потайном кармане.Страж внимательно изучил кольцо и посторонился, отрывая тяжелую лязгающую железную дверь, и вдруг сильно толкнул гонца в спину. Тот влетел внутрь и оказался в крошечной комнатке, стены которой были отделаны темными деревянными панелями. На первый взгляд одни стены и ни одной двери. Но ведь гонец только что вошел. Вот только с какой стороны? От неожиданности он потерял ориентировку.Что за дела? Ему не доверяют? Если посчитают, что он в чем-то виноват, могут и убить тут же, в этой комнатке. Гонец выпрямился. Ему нечего бояться – он всегда выполнял указания Общества от и до. Никогда не интересовался тем, чем не следует. Но страх все равно пополз в сердце.И в эту секунду он вдруг ощутил дыхание сквозняка. Значит, там в стене отверстие. Его проверяют – хотят удостовериться, что это он. Жан вспомнил, что слышал как-то о таком приеме от деда, но это было так давно. Сам он никогда не попадал в столь щекотливые ситуации. В конце концов, сейчас вторая половина XIX века, и на престоле не отравительница Мария Медичи, и времена королей Людовиков, помешанных на оккультизме, прошли.И тут Жан с ужасом увидел, что левая стена начала надвигаться на него. Господи, если стены сдвинуться, они же раздавят его! Гонец судорожно втянул воздух. Что творится? Это же почтенный дом в центре Версаля, а не застенки святой инквизиции!Жан перекрестился. И наконец-то понял – стена выезжала вперед, освобождая пространство для двери. Послышался скрежет ключа, щелкнул замок. И точно – за стеной отворилась дверь и тихий голос процедил:– Сюда, месье!Жан, приободрившись, шагнул вперед. Ну и предосторожности перед встречей с гранд-магистром…За дубовой дверью располагался еще один коридор, с невероятным количеством новых дверей и поворотов. Человек с недобрыми намерениями заплутает в два счета. Жан почти бежал за своим провожатым, но успел заметить, что дом обставлен богато и на старинный лад. На стенах витые рожки из золота, но в них горит не газ, а золоченые свечи. На полу (это в коридорах-то!) дорогущие турецкие ковры, потолки расписаны розами и купидонами. Лестница из белого мрамора, украшенная статуями греческих богинь, была также устлана ковровой дорожкой.Гонца провели вниз. Еще раз свернули вправо, потом влево и вот провожающий тихо повернул золоченую ручку резной двери. Жан шагнул за порог и застыл, ничего не различая в полутьме.– Ты видел его? – не дожидаясь приветствия, прозвучал хриплый голос гранд-магистра.Маришен уже привык к тому, что все члены Общества пытаются менять свои голоса, но от этого ненатурального голоса у него мурашки поползли по коже.– Да, монсеньер!Жан склонился в нижайшем поклоне.Его глаза уже должны были приспособиться к темноте, но все вокруг было черно: черный бархат на стенах, черное ковровое покрытие на полу, даже потолок был окрашен и черный цвет. Правда, к дальней стене черный цвет потолка уступал место кровавому «зареву». Под этим «заревом» высился золотой трон, обитый черной материей. На троне восседала фигура. Лицо пряталось в тени.– Опиши его! – потребовала фигура. – Он похож на нас?– Да, монсеньер! – Гонец снова склонился в поклоне. – Он похож.– Так он – брат по крови?– Дa, монсеньер. Это видно сразу. И у него есть Знак высшего родства – родинка на груди прямо под сердцем.Гранд-магистр взволнованно поднялся:– И форма ее совпадает?– Да, монсеньер! Родинка в форме сердца.– Ты видел сам?– Я осмотрел его весьма придирчиво.– Хорошо! – Гранд-магистр снова сел. – Ты получил ответ на наше послание?– Да, монсеньер! Ответ состоит из четырех слов: я все сделаю, ждите.– Слава Богу! – прошептал гранд-магистр. – Это хороший ответ. Готов ли твой отчет?– Вот он, монсеньер! – Гонец вынул из нагрудного кармана небольшую тетрадь, как и полагается для подобных случаев, обтянутую темно-синим бархатом.Почему именно бархатом и почему темно-синим, Маришен никогда не задумывался. Не его это дело. Так полагалось всегда: и отец, и дед предоставляли отчеты в таких тетрадях, которые заказывали в писчебумажных лавках. Вот и Жан давно уже заказал четыре дюжины. Ими и пользуется.Тетрадь требовалось с поклоном положить на столик, который должен стоять с правой стороны от гонца. Приближаться к гранд-магистру строго запрещалось. Но сегодня не было никакого столика. Жан повертел головой во все стороны, но ничего подходящего не нашел. И тогда, забыв о Правилах, он шагнул к трону.Гранд-магистр протянул руку. Жан увидел белое точеное запястье и холеную ладонь. Не удержавшись, гонец поднял глаза на лицо повелителя.– Вон! – прошептал тот, мгновенно прикрывшись черной полой плаща.Или это был не плащ?..Жан отскочил, озираясь, не понимая, куда следует идти. Но тут в стене слева открылся узкий и светлый проход. Маришен ринулся на свет. Но едва он шагнул за порог, пол под его ногами накренился и гонец полетел вниз. Он упал на острые камни и, еще не осознав боли, понял – он в каменном мешке тайного хода. Это конец.«За что?.. Тридцать лет верой и правдой… – еще подумалось Жану. – За что?!»И когда смертельная боль тела догнала сознание, оно успело высветить еще раз не лицо, но руки гранд-магистра. И умирающий гонец Маришен понял, что же так удивило его: ладони были…Мысли смешались. И темнота разорвалась в голове верного гонца ярким светом. 3ПРИЕЗД ГУВЕРНАНТКИ В КУПЕЧЕСКИЙ ДОМ Москва, декабрь 1875 Воздух благоухал ароматами парижских духов и терпким запахом хвои. В преддверии Рождества окна всех магазинов, лавок и ателье на Кузнецком мосту были украшены лапами лесной красавицы, алыми лентами и большими разноцветными стеклянными шарами, выложенными на кусках белой ваты, которая должна была символизировать московский снег. Витрины, ловко подбоченясь, предъявляли покупателям самое дорогое, модное и красивое.Люди сновали туда-сюда, звенел дамский смех, плыл дым крепких сигар. Все были одеты в лучшее и стремились приобрести к празднику еще более роскошное и потрясающее.Соня стояла у стены подъезда, тупо следя за мельканьем праздничной толпы. На ресницах висели капли слез. Пальцы судорожно сжимались в кармане старенькой заячьей шубейки. Потертый мех давно уже не грел. Да что там шуба? На Рожественский праздник денег нет. Другие станут встречать его с подарками и деликатесами. Другие, но не Соня!Копалкины отказали ей. Купчиха самолично распахнула перед ней дверь на улицу. Купеческая нянька хихикала, а позади всех сопел тот самый Костя Копалкин, на изучение которого Соня возлагала такие большие надежды.Все произошло так стремительно и сумбурно, что и в кошмарном сне не приснится. Час назад Соня, запыхавшись – ведь так боялась опоздать! – подбежала к Кузнецкому мосту. Она не бывала здесь уже больше года – что ей делать на самой модной и дорогой улице города? Покупки здесь для нее давно не по карману. Хотя пройти мимо витрин магазинов и ателье было приятно. Да и кому не приятно посмотреть хоть одним глазком на красивые вещи, даже если их и невозможно купить?..Но Соне было не до покупок. Наниматься в купеческий дом – дело переживательное: неизвестно, как встретит тебя купец и его родня. Перед глазами вставала картина художника Перова «Приезд гувернантки в купеческий дом». Соня видела, ее на выставке, которую в прошлом устроили московские художники. На том полотне бедная девушка-гувернантка входит, низко склонив голову, в дом богатого купца. Все домочадцы высыпали посмотреть на новую служанку. Да-да, ведь гувернантка – все равно что служанка! Хозяин-купец, уперев руки в бока, не стыдясь, рассматривает девушку, будто она не человек, а только что купленный им товар, Хозяйский сын, эдакий купчик в дорогом халате, словно раздевает девицу развратным взглядом, прикидывая, стоит ли ее соблазнить. Словом, сцена унижения в полной мере. А что делать? Раз бедной девушке приходится идти в услужение, многое нужно терпеть.Но Соня не такова. Девушка распрямила спину и гордо вскинула голову. Она не станет терпеть издевательства ни за какие деньги! Но переживать раньше времени не стоит – ничего плохого в этом доме на Кузнецком мосту с Соней приключиться не может. Ведь этот доходный дом принадлежит семейству купцов Третьяковых, и на плату с квартир этого дома содержится его знаменитая коллекция русской живописи. Конечно, не только на эти деньги – Третьяковы были владельцами фабрик и заводов. Кажется, у них даже пароходы были. Вся Москва знала, что Павел Михайлович Третьяков – человек образованный. Почти все средства он тратит на благое дело – поддержку русского искусства. И потому в отличие от других купцов, над которыми всегда охочие до смеха москвичи подтрунивали и хохотали, Третьякова все уважали.Когда он шел по улице, прохожие снимали перед ним шляпы, когда же по дороге проезжала его карета кланялись вслед. Все понимали, что третьяковское благородство и любовь к искусству дорогого стоит. Нет, такой человек не станет сдавать квартиры своего дома недостойным людям, тем, кто будет унижать бедную девушку только потому, что она сама вынуждена зарабатывать себе на жизнь.И потому Соня храбро поднялась на третий этаж, где с левой стороны на дубовой двери сияла начищенная до блеска медная табличка: «1 г. к-ц г-н Копалкин» , что означало: «1 гильдии купец господин Копалкин» .Но как же просчиталась Соня!Открыла ей горничная с припухшими глазами. Неужели в слезах?Из глубины огромного коридора донесся мощный рык или рев. Так обычно вопит дворник дома, в котором живет Соня; после ужасного перепоя.– Рассолу мне! – требовал хриплый бас. – Да быстрей, убью, скотина!Дальше шла отборная брань – ясно, что так ругаться в доме мог позволить себе только хозяин. Соню поразило и насторожило первое знакомство с купеческой семьей.Заплаканная горничная приняла Сонину шубку и провела девушку почему-то на кухню. Ну а там гувернантку встретила старуха в засаленном халате, бойко шамкающая беззубым ртом.– Ты – учителька? – хихикнула она. – Ну а я нянька барчукова. Жди, сей миг наш Котик пожалует.Соня удивилась. Обычно родители первыми знакомятся с учительницей, но тут ни Копалкина, ни его жены – одна нянька. Видать, она тут всем заправляет.И точно – уже через секунду в кухню влетел слуга с воплем:– Иди скорей, Марковна! Хозяин не в себе! Только ты сладишь.Нянька крякнула и вылетела из кухни. Соня осталась ждать. Ей даже присесть не предложили. Так она и стояла, пока дверь кухни не приоткрылась, – тихонько, как мышь, пошел толстый, откормленный мальчик лет восьми.– Ты Костя? – спросила Соня и протянула мальчику руку, как взрослому. – Здравствуй!Отрок стрельнул в учительницу хитрым и неприятно сальным взглядом:– Не могу поздороваться, мамзель, рука занята!Соня с удивлением отметила, что мальчик одет в коротенькие штанишки на помочах. Неужели он все еще ходит в таких детских одежках? Вон какой рослый да упитанный, просто сочится довольствием и каким-то салом. И тут мальчик вдруг прогудел:– Пуговицы сзади. Помоги застегнуть штанишки, мамзель!Рука Сони непроизвольно потянулась к пуговицам, но юный наглец, вдруг взвизгнув, отпустил помочи. Штаны упали на пол. Сонины пальцы скользнули по абсолютно голой ягодице паршивца.Малец заверещал еще пуще – со странным восторгом и наслаждением. Видно, так понравилось ему прикосновение девушки.Соня в ужасе смотрела на голого идиота. Или он был не идиотом, а юным сластолюбцем? Ишь, как в истоме закатились его глаза, а все «хозяйство» зашевелилось, когда он запустил туда свои похотливые пальцы. Ясно, настоящей мужской силы в нем еще не было, но от этого все выглядело еще более омерзительно.Соня, конечно, видела голых мальчишек. Но только мраморных – скульптуры. Те были приятны и часто озорны. Один прижимал к себе лисенка, другой выковыривал занозу из ступни, третий, смеясь, натягивал лук. Но этот юный Котик был отвратителен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30