Зима всегда была для меня самым трудным временем. Поступление доходов прекращалось еще с осени, когда ученики переставали брать уроки верховой езды и оплачивать свое пребывание в нашем доме. Таким образом, большую часть года приходилось жить на то, что удалось сэкономить из заработанного раньше.
Я вновь подсчитала общие расходы на сено, зерно и еще раз пришла к малоутешительному выводу: нам не прожить до весны без того, чтобы не воспользоваться частью денег, которые я откладывала для Никки — для его поступления в университет в Оксфорде.
«Нужно искать еще какую-то возможность увеличить доходы!» — подумала я в сотый раз за последнее время.
Но где?
Конечно, у нас есть Мария. Я не переставала думать о ней после смерти Томми. К чему мне теперь такая чистокровная лошадь? Разумеется, она мне не нужна. Ее можно продать за приличные деньги и приобрести вполне сносную лошадь для занятий с учениками за четверть полученной суммы. Это я хорошо понимала.
Но еще лучше я понимала, что никогда не смогу этого сделать. Это была память о Томми — его свадебный подарок: изумительная чистокровная гнедая кобыла.
«Ну признайся, ведь в ней есть нечто напоминающее тебя? — с улыбкой спросил он, когда я впервые увидела это чудо. — Изящная голова!.. Шея… А длинные стройные ноги… Ну и конечно, смелое сердце… Верно? — Он легонько толкнул меня в бок. — Не говоря уж о взрывном характере. Из-за него Роджер сравнительно легко расстался с ней, потому что просто не знал, как ее обуздать…»
Я понимала, эта лошадь может дать великолепное потомство, и все эти годы надеялась, что у меня будет достаточно денег, чтобы найти для нее достойную пару, но, увы… денег не было, а прекрасная Мария не становилась моложе.
В задумчивости я приложила к губам перо, которым только что подводила неутешительные итоги. Внезапно меня поразила простая мысль: если деньги, что я могу получить по завещанию, отложить на образование Никки, то сэкономленную сейчас сумму можно использовать для насущных расходов, верно? Это же так ясно… И так было бы хорошо!
Но нет! Я беззвучно пошевелила губами, произнеся эти слова. От Джорджа я не приму ничего! Никогда!
Что же касается трудностей, я преодолею их! Справлюсь с ними!
До сих пор мне так или иначе это удавалось.
Граф Сэйвил, сидевший позади меня, негромко произнес:
— Я разговаривал с вашим сыном на кухне и понял: он ничего не знает о том, что вы решили поехать со мной в Кент, миссис Сандерс.
Я повернулась к нему вместе со стулом, на котором сидела:
— Да, я не говорила с Никки. Никак не могу изобрести наиболее подходящую ложь.
— Тогда, быть может, лучше всего сказать правду? — прозвучал слегка ироничный вопрос.
— Нет! — огрызнулась я. — Не хочу ничего рассказывать ему о лорде Девейне. Надеюсь, и вы этого не сделаете, милорд?
С книгой в руках он спокойно сидел в одном из кресел возле камина. Даже издали я без труда определила, что он просматривал изученное мной вдоль и поперек «Искусство верховой езды» некоей леди Грейстоун.
— Не беспокойтесь, мэм, — ответил он. — Я буду держать язык за зубами. Но должен сказать, что не вполне согласен с вашим решением, хотя и уважаю его. Ведь Никки — ваш сын.
— Благодарю вас за это утверждение, — не без иронии заметила я.
Он переменил тему, спросив:
— Та гнедая кобыла, которую я видел на конюшне, принадлежит вам?
— Да, — сказала я с гордостью. — Это Мария.
— Она очень хороша.
— Спасибо, что оценили.
Его длинные пальцы поглаживали красную кожу книжного переплета.
— Должно быть, она чрезвычайно резва?
— К сожалению, Мария никогда не участвовала в скачках, — ответила я. — У нас она появилась уже трехлеткой. Это свадебный подарок мужа.
После некоторого молчания Сэйвил спросил:
— У нее не было потомства?
— Нет, — ответила я коротко.
— Но почему? Из-за каких-то недостатков?
— Нет, — повторила я. — Единственный ее недостаток — непослушание. Но это из-за того, что в ней слишком много силы и резвости.
— Тогда отчего же было не покрыть ее? — спросил граф деловым тоном. — Жеребенок от такой матери стоит немалых денег.
Я ответила в том же духе:
— Племенной жеребец тоже стоит денег. У меня их не было.
Его брови слегка приподнялись. Снова наступило молчание. Я уже собралась повернуться к столу и закончить расчеты, когда он задумчиво сказал:
— Знаете ли, миссис Сандерс, мне кажется, у вас появился второй серьезный повод для поездки в Сэйвил-Касл.
Я в недоумении посмотрела на него. Он продолжал:
— Я покажу вам моего племенного жеребца, и вы решите, подходит ли он для вашей Марии.
— Вы разводите лошадей, милорд? — спросила я с некоторым удивлением.
— Не в этом доме, миссис Сандерс. Но тем не менее мое предложение остается в силе.
В камине с треском упала головешка, я вздрогнула, но это не помешало мне оценить предложение графа. Неожиданная мысль пришла мне в голову:
— Если я собираюсь взглянуть на вашего жеребца, то почему бы Никки не поехать со мной? Он никогда не поймет, отчего я не взяла его.
— А как занятия мальчика с викарием?
— О, мистер Ладгейт такой добрый.
Граф пожал плечами:
— У меня нет собственных детей, миссис Сандерс, но есть уйма племянников и племянниц, которые вряд ли привыкли к тому, что родители всюду берут их с собой. Хотя детям, возможно, этого бы хотелось. Ваши отношения с сыном заслуживают всяческого уважения.
Мне хотелось бы кое-что поведать Сэйвилу об этих отношениях, сказать, что Никки для меня больше чем просто сын. Что, когда умер Томми, вместе с ним умерло все, что связывало меня с нашим общим детством. Его мать, леди Сандерс, не любила меня и распространяла это чувство на Никки, а потому у мальчика не было никаких связей с семьей моего мужа. Мои же собственные родители рано ушли из жизни, единственным членом нашей семьи была тетушка Маргарет, у которой мы с сестрой жили после их смерти. Потом умерла и сестра. Тетушка же с немалыми странностями и долгие годы никуда не выходит за пределы своего дома и сада. Мое возвращение туда, где я жила, вообще невозможно.
Еще бы я сказала графу, что отсутствие всяких семейных связей не могло не заставить нас с Никки искать и находить спасение только друг в друге. Иными словами, нам уже трудно быть врозь…
Однако ничего этого я Сэйвилу не сказала.
— Ваше предложение, — произнесла я после значительной паузы, — весьма привлекает меня, и, если вы еще не раздумали, я им воспользуюсь.
Он поднялся и, подойдя к камину, помешал угли. Потом поставил на место кочергу и ответил:
— Мои конюшни расположены возле Эпсома, и в них далеко не один жеребец, который мог бы подойти для вашей лошади. Приезжайте весной, миссис Сандерс, и, полагаю, мы поладим.
Я, наверное, покраснела от этих слов.
— Только не думайте, — сказала я неоправданно резко, — что я рассчитываю на благотворительность с вашей стороны. Мне не нужна милостыня.
— Милая женщина. — Его голос прозвучал на удивление мягко. — Я только предлагаю более выгодные условия. Вы заплатите мне не сразу, а после того, как продадите приплод от Марии.
Моя душа возрадовалась. Я в самом деле не хотела быть объектом его благотворительности, но то, что он предложил, просто как манная небесная. Хотя…
Я возразила с некоторым опасением:
— Но ведь чтобы продать жеребенка за приличную цену, нужно подождать, пока ему исполнится по крайней мере год.
— Клянусь, я не стану вас торопить.
Все это, слава Богу, говорилось без тени иронии — спокойно, даже сердечно.
— Что ж… — У меня слегка перехватило дыхание. — Если все так, я буду счастлива принять ваше предложение, милорд.
— Хорошо. — Он широко улыбнулся. — Надеюсь, вы не забракуете моего жеребца, чем очень огорчите как его владельца, так и Никки.
Наверное, впервые за все время нашего знакомства я улыбнулась ему в ответ.
Что-то произошло между нами, словно пронеслось по воздуху, сердце у меня забилось так сильно, будто хотело выпрыгнуть из своей клетки. И в этот момент я увидела, как его улыбка погасла, глаза чуть сощурились, черты лица заострились.
«О нет! — панически застучало в моей голове. — Нет и нет!.. Ни за что!..»
Я вскочила со стула с единственной целью — поскорее уйти, скрыться от опасного огонька, появившегося в его глазах, от рискованного чувства в себе самой.
— Простите, милорд, — слегка запинаясь, произнесла я, — мне нужно найти сына.
Не думая о том, насколько невежливым или несуразным выглядело мое поведение, я почти выбежала из комнаты.
К середине дня огонь в камине потух, я завернулась в одеяло возле холодного очага, уставившись на остывшие угли.
Я вдовела уже шесть лет; за это время немалое количество мужчин проявляли желание, выражаясь их языком, согреть мою холодную, одинокую постель. Двое из них, если мне не изменяет память, желали этого так сильно, что готовы были поступиться своей свободой и предложить мне руку. Так что я неплохо разбиралась в их намерениях и выражениях лиц, могла безошибочно определить те чувства, которые отразились только что на лице графа Сэйвила.
Честно говоря, не это меня беспокоило, я вполне могла постоять за себя. Да и будет неискренне с моей стороны отрицать, что повышенное внимание мужчин приносило мне некоторое удовлетворение. Дело в другом. Меня испугало то, что я сама почувствовала в ответ. Ощущение совершенно новое, не изведанное раньше. Или давно забытое. «Не глупи, Гейл, — сказала я себе. — Что с того, если этот представитель рода мужского выглядит немного приятнее других… почти как греческий бог… Ты вовсе не должна выступать в роли ошеломленной его красотой гречанки».
Я сильнее стиснула руки под старым, но теплым шерстяным одеялом и продолжала рассуждать сама с собой, пытаясь с помощью иронии снизить накал своих чувств.
«Неужели только потому, что мужчина добросовестно покрасил стену в твоей комнате, ты позволишь ему нырнуть в твою постель?»
Я глубоко вздохнула, набрав в легкие холодного воздуха.
«Только от того, что его улыбка способна растопить снега на крайнем севере, ты готова упасть в его объятия, как истинная вдова, стосковавшаяся по любви… Но ведь это глупо, Гейл».
Никогда раньше я не чувствовала себя вдовой, жаждущей мужской ласки.
Закрыв глаза, я начала слегка раскачиваться в кресле. Быть может, все это лишь игра воображения и между нами ровно ничего не случилось? Быть может, он пребывает в полном недоумении — с чего это я вдруг сорвалась с места и выскочила, как безумная, из комнаты?..
Я продолжала раскачиваться, сидя возле потухшего очага. Нервы мои понемногу успокоились. Да и почему, собственно, они так разыгрались? Что произошло? Лишь то, что на меня внезапно свалилось два предложения: узнать о завещанных моему сыну деньгах и привести мою породистую кобылу в конюшни графа Сэйвила, находящиеся, кажется, где-то возле Эпсома. Разве все это так уж плохо? Но все-таки надо обдумать… надо обдумать…
— Мама!
Вздрогнув, я открыла глаза, ощутила легкую дрожь во всем теле, шея одеревенела.
— Мама, ты спала?
На меня уставились широко раскрытые голубые глаза, точно такие, как мои собственные.
— Кажется, да… Немного… — ответила я. — Который час?
— Начало пятого. Снег уже не идет, ты знаешь? — Никки подошел к окну, чтобы еще раз убедиться в этом. — А лорд Сэйвил уже выводил своих коней и недавно завел обратно. Он хочет узнать, вывести ему наших Илию и Ноя.
Я попыталась немного высвободиться из одеяла и поднялась со стула.
— Зачем он сам этим занимается? У него же есть конюх.
— А мистер Гроув оседлал Самсона и поехал в деревню узнать, не приходила ли брайтонская почта.
Черт возьми, ведь я сама хотела сделать это и вот уснула, как малый ребенок, и проспала больше часа! Никогда раньше я не засыпала среди дня. Как это меня угораздило?
— Конечно, дорогой, нашим лошадям не мешает размяться, — сказала я. — Но пусть граф не утруждает себя, я сама это сделаю.
— О, ему вовсе не трудно, мама! — заверил меня мой простодушный сын. — Он вовсе не строит из себя важную персону… А знаешь, у него целых два племянника, им столько лет, сколько мне. Чарльз и Теодор. Они сейчас в школе в Итоне.
— Дай им Бог! — отозвалась я, добавив про себя, что у моего Никки столько же шансов попасть в эту школу, как полететь на Луну.
Не знаю, уловил мой сын нотки печали в моем голосе, но слова его были такими:
— А я бы не хотел быть в школе так далеко от дома. Мне очень нравится учиться у мистера Ладгейта.
Я погладила его милую голову:
— Беги и передай лорду Сэйвилу, что я через минуту буду в конюшне.
Никки выскочил из комнаты, а я отправилась в гардеробную, чтобы нацепить старый плащ Томми.
Приближались сумерки, воздух был чист и спокоен — ни снега, ни ветра. В загоне возле конюшни выгуливались несколько лошадей. Когда я подошла к раскрытым воротам, то услышала доносящийся изнутри радостный голосок Никки. Ему вторил оживленный голос графа.
— Какие все-таки умные животные, — говорил Сэйвил. Я увидела, как он вышел из стойла с вилами, на которых было полно навоза.
— Вы уже здесь, миссис Сандерс, — оживленно сказал он.
На нем был немыслимо дорогой костюм для верховой езды, капюшон откинут, золотистые волосы тускло блестели.
Я решила не говорить графу о причине моего отсутствия — какое ему, в конце концов, дело до того, сморил меня сон в середине дня или нет. Если ему угодно красоваться в своем королевском одеянии среди соломы и навоза, не мне вмешиваться в это и тем более приносить извинения.
— Я вижу, Гроув еще не вернулся? — осведомилась я. — Уже начинает смеркаться.
Словно в ответ, мы услышали скрип снега под копытами лошади, и пожилой конюх появился в воротах.
Он сообщил нам, что почта проехала через деревню часа два назад, и возница рассказывал кузнецу, что, хотя местами снежные заносы довольно большие, их дилижанс все-таки сумел пробраться без особого труда.
— Что ж, тогда, — решил Сэйвил, — отправимся в путь утром, сразу после завтрака.
Его глаза встретились с моими поверх головы Никки, в них я увидела вопрос, требующий подтверждения. Не относительно времени отъезда, а относительно моего сына.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38