Когда участники скрылись из виду, Жиль снова плюхнулся в кресло и покачал головой.
— Де Блан ведет свою серую, стараясь идти впереди. Но я думаю, что результаты будут не очень. Даже Сэтчел может его обойти.
— Может. А может, и нет, — ответила Кэтрин.
— Ты хочешь, чтобы он выиграл.
Осуждение в голосе мужа отозвалось немедленным протестом в ее душе, а вместе с этим пришло ясное сознание того, что он прав.
— Я только хочу, чтобы выиграли достойные.
— А если это будет де Блан?
Она спокойно посмотрела на него.
— В этом случае я буду только рада, что он взял мой амулет, мое расположение к нему.
Когда Жиль побагровел, только тогда Кэтрин поняла, какой смысл она вложила случайно в свое последнее слово. Нет, она не будет от них отрекаться. Ее смутные отношения с Рованом сложились не по ее выбору.
Где-то вдали, в низине, раздался визг. Это, без сомнения, была убежавшая и попавшая под копыто собака. Кэтрин повернулась на звук, а в это время снова показались лошади. Все в пене, с горящими глазами, они приближались к финишу. Рован все еще был впереди, но Алан подтягивался к нему, яростно работая кнутом. Остальные же были далеко позади.
Все случилось на подходе к финалу. Рован наклонился к голове Саладина, губы его шевелились, словно он ему что-то говорил, потом как-то изогнулся и в следующую секунду рухнул на землю. Он сильно ударился, но затем вскочил, чтобы освободить трассу несущимся лошадям. Седло подпрыгнуло и упало прямо под ноги скакунам. Несущаяся следом лошадь споткнулась о седло, подбросила его и понеслась вперед. Следующая сильно ушибла ноги, запутавшись в седле. Наездники перескочили через головы лошадей и грохнулись на землю. Перри пытался свернуть, но не смог, его конь упал и ударил его, выпавшего из седла, копытом. Он попытался встать на ноги, но рухнул и остался лежать неподвижно. Алан, к счастью, избежавший этой свалки, обернулся, резко натянул вожжи и остановил лошадь. Выскочив из седла, он подбежал, чтобы схватить вожжи вставшего на дыбы жеребца Перри.
Рован был уже там. Он поймал бегавшего по полю Саладина и передал его подбежавшему Омару.
К этому времени люди с трибуны бросились на помощь. Поднялась суматоха, кричали все: женщины от ужаса, конюхи, работники плантаций, подростки. Упавших отнесли в безопасное место, а лошадей успокоили. Через несколько минут все было закончено.
Кэтрин одной из первых прибежала на помощь. Она поискала глазами кого-нибудь из слуг и послала одного в Св. Фрэнсисвилль за доктором, другого — к Като, чтобы снять две пары ставен с окон, которые будут использованы как носилки для раненых, а еще одного — в местную больницу за бинтами и деревянными палками для наложения шин, а также за ее аптечкой из дома.
Доктор прибыл уже после того, как стемнело. У пяти упавших наездников были две сломанных руки и ключица, вывихнутое плечо, ушиб колена, поцарапанная щека и легкое сотрясение мозга. Тем не менее доктору делать было нечего. Омар, расположившись в нижней гостиной, деликатно, но решительно взял из рук Кэтрин сумку с лекарствами и занялся ранеными, которых уложили здесь. Он хотел осмотреть Рована первым, но хозяин показал рукой в сторону остальных, позволив ему только вправить после помощи другим вывихнутое плечо.
Мистеру Грэфтону, маленькому, но энергичному, похожему на важного петушка человеку, очень не понравилось, что его привезли издалека только затем, чтобы посмотреть на обедающих пациентов. Тем не менее он их осмотрел, ошибок в оказании первой помощи не нашел и смягчился только тогда, когда Жиль увел его угостить выпивкой и обговорить гонорар. Ну, а после того, как доктор попробовал суп из черепахи, салат из аспарагуса и жареного каплуна в винном соусе, то был уже довольно игрив и общителен.
За обедом все обсуждали происшедшее. Фатальный исход, которого они чудом избежали, заставил всех серьезно задуматься. К счастью, оставшись в живых, они за все слишком дорого заплатили. Очень жаль было и лошадей: одну пришлось пристрелить, вторую перевязали и сделали припарки, а третья никогда не сможет участвовать в бегах, а сгодится только для обучения детей.
Прошел слух, правда, не подтвержденный, что подпруга Рована была подрезана. Все переглядывались, размышляя, кто мог так сильно хотеть победы, рискуя убить человека, претендовавшего на нее, и подвергая опасности всех остальных.
За десертом Алан откинулся на спинку стула и заканчивал последний стакан вина, обозревая присутствующих. Его взгляд скользил по Жилю, во главе стола, Кэтрин и, с правой стороны от нее, Ровану. Он смотрел на Перри, сидевшего с завязанной головой, и на остальных раненых, на Сэт-чела, поглядывавшего на заварной крем из жженого сахара, который поставили перед ним. Алан сидел, слегка улыбаясь, дождался, когда ушли слуги, и обратился к Мюзетте:
— Вы знаете, этот стол должен быть круглым.
Мюзетта, будучи всегда готовой к удовольствиям, ласково улыбнулась ему.
— Вы имеете в виду так, как у короля Артура?
Алан, спокойный, темноволосый, улыбнулся ей.
— Конечно, Аркадия — наш Камелот, Жиль — наш Артур, а Кэтрин — его Гунивера.
— Как здорово! — Мюзетта захлопала в ладоши. — А кем будет Перри?
— Конечно же, сэром Персивалем.
Перри, благодаря ране на голове наслаждавшийся нежным вниманием этой дамы, иронично посмотрел на Алана.
— А вы, я полагаю, будете Галахадом, постоянно спасающим светловолосых дам, не упоминая о Персивале?
— Я слишком прост для него, — сказал Алан. — Но, без сомнения, Рован — наш Ланселот. В нем не только течет французская кровь, но он и победил всех нас.
Кэтрин видела, как муж сделал резкое движение головой, как бы пытаясь прервать его. Нахмурившись, он смотрел то на Рована, то на Алана. Проследив за взглядом мужа, она заметила, что Рован очень внимательно смотрит на Алана. Жиль какое-то время наблюдал за ними, но она так и не поняла, что у него было на уме.
Льюис, сидевший далеко от начала стола, резко засмеялся.
— Скажите пожалуйста, а что же вы оставили мне? Должен сказать, мой дорогой Алан, я совершенно не хочу быть Модредом и плести интриги против моего дяди.
— Конечно, нет, — резко сказал Жиль с нотками осуждения в голосе. — Ваша идея смешна. Если следовать ей, то Кэтрин скоро предаст меня.
— Вот-вот, — пробормотал Льюис, — совершенно непродуманно.
— Действительно, — Жиль выпрямился на стуле. Он взглядом прошелся по гостям и остановился на Шарлотте. — Вместо всего этого давайте хорошенько подумаем, чем бы себя развлечь, пока гости не съехались на бал победы. Не порадуете ли вы нас еще своим прекрасным голосом, дитя?
Шарлотта очень растерялась, что ее выделили, бросила взгляд на Рована и залепетала: «Нет, нет, сэр, я бы не хотела, если вы не возражаете».
Хозяин наклонил голову.
— Как пожелаете, — цинично улыбнулся краешком рта. — Тогда, может быть, раз мы вернулись к рыцарским временам, леди могут развлечься, задавая вопросы о чести и романтике любви.
На этом он поставил точку. Кэтрин не возражала. У нее совсем не было желания сидеть тут и улыбаться, пока кто-нибудь не вспомнит об истории любви Гуниверы и Ланселота. Сейчас это было бы уже слишком. В то же время ей все это надоело. Тон ее мужа, когда он задавал и отвечал на вопросы, участвуя в игре, был оскорбительно равнодушен. Ей самой раньше и в голову не приходило, что они обсуждали очень важные вопросы. Развлекая себя, они на самом деле исследовали идеалы и отношения мужчин и женщин. Так что преуменьшать значение такого развлечения было нельзя.
Высказав свое мнение по довольно щекотливому вопросу, заданному Мюзеттой, спустя некоторое время все уютно расположились в гостиной и, казалось, были всем довольны.
— Каков долг мужа перед женой? — спросила ее золовка. — Церковь требует, чтобы мы любили, уважали, повиновались. А мы даны своим мужьям, которые принимают обладание за любовь, оставляют нам слишком мало места для чести, подавляют нас вместо того, чтобы лелеять. Так вот, когда обет теряет свое значение?
Кэтрин пригладила черные кружевные оборки на золотистом шелковом платье.
— Во «Дворце любви», написанном Элеонорой Аквитанской, говорилось, что любовь между мужем и женой невозможна. Женитьба была просто контрактом, по которому муж присваивал все, чем она владела, включая и ее. А женщина в этой ситуации не могла любить человека, у которого была в рабстве, да и он тоже. С тех пор мало что изменилось.
— Некоторые супружества основаны на деньгах, но не все, — сказал Рован, стоявший за спиной Кэтрин. Она повернула голову, посмотрела на него и согласилась.
— Нет, не все, но все еще многие. Какое же значение имеет обет, данный при женитьбе? С какой точки зрения на него смотреть, чтобы сделать жизнь хоть немного сносной?
Перри, расположившийся в кресле с крылообразной спинкой, обитом парчой голубого цвета, прокашлявшись, сказал:
— Кажется, это начинается с отсутствием любви.
— Почему вы так говорите? — удивленно посмотрела на него Мюзетта.
Перри нахмурился, пытаясь собраться с мыслями.
— Если нет любви, тогда все остальное — честь, обязательства, ласка — все невозможно. Это мое мнение.
— Ого! Посмотрите-ка! — вступил Сэтчел. — Если следовать таким суждениям, в Св. Фрэнсисвилле не наберете и дюжины достойных супружеских пар.
— Печально, но справедливо, — сказала Мюзетта. Льюис фыркнул.
— Прекрасное оправдание для амурных страстей.
Мюзетта повернулась к нему.
— Льюис, пожалуйста, не кажись грубее, чем ты есть на самом деле.
— Конечно, некоторые не нуждаются в оправдании, — продолжал почти без паузы Льюис, — а некоторым их навязывают силой.
Слова были адресованы Мюзетте, но смотрел он во все глаза на Кэтрин. Доказательства в пользу женитьбы, выстроенные з ее голове, исчезли. Она не смогла удержаться от взгляда в сторону Рована.
— Если отбросить цинизм в сторону, — сказал Рован в раздумье, — хороший брак должен быть основан на содружестве, доверии и уважении. А если союз основан на любви, то в этом есть заслуга обоих. И мужа, и жены.
— Подумать только, — сухо произнесла Мюзетта. — Вы будете исключительным мужем, если когда-либо решитесь жениться.
Рован пристально посмотрел на нее.
— Я женюсь только тогда, когда найду женщину с сердцем, достаточно сильным, чтобы сопротивляться той любви, которую я дам ей.
— Ну-ну, — Мюзетта широко раскрыла глаза и сардонически улыбнулась. Она посмотрела на Кэтрин, приглашая ее разделить удивление. Кэтрин встретила взгляд Мюзетты, но ее лицо ничего не выражало. Это было лучшее, что она могла сделать, дабы скрыть внезапную сердечную боль.
Бал прошел без своего обычного блеска.
Наверное, из-за дневного происшествия свечи, казалось, не горели ярко, натертые воском полы быстро потускнели, музыканты играли не так живо, а цветы завяли рано вечером. Но гостей собралось также много, все смеялись, разговаривали и вскоре подняли такой шум, что могли заглушить рев океана.
Кэтрин танцевала, пока не устали ноги, смеялась, пока не почувствовала, что вот-вот разболится голова. Она уже не могла ждать окончания вечера, но в то же время боялась этого.
Когда она танцевала с Аланом, то видела Рована, вальсировавшего с Шарлоттой. Девушка выглядела ошеломленной и была в полуобморочном состоянии. Не смея поднять глаз на Рована, она смотрела ему в галстук. Его улыбка, когда он пытался увидеть лицо Шарлотты, вызывала в Кэтрин странное чувство. А сама она танцевала с Рованом, будто кружилась в вихре. Танец был быстрым, но простым, если знать фигуры и движения. Сэтчел с Жоржеттой подняли такую возню, что Рован решил присоединиться к ним и кружил ее до тех пор, пока она, боясь упасть, не уцепилась за него, а потом они ныряли в арку из поднятых рук и выходили из нее, тесно прижавшись друг к другу. Она подумала, что он делал это нарочно, чтобы смутить ее, хотя и была не слишком уверена в этом. Потом она стояла одна и пыталась отдышаться, а Рован ушел в поисках фужера шампанского для нее. Начался следующий вальс. В соответствии со списком в карточке, она отдала танец Перри, но его что-то не было видно. Кэтрин глазами поискала своего партнера и тут заметила Жиля. Он вел даму на середину зала, единственную приглашенную им на танец в этот вечер. Этой дамой была Мюзетта. Видимо, подагра его отпустила, поскольку вальсировал он довольно плавно. Вначале он улыбался ей с какой-то недовольной гримасой, а потом даже с одобрением. Мюзетта так посмотрела на него своими кошачьими глазами, что он сразу стал очень печальным. Как раз в этот момент в нем можно было увидеть тот беззаботный шарм, ту законченную отточенность, какую можно было увидеть у истинного джентльмена Лондонского высшего света.
Вечер, наконец, подходил к концу. Музыканты исполнили последнюю песню, собрали инструменты и удалились. Гости, не остававшиеся в доме, надели плащи и шляпы, взяли трости, попрощались и группами направились к выходу. Один за другим отправлялись экипажи. Было слышно, как колеса грохочут по дороге, покрытой ракушечником. Наконец Като закрыл дверь за последним из них.
Закончился бал. Закончились турниры.
Рован вышел через французские двери в тыльной части дома, которые вели в лоджию, сложенную из каменных плит, с готическими арками. Лоджия, в свою очередь, вела на террасу, широкими ступеньками спускавшуюся к траве, откуда по пологому склону было недалеко до озера.
Ему нужна была передышка. С тех пор, как приехал в Луизиану, он бросил курить. Его мать считала это не только вредным для здоровья, но и непристойным занятием. Без сомнения, она права, но курение было хорошим оправданием, чтобы покинуть ограниченное пространство или неподходящую компанию.
Мысли его вернулись к «Дворцу любви». Он был далеко не того возраста, чтобы играть в подобные игры в гостиной, да и не было желания для бесполезных разговоров. Но сегодня ему даже нравилось обмениваться мнениями с Кэтрин, видимо, из-за симпатии, которую он к ней испытывал.
Он не думал, что она оценит его вмешательство.
Его взгляды были слишком широки для большинства, он убедился в этом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34