Секунду спустя она оставила эту попытку: все, что необходимо сказать, нужно было говорить сразу.
Жиль с трудом поднялся и зашагал к двери. Взявшись за ручку, он помедлил, затем обернулся:
— Доброй ночи, моя дорогая.
Кэтрин не ответила. Через секунду дверь за ним закрылась.
Теперь она была лицом к лицу с человеком у окна. В тишине, что легла между ними, можно было услышать тиканье часов на камине и шипенье свечей в медных канделябрах. Она видела их, отражавшихся в стекле, как две неподвижные безжизненные статуи. Болело сердце, горло сдавило так, что она не могла, а так хотела кричать, закрыть лицо руками, убежать и спрятаться, чтобы избежать последующих унизительных минут. Но это было невозможно.
Она так глубоко вздохнула, что корсет протестующе затрещал. Наконец она сказала:
— Я склонна думать, что могу надеяться на ваш отказ из-за соображений чести.
— Вы ошибаетесь, — резко прозвучали слова.
— Почему? — закричала она. Слова рвались из нее. — Бог мой, почему?
Он отпустил штору и повернулся к ней лицом.
— Есть несколько причин, одна из которых — вопрос чести.
— О! Пожалуйста! — Выражение ее лица стало презрительным.
— Одной из главных причин является мое впечатление, что вы сами вовсе не противитесь этому, что я — выбранный вами человек.
Все это прозвучало бесцветно и невыразительно. Она сделала резкий вздох.
— Если вам так сказал Жиль, то он ошибся. Запомните, что я вам сказала сама…
— Хорошо, запомню, — ответил Рован, наклоняя голову. — Хотя я не знал, о чем вы говорили с мужем раньше, но думал, что у вас появилась небольшая возможность изменить свое мнение.
— Нет! — коротко ответила она.
— Так, понял. — Он помедлил, запустил руки в волосы. — Я думаю, мы говорили о моих причинах. Одной из них также является любопытство, Я не мог отказаться от шанса узнать, делалось ли моему брату подобное предложение и принял ли он его?
— Нет-нет, опять нет. На оба вопроса — «нет», — сказала она, так сильно сжав пальцы в кулаки, что кольца впились в кожу. — А теперь вы можете быть свободны, так как я ответила на все ваши вопросы.
— Неужели? А как насчет моего обета раскрыть причину смерти брата? Могу ли я позволить себе отказаться от возможности, позволяющей мне остаться здесь еще на несколько недель. Недель, которые, возможно, помогут открыть правду.
Она холодно улыбнулась.
— А разве это место, где может быть задета ваша честь? А как же вы примиритесь с вашими принципами и совершите низкий поступок, чтобы выполнить свой обет?
— Он не совсем уж низменный, если из него будет извлечена выгода. — Слова прозвучали твердо, хотя смотрел он уже не на нее, а на рисунок ковра у ног.
— Ваш расчет не знает границ. Выгода, позволю напомнить вам, не моя, а мужа.
— Выгода и расчет ваши, — мягко сказал он. — Своим отказом я подвергну вас опасности и боли.
Он выдержал ее взгляд своими темно-изумрудными глазами в отблеске свечей. Она могла поклясться, что в них не было ни тени вины. Срывающимся голосом она потребовала ответа:
— Что вы такое говорите?
— Вашим мужем до моего сознания было доведено, что, если я откажу в его просьбе, он не будет больше устраивать никаких состязаний, чтобы найти мне преемника. Он прямо обратится к человеку, которого выбрал первым, — к его родственнику.
— Льюису?
— Так точно. Ваш муж уверен, что вы его терпеть не можете. Льюиса проинструктируют, правда, с большим сожалением, что придется применить силу.
Краска сошла с лица Кэтрин. Она чуть покачнулась и в то же самое время вспомнила предупреждение Жиля о непокорной кобыле. Через некоторое время она снова смогла смотреть на Рована.
— А вы, — прошептала она, — было ли вам дозволено применять это средство?
Рован смотрел на нее спокойно, но губы скривились в презрении.
— Что мне было дозволено и что я сделаю — вещи совершенно различные.
— Вы сделаете… — повторила она. Глаза на ее лице выглядели огромными.
— Я никогда в жизни не насиловал женщин и не собираюсь начинать, — скрипучим, словно железо о железо, голосом ответил Рован.
Кэтрин едва слышала его. Как Жиль мог так поступить с ней? Как он мог, уверяя, что любит ее? Даже сейчас она не могла в это поверить. Ее муж был сумасшедшим — другого объяснения этому кошмару нет. Его болезнь повлияла на мозг. Ах, какая разница, коль она вынуждена жить под его диктатом? Он хочет наследника, хочет получить его любыми путями, это совершенно ясно. Она избегала обсуждения его идеи многие месяцы, даже годы. Но больше не смогла.
— Нет, — сказала она, приложив руки к пылающим щекам. — Я не могу. Все не так, нет. Я едва знаю вас, вы — меня. Это оскорбляет истинные чувства. А самое главное — обет, который я дала как жена, запрещает это.
— Вы также обещали повиноваться приказам мужа.
Она так сильно тряхнула головой, что встрепенулись густые кудри.
— У него нет на это права.
— Права никакого значения больше не имеют.
Она презрительно посмотрела на него.
— Неужели вас не тревожит мысль, что Жиль смотрит на вас, как на племенного жеребца, выбранного для конюшни?
Тень, может быть, даже презрения к себе, пробежала по его лицу.
— Да, я это понял, когда мне было сказано, что выбор пал на меня из-за моей предполагаемой доблести. Это и сейчас меня беспокоит. Но тем не менее я пришел сюда, имея на это свои причины, и едва ли смею жаловаться, если у кого-то на то есть свои.
— Вы могли отказаться, даже сейчас.
В холодных глазах Кэтрин была мольба.
— Также могли и вы. Вы могли бы оставить своего мужа и вернуться в свою семью?
— Неужели вы допускаете, что я не думала об этом? — закричала она. — У меня нет семьи. Мой отец умер вскоре после моего замужества. Мать умерла, когда мне было всего несколько лет. У меня никого нет, некуда уйти, не на что жить.
— А что вы будете делать, если я удалюсь? Подчинитесь Льюису?
— Никогда! — с отвращением отрезала она.
— Есть ли тогда у вас выбор, кроме как следовать предложению вашего мужа?
Их глаза встретились.
— Нет, я никогда не позволю… я не разрешу… я не могу…
— Можете вы назвать вещи своими именами? — спросил он с мрачной иронией. — Ладно, я понимаю. Вы никогда по своей воле не ляжете со мной в постель, не будете любить меня, никогда не будете носить моего ребенка.
В его голосе почувствовалось такое, что передалось ей глубокой скорбью, а в глубине сознания возникли образы, вызвавшие вдруг головокружение и слабость. Она с трудом отогнала их, так как в голову пришла мысль — она нашла выход.
— Вы согласны с тем, что это невозможно?
Прошло достаточно времени, прежде чем он довольно спокойно ответил:
— Нет, мадам Каслрай, я не могу. Это ваши обеты против моих, ваше благополучие против моей выгоды, ваши сомнения и страхи против моего данного слова. Я договорился с вашим мужем, и я использую все средства, имеющиеся в моем распоряжении, чтобы выполнить это. — Он добавил: — Кроме силы, конечно.
От сознания, что зародившаяся хрупкая надежда исчезла, в ней закипели горечь и гнев.
— Вы так легко даете слово и так прекрасно вплетаете туда свою честь, чтобы достичь своей цели. Вы меня простите, если я поинтересуюсь, насколько важен для вас тот пункт договора, где упоминается применение силы? Я также хотела спросить вас, как можно вам доверять, когда ваше слово чести так изменчиво?
На его лице заиграли мускулы, он глубоко вздохнул, но слова прозвучали твердо и без тени раскаяния.
— Мы это скоро узнаем, не так ли? Ваш муж желал бы не откладывать, поэтому лучше начать сейчас.
— Сейчас… — срывающимся голосом повторила она.
— Сейчас, ночью, на мое усмотрение — он предоставил мне право решать.
— Нет, — прошептала она.
— Да. Он также разрешил мне посещать вашу спальню через смежную с его комнатой дверь. Но это уже, я думаю, отдельный вопрос.
— Этого не будет. — Она поняла скрытый намек в его голосе, он имел в виду дикость и жестокость Жиля и, возможно, свою. Кэтрин представила их огромный дом с невероятным количеством комнат: холлы, гостиные, биллиардная, для игры в карты, танцевальный зал и величественная центральная лестница, ведущая в пятнадцать спален со смежными с ними туалетными комнатами. Поэтому шанс увидеть входящих и выходящих был невелик.
Рован усмехнулся.
— Я уверяю вас — все организовано. Единственная ваша роль — быть сговорчивой. О! И плодовитой.
Кэтрин почувствовала себя так, словно ее избили. Она до сих пор не могла понять, что они с Жилем так открыто все обсуждали в деталях. Гнев помог ей собрать последние силы. Кэтрин подняла голову и с отвращением сказала: «Нет. Никогда».
— Да, — мягко ответил он и направился к ней. — Сейчас. Вы готовы?
Глава 6
Кэтрин стояла неподвижно, пока Рован не приблизился к ней. Тогда только ее нервы сдали. Она быстро попятилась назад.
— Не дотрагивайтесь до меня!
— Почему вы возражаете? — спросил он, делая к ней еще один шаг. — Вы боитесь любви, как думает Жиль? Или меня?
— Какая разница? Оставьте меня в покое.
Она подошла к письменному столу Жиля.
— Назовите это как угодно — капризом, тщеславием, но мне хотелось бы знать…
Он со сдержанной грацией подошел к ней, и вдруг она оказалась прижатой к столу, а ее руки, как в наручниках, оказались в его руках. Его хватка была ни болезненной, ни слишком крепкой, но вырваться было невозможно. Она пыталась бороться, но это только приблизило ее к нему. Он заложил ей руки за спину, и вскоре только шелк и хлопок разделяли их.
— Именно так вы начинаете выполнять соглашение? — обессиленная, спросила она. Ее состояние уже не имело ничего общего с яростью.
— Да, — ответил он, прерывисто дыша, — я думаю так. — Он наклонился к ней, сквозь полуприкрытые ресницы рассматривая тонкие черты ее лица. Она стояла, словно загипнотизированная, с желанием протестовать, но в то же время врасплох захваченная его мужественностью и, как ни странно, собственным любопытством. Глаза его закрылись, и она почувствовала горячее прикосновение губ.
Его поцелуй был ласковым и нежным, деликатным, но умелым и настойчивым, а губы гладкими, с едва заметной щетиной вокруг. Движения губ были само предупреждение, просьба к разрешению для дальнейшего. Против желания, ее губы раскрылись. Он тут же этим воспользовался: язык начал исследовать нежные уголки ее рта, как бы пробуя на вкус его влажную сладость, прощупывая головокружительную глубину в надежде на ответные действия с ее стороны. Губы, слившись, пробовали друг друга. Это было ошеломляющее, но бесконечно знакомое ощущение, которое она испытывала после пробуждения от сладкого сна. Вместе с ним медленно поднялось сладкое томление, которое могло превратиться в боль, если не будет завершения. Кэтрин хотела этого, хотела насладиться атакой нахлынувших на нее чувств, которые она, полуразбуженная, ощущала в самых сокровенных уголках своего тела и сознания. Она подняла руки к его плечам, поглаживая их, притрагиваясь к его стройной шее, прижимая его к себе ближе. Его кожа была теплой, словно она еще хранила прикосновение позолотившего ее солнца. Вдруг она поняла, что свободна. Он больше не держал ее, как в тюрьме, в своих объятиях, его руки лежали у нее на талии за спиной. С досадой и злостью она оторвала от него руки и со всей силой оттолкнула его от себя. Он, отступая назад, быстро отпустил ее, и она зацепилась за стол. Наблюдая, как поднимается и опускается ее грудь, как пылает ее лицо, он мрачно произнес:
— Это как раз не то, чего вы боитесь.
— Нет, — сказала она, поднимая голову. — Только я ненавижу, когда со мной обращаются, как с кобылой, не считаясь ни с моей волей, ни с желаниями. Я сочувствую желаниям моего мужа, но не могу так просто допустить к себе человека, которого он выбрал, потворствуя им.
Казалось, он впитывал каждое произнесенное ею слово.
— И что вы намерены делать?
Отвернувшись от него и глядя на их отражения в окне, она сказала:
— Я подумала. В общем, если вы согласны, у меня есть предложение.
— Я слушаю вас, — он ответил спокойно, без гнева. Это придало ей храбрости, и она продолжала:
— Если вы… то есть мы только притворимся… — Она стала подыскивать слова, но он пришел ей на помощь.
— Вы хотите одурачить своего мужа, заставить его думать, что мы любовники, не будучи ими на самом деле.
— Да. — Он понял, и это принесло ей облегчение.
— И как это все будет обставлено?
— Вы придете в мою комнату через спальню Жиля. После… некоторого времени вы сможете уйти.
— Ваш муж предложил, что будет лучше, если я останусь до утра. Это будет естественнее, как будто я наношу ранний визит хозяину в его комнатах.
Кэтрин лихорадочно соображала:
— Хорошо, служанка будет спать со мной, а вы можете лечь в ее кровать в туалетной комнате, а ваш слуга принесет вам ночную рубашку и халат.
— Чтобы мне было удобнее, — сказал он с оттенком иронии.
— Сожалею, но в этом случае вы будете иметь возможность оставаться здесь столько, сколько захотите.
— Хорошо. Я только хотел бы спросить вас, чего вы надеетесь добиться своей уловкой. Если не появятся результаты, я имею в виду ребенка, разве не захочет ваш муж обратиться к своему племяннику, чтобы выполнить все, что задумал?
— Возможно, и нет. А если бы у вас были дети от других женщин, он бы мог обвинять меня в бесплодии.
— Насколько я знаю, я не оставил побочных детей.
— О, — сказала она и увидела вдруг в его глазах недовольство ее разочарованием. — Затем, я полагаю, мне нужно будет придумать что-нибудь, когда подойдет время. А сейчас, когда все завершилось, мне о чем беспокоиться.
— Кое-что вы не приняли во внимание. Что будет, если Жиль решит войти в вашу спальню?
— Зачем ему это делать? — нахмурившись, спросила она.
— Чтобы проверить, блаженствуете ли вы в моих объятиях. Будь я на его месте, это бы меня убедило.
— Да ну? Я не думаю. Боясь, что вам это не понравится, он не ворвется.
Он кивнул, но убежденным не выглядел.
— Будете ли вы ждать меня сегодня?
Она колебалась всего лишь мгновение.
— Если только на этом настаивал Жиль…
Он долго смотрел на нее. Кэтрин с бьющимся сердцем ждала его решения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34